Любовь, Конец Света и глупости всякие - Людмила Сидорофф

«I never cared much for moonlit skies

I never wink back at fireflies…[28]»

Левую руку Вася протянул прекрасной Евпраксии Никитичне, и она вложила в его ладонь свои чуткие пальцы. Правой рукой он притянул ее к себе за талию — и через секунду оба радостно завертелись в безумном джазовороте:

— Линди хоп!

***

«But now that the stars are in you eyes

I'm beginning to see the light[29]», —

напевал под ту же музыку Вильям на расстоянии трех тысяч километров от лесной поляны. Ноги сами двигались в такт, в миллионный раз исполняя считалочку, известную каждому линди-хоповцу: «Triple step — triple step — rock step, triple step — triple step — rock step…[30]»

Руки у Вильяма были свободны: ничья талия не прижималась доверчиво к его надменному торсу. Танцевать на площадке Спиталфилдс-маркета в свете отражений рождественских огней с учителем было мечтой любой участницы показательного выступления, но ни одной из них в этот вечер Вильям не протянул руки, приглашая на линди хоп. Единственную из всех учениц ему хотелось элегантно обнять, прижать к себе чуточку крепче — будто бы так положено — и закружить в фантастическом джазовом вихре. Сделать это он бы мог беспрепятственно: ни один кавалер на ту девушку не забил очередь — она скромно стояла, подпирая стену и разглядывая в небе отражения праздничных иллюминаций. Подойти к ней Вильям не решался — он смущался, как идиот, как робкий ученик частной школы для мальчиков, в первый раз приглашенный на дискотеку в школу для девочек.

В свои далеко не юные годы Вильям впервые не в силах был понять самого себя — любую женщину он даже после удачной попытки «познакомиться поближе» уже игнорировал бы, тем более если б она увенчалась не более чем поцелуем, не говоря уже о пощечине! А он не переставая думал о Ней вторые сутки, всю ночь заснуть не мог. Сколько трогательности в Ее длинных ногах, сколько страсти во взгляде! Как восхитительно Она кривит губы, как мило ворочает шеей... Как странно, что всего этого не замечает ни один из парней, танцующих в центре площадки с другими девицами, — дурачье! Как невесомо легла бы Ее кисть на плечо любого партнера — даже представив такое, хочется ахнуть... Вильям дышал шумно и глубоко, и каждый выдох, проходящий через открытый рот, сливался с звучанием лишь одного имени: «Нелида...»

Давненько на учителя танцев не накатывала романтика: из должного возраста вышел, пожалуй, лет сорок назад. Но сейчас, чувствуя себя безнадежно влюбленным Ромео, он поднял к небу глаза, словно надеялся увидеть там благосклонное отражение милой Джульетты. Низкие облака застилали ночное небо над Сити, рождественские огни отсвечивали в них, как молчаливые актеры в театре разноцветных теней.

Над лысой головой Вильяма, со стены, украшенной красно-зеленой гирляндой, свисала ветка омелы, навязчиво взывающая к парочкам — оказаться под собой «неожиданно»[31]. Джаз-банд неподалеку исполнял известный блюз, красивая темнокожая солистка пела низким бархатным голосом:

«I never went in for afterglow

Or candlelight on the mistletoe…[32]»

Вильям сделал глубокий вдох, задержал дыхание, сосчитал от десяти до одного, отсчитывая последние три цифры на едином выдохе: «Three — two — one — GO![33]» — и решительным шагом направился к одинокой фигуре у противоположной стены.

Полет

Варвара заложила крутой вираж и приземлилась рядом с Танькой, едва подавив порыв обхватить ее за хрупкие плечи. «Эх, жаль, что я не ребенок… — подумала она, пряча за спину руки. — Была бы ребенком, обняла бы ее крепко-крепко и чмокнула в щеку. Ну, или куда достала бы, дети же маленького роста, не дотянутся до щеки».

Танькины губы слегка шевелились, будто она пела про себя. На лице проступил застенчивый румянец, а глаза, теперь уже янтарного цвета, смотрели с нежностью.

— Варвара, ну как ты? — спросила она тихо.

«А ведь, и точно, поет, — улыбнулась Варвара. — Если прислушаться, можно и музыку, и слова различить»:

«Блаженство наше было столь безмерно!»

— Да я в порядке. Только…

— Только что?

— Танька… Мне это трудно объяснить, но я испытываю к тебе очень сильные чувства. Непонятной этиологии. Я никогда не ощущала ничего подобного по отношению к другим женщинам. Это, возможно, остаточные явления моего поглупения какие-то. Надеюсь, пройдут...

«Мы целовались, помнишь...»

— Извини, но абсолютно невыносимо хочется тебя поцеловать, — не выдержала Варвара, — только об этом и могу думать. Можно?

— Да, наверно... — почти пропела Танька.

Варвара прикоснулась губами к ее щеке и почувствовала, что это — правильно. Именно так нужно обращаться с этим существом, которое она недавно похлопывала и поглаживала, поила чаем с молоком, придерживала за плечи, когда бедная девочка выглядела такой слабой и беззащитной в присутствии хамских медиков. Только так и нужно с ней обращаться — бережно и с трепетом. Чудесная музыка просачивалась насквозь, словно внутри Таньки звучала Эолова арфа.

Смущение и радость охватили в это время не только их. Олежка смотрел на сестру и ее подругу, как на двух близких людей, встретившихся после изнурительно долгой разлуки. «Нужно б оставить их наедине», — подумал он, но вздохнул с сожалением: некуда ему было себя деть.

Варвара глянула в его сторону с теплой улыбкой и вновь повернула лицо к Таньке:

— А летать легче, чем плавать.

— Вот как? — будто бы удивилась Танька.

— Ага, — подтвердила Варвара. — Когда плаваешь, грести приходится или извиваться, а чтобы летать, надо устремляться просто, — ее лицо стало как у ребенка, увлеченного веселой игрой. — Поворачивать я легко научилась — с потока на поток перескакиваю, ускоряюсь и немножко лечу по инерции. Если сильно захотеть, само получается…

— Умница...

Варвара зарделась. Похоже, Танькина похвала обволакивала ее с головы до мизинчиков ног, но лицо отражало сосредоточенность — не иначе, другой повод придумывала, чтобы еще угодить чем-нибудь.

 — Я хочу перекраситься в темную шатенку!

Танька заулыбалась во весь рот знакомой брату улыбкой:

— Тебе пойдет.

«Чеширский кот!» — Олежка еле сдержал хохот. Улыбка сестры была ее интеллектуальным ресурсом — она ее выработала сознательно и старательно. Улыбалась шире Кота Чеширского — Танька могла бы пропасть сама, а улыбка продолжала бы производить на присутствующих завораживающее впечатление. «Я очень хорошая, — говорила улыбка. — Я очень добрая, я очень умная, я все понимаю, я вас ни за что не осуждаю, я, в некотором роде, ваша мечта — добрый бог». Толку, может, и никакого, если уж говорить практически, зато глобальный психологический комфорт.

— А я всегда думала, что ведьмы летают на метле… — вдохновилась Варвара, небось представила, как она, голая, с темными распущенными волосами, мчится на метле над Москвой, словно одержимая страшной силой Маргарита.

— Можешь носить с собой метлу, если хочешь, — улыбнулась Танька еще шире, но тут же заметно сменила тон и перестала грассировать, — только для летания она тебе не подойдет, метла тебя носить не будет, у тебя другая техника. И во время полетов тебе придется носить другой груз, а иногда еще обороняться.

Олежка не удивился — она часто так разговаривала. Зато слегка удивилась Варвара:

— Но ты же сказала, что колдовство не агрессия! Как же обороняться без нее?

— Очень просто, — громко ответила Танька. — Два способа. Первый — пропускать чужую агрессию мимо, чтобы она тебя не задевала, огибала. Второй — направлять встречную волну.

Варвара смотрела на нее озадаченно.

— Сейчас поймешь, нужно только потренироваться. Давай-ка попробуем еще раз с водой. Поиграй с рыбами, — Танька щелкнула пальцами.

Комната вновь превратилась в тропическое озеро с водопадом вместо окна, вода переливалась прозрачно-радужными слоями. Рыбы бросились на Варвару со всех сторон. Она взмахнула рукой, и цветные струи разом перекрутились, создавая боковые потоки и волны.

— Ты потрясающая ведьма, очень быстро учишься, — Бог убрал иллюзию. Теперь пробуй без воды. То же самое, но в воздухе. Останови! — Танькиной рукой он подхватил со стола увесистый томик и запустил им в Варвару.

Та вовремя среагировала, книжка не долетела до ее головы, но и не упала — резко натолкнувшись на магическую волну, плавно вернулась обратно на стол.

— Это «The Seven Purposes[34]», — виновато сказала Варвара, взглянув на обложку антикварного издания. — Хорошая книжка. Жалко ронять.

— Ты... ты сама очень хорошая, — не скрыла своего умиления Танька, но остановила Варварин порыв — та вытянула вперед руку, будто собралась погладить ее. — Поговорим об этом потом?

Варвара вновь спрятала руки за спину.

— А про какой груз ты говорила, что мне придется носить в полете? — спросила она, стараясь казаться незаинтересованной.

— М-м-м... — озадачилась Танька.

— Меня, — ответил ее голосом Бог.

— Здорово! — Варвара взвизгнула от восторга. Танька слегка подскочила  от неожиданности.