Предумышленное убийство - Брайан Гарфилд

— Допустим. Скажите, во время ваших визитов не попадался ли вам на глаза «кадиллак» розового цвета?

Фред Броли поперхнулся, однако, желая скрыть охватившее его замешательство, откашлялся, а затем недовольно спросил:

— Розовый «кадиллак», он что, имеет какое-то отношение к пропаже моих денег?

— А сами вы на какой марке разъезжаете? — ответил я вопросом на вопрос.

— У меня «ягуар». Спортивная модель... А что?

— Вы, как я посмотрю, прирожденный спортсмен. А розовый «кадиллак» кому принадлежит?

— Господи, откуда мне знать?

— А вы подумайте хорошенько! Вдруг вспомните... — Я достал из кармана «беретту», подбросил на ладони и добавил: — Вы, доктор Броли, выдали реакцию на розовый «кадиллак», поэтому не пытайтесь убедить меня, будто не знаете. Ей-богу, только этого и не хватает, чтобы вы покончили жизнь самоубийством, застрелившись из собственной «беретты».

Облизнув губы, Фред Броли произнес вполголоса:

— Я знаю джентльмена, у которого есть розовый «кадиллак», но уверяю вас, он не вор...

— Ручаетесь, что ли?

— Ручаюсь...

— Интересно! А вдруг именно он украл ваши деньги?

— Этого не может быть!

— Почему же?

— Потому что он богатый человек.

— Доктор, не смешите меня! Могу биться об заклад, что в мире просто не существует такого богача, который отказался бы от трех миллионов баксов.

— От трех миллионов? — Фред Броли сделал квадратные глаза.

— Именно! Итак, кто этот человек?

— Мистер Крейн, вы ошибаетесь! Владелец розового «кадиллака» мой хороший знакомый, он весьма известное и влиятельное лицо, да и по складу характера стопроцентный флегматик.

— Его имя и фамилия?

— Джон-Бен Барагрей...

— Вот так так!.. — протянул я. — Оказывается, у вас важные знакомые...

Джон-Бен Барагрей представлял собой, как принято нынче говорить, национальное достояние. Я не был с ним знаком и никогда не сталкивался, хотя слышать о нем доводилось.

Родом из Техаса, он нажил свое состояние на востоке штата, когда там были открыты крупнейшие месторождения нефти. Позже Барагрей перебрался на запад и занялся разведением мясных коров. И если Техас, крупнейший сельскохозяйственный штат, держит первое место по производству говядины, то здесь немаловажная заслуга принадлежит Джон-Бену Барагрею. Мне было известно, что его ранчо находится в ста километрах от нашего города, а капитал исчисляется кругленькой суммой — миллионов сто, а возможно, и больше.

В довершение ко всему он был управляющим одного весьма солидного банка. Короче говоря, оценив навскидку его капиталы, я пришел к выводу, что если между ним и семьей дона Мадонны поддерживаются тесные контакты, то в этом нет ничего противоестественного. И тот и другой поддерживают систему, при которой политические партии контролируются партийными боссами. И тот и другой служат яркой иллюстрацией приверженности феодальному образу жизни, при котором наблюдается зависимость «вассалов» от «сюзеренов».

Спустя полтора часа я подъезжал к владениям Барагрея, простиравшимся и вширь, и вглубь на десятки километров.

Ранчо, естественно, напоминало поселок городского типа. Я катил по шоссе, которое являлось собственностью Джон-Бена Барагрея, а по сторонам мелькали значительные приметы цивилизации. Оставив позади аэродром с аэропортом, штук пять бензоколонок, я целых двадцать минут плутал среди двухэтажных семейных коттеджей работников с многочисленных ферм Барагрея, пока наконец не оказался перед воротами поместья современного феодала.

Справа, прямо под открытым небом, располагался его автопарк. Я окинул машины внимательным взглядом. Среди множества пикапов, джипов, грузовиков, электрокаров, внедорожников повышенной мощности, пары «роллс-ройсов», одного «бентли», пары «кадиллаков» не было ни одной машины розового цвета. Роскошный трехэтажный особняк с балконами, верандами, парадным входом с портиком и колоннами, конечно поразил мое воображение, но не настолько, чтобы я окончательно стушевался.

На мой стук молоточком в массивную дверь вышел дворецкий в ливрее. Положа руку на сердце, заявляю: дворецкого в ливрее я увидел впервые. Он смотрел на меня, я — на него. Я, однако, быстро сообразил, что мне следует сообщить ему, кто я такой, а также причину визита. Сказав, что у меня к его хозяину важное дело, я добавил, что адрес мне сообщил доктор Броли. Дворецкий попросил подождать в гостиной, а сам, сверкая золотыми и серебряными галунами, с поклоном удалился.

Я с любопытством огляделся. На стенах висели три подлинника Ренуара, кое-какие работы ранних импрессионистов. Словом, обстановка и декор внушали почтение. Я сразу составил впечатление о мистере Барагрее как о человеке весьма глубоком и основательном.

Массивная мебель была обтянута малиновым сафьяном, вдоль стены слева стояли книжные шкафы красного дерева. Я решил поинтересоваться, какого сорта литература занимает хозяина этого дома долгими вечерами, когда на дворе, к примеру, непогода. И поразился. Философия, искусствоведение, военная история, мемуары, Фолкнер, Лев Толстой, Махатма Ганди... Вот и думай после этого, с кем имеешь дело!

— Мистер Крейн... — услышал я мягкий баритон у себя за спиной. — Саймон Крейн... Скажите, мистер Крейн, мы с вами знакомы или нет?

Я обернулся.

В дверях стоял благообразный пожилой господин. Глаза его светились улыбкой.

— Я Джон-Бен Барагрей. Вы, мистер Крейн, упомянули имя моего хорошего знакомого доктора Фреда Броли. Вы у него лечитесь? Впрочем, чем могу быть полезен?

— Мистер Барагрей, рад познакомиться с вами. — Я склонил голову в почтительном поклоне. — Извините, что без звонка. Мы незнакомы, но кое-какие непредвиденные обстоятельства вынудили меня обратиться к вам за помощью, а возможно, и за советом.

— Прошу вас, садитесь! Воображаю, каково вам было под палящим солнцем. Сегодня такая жарища! Не желаете ли чего-нибудь выпить?

— Если только пива... — улыбнулся я.

— Пиво самое оно в такое пекло!

Он подошел к холодильнику в простенке между окнами, выходящими в сад, достал две бутылки пива, открыл и сразу отхлебнул из своей.

Этим жестом он дал мне понять, что всякой там фанаберии у него в доме не место. Я моментально расположился к нему.

— Итак, слушаю вас внимательно, — сказал он после того, как мы ополовинили бутылки.

— Мистер Барагрей, полагаю, убийство Сальваторе Айелло для вас не новость. Конечно, вы об этом наслышаны.

— Да, я в курсе и, не скрою, весьма удивлен. А вы что, помогаете следствию?

— Нет. Тут дело в ином. Я не полицейский, не сыщик, а просто частное лицо, поставленное кое-какими жизненными обстоятельствами в жесткие рамки. Мне необходимо во что бы то ни стало найти убийцу! Единственная зацепка, которая, возможно, поможет это сделать, — «кадиллак» розового цвета. Доктор Фред Броли сказал, будто вы владелец именно такого розового «кадиллака». Прошу прощения, но думаю, вы согласитесь со мной, что розовая машина... в общем, это весьма редкая расцветка.

— Так, понятно! Есть еще вопросы?

— Скажите, вы знакомы с Винсентом Мадонной?

— Знаком. Он, понимаете ли, хочет в нашем штате поставить на широкую ногу игорный бизнес, а я — против. Несколько раз я встречался с ним, намеревался утрясти проблему путем переговоров, но он придерживается других способов ее решения. Стало быть, теперь мне осталось удовлетворить ваше любопытство относительно розового «кадиллака», да?

— Да.

— Я продал его месяц назад.

— Кому, если не секрет?

— Отогнал в агентство по продаже «кадиллаков», доплатил и купил новый «кадиллак» черного цвета... Вот и все!

Я молчал, что тут скажешь.

— Мистер Крейн, может быть, я смогу чем-то помочь? — спросил любезный хозяин.

— Спасибо, мистер Барагрей! Прошу прощения за вторжение.

— Ради бога, не извиняйтесь! К тому же у меня к вам просьба. Мистер Крейн, не составите ли мне компанию? Приглашаю вас отобедать. Я живу один. Жена умерла два года назад. Единственный сын, полковник ВВС, погиб во Вьетнаме. Подбили его самолет... Так что я совсем один. Оставайтесь, а? Чувствую, нам есть о чем побеседовать.

— Обещаю отобедать у вас на следующей неделе, если буду жив, — улыбнулся я.

— Вы-то будете, а буду ли я — не знаю, но все равно ловлю вас на слове! — засмеялся славный старикан.

Мы расстались друзьями.

Солнце жарило вовсю. Казалось, дорога, по которой я мчался, вот-вот начнет плавиться. Было начало второго. Следовало поужинать. Я понимал, что в агентстве по продаже «кадиллаков» почти нереально застать в такую жару кого-либо после обеда.

Дорога постепенно ввинчивалась в горы, и лететь сломя голову становилось опасно. Впереди шла машина. Ну вот! Что толку гнать? Если тот, кто впереди, станет тащиться, придется плестись за ним минут двадцать! А то и все тридцать, до тех пор пока не спустимся вниз. Кому охота идти на обгон, если слева с минуты на минуту появится знаменитый обрыв под названием Дьявольский склон. Навернешься — костей не соберешь! Как-никак, длина склона по прямой — верный километр, если не все полтора.