Любовь, Конец Света и глупости всякие - Людмила Сидорофф

— Где? Кто? Что это, что? Конец Света уже наступил? — Пантелеймония захлопала длинными ресницами и покрепче вцепилась в банку с пивом.

— Дура! — заорал вмиг протрезвевший Филимон. — Тебе чего, Всеведение включить лень или ты уже так накирялась, что не в состоянии? Это наш Д-друг со своими девицами развлекается, да еще и всю армию мелких паразитов вовлек, делать ему нечего!

Для «армии мелких паразитов» белый домик был важнейшим стратегическим объектом. Тактические мероприятия предусматривали в первую очередь закладку в нужных местах бомб магического действия, которые могли уничтожить лишь инопланетную технику — никто из живых существ не погибал.

Поставленная задача вполне сочеталась с характером атакующих. Драки и взрывы были у гномов в крови, но убивать живых людей, даже брутян, они не могли. Подготовка к военным действиям много времени не заняла. Запасы взрывчатых веществ и транспорт у гномов всегда в изобилии, это одна из особенностей их цивилизации. Схемы гномьих подземных коридоров, проходов и туннелей были совмещены со схемами всех брутянских баз с оборудованием для разработки кратчайших маршрутов. Гномы были так агрессивно-деятельны, что по всей Земле фиксировалась повышенная сейсмическая активность, эпицентром ее была Москва.

В Москве есть места, соответствующие любому душевному настрою и вкусу, дома всех видов и фасонов. Город заполнен людьми и пуст, зелен и гол, индустриален и провинциален. То, что естественно для Москвы, невозможно нигде. Она — история, не картинка, а процесс. В Афинах может в центре города находиться пустырь, посередине которого торчат в небо несколько раскаленных от жары обломков колонн — воспоминание о великом прошлом, святыня. В Лондоне все регулярно ремонтируется и находится в хорошем состоянии независимо от возраста — свидетельство полной жизни империи, с долгими и не утраченными традициями. В Москве так не бывает, обломки прошлого перемешиваются с обрывками будущего, вся история на виду. Старая Москва царя Ивана Грозного, Москва череды правителей государства, новая Москва последнего мэра — все слилось в единый, нелепый, невообразимый архитектурный ансамбль. И собранный из детских кубиков мавзолей, и Дворец съездов, торчащий мясницким тесаком из чрева Кремля, она приняла как свое. И Церетели «зажевала». И если египетскую пирамиду здесь построить или, наоборот, взорвать и даже разровнять с землей целый микрорайон, москвичи тоже привыкнут быстро.

Взрывом белого домика руководил лично сам главнокомандующий Вася. Действие бомб на время лишало брутян сознания и способности двигаться, так что дальнейшую операцию брала на себя команда двух женщин под невидимым руководством Бога, имени которого нельзя называть: они начинали процесс «промывки мозгов». Используя свой магический потенциал, стирали в сознании каждого брутянина все мысли о цели пребывания на Земле. Делать это нужно было очень быстро, пока на место происшествия не прибывали отряды ОМОНа и пожарные.

Филимон тряхнул пустой жестяной банкой — и она превратилась в прозрачный сосуд, похожий на песочные часы с переливающейся из верхней колбы в нижнюю серебристой жидкостью.

— Двадцать восемь процентов! — вскричал лысый Бог, пихнув Бога в женском пальто с искусственным розовым воротником. — Скорее, скорее, надо с-срочно принимать меры, пока все тут к ч-чертям нафиг... э... пока они мир не спасли. Только свою аватару оставь где-нибудь, нельзя в таком виде являться на общее собрание.

— Только что было двадцать два! — возразила Пантелеймония и тоже тряхнула банкой, которая, в свою очередь, в иной сосуд не превратилась, и пива в ней тоже, кажется, не прибавилось. — Ничего не понимаю!

— Только что было с-семнадцать! — Филимон метнул гневный взгляд на свою компаньоншу. — Ай, да что с т-тобой разговаривать! Когда ты смотрела в последний раз на магиметр? Небось еще в п-прошлом году?

— Че это в прошлом-то? Неделю назад! — Пантелеймония обижено выпятила губы с расползшейся розовой помадой. — Даже Варваре показывала, — она задрала голову. — О! А вот и Варвара! Эй, Варва…

Но компаньон не дал ей закончить приветствия. Он еще раз как следует пихнул ее в бок, и, потеряв сознание, Пантелеймония сползла со скамейки на холодный газон Измайловского парка.

— Эй! Ты слышал, что я сказал? — сложив руки рупором, Филимон прокричал двум женщинам, пролетающим над ним уже в обратном направлении. — Общее собра-а-ание! Тебя это касается в первую очередь! Пора рассматривать твое личное дело-о-о-о...

Вампир

Ведьма из Варвары получилась замечательная. Благодаря повышенной чувствительности к чужим излучениям магическая часть ее души развивалась интенсивнее, чем у других людей. Поэтому, стоило ее немного подучить, как она сразу все усвоила. Но одна бы не справилась. Да и Танька, хоть с Божьей помощью, без Варвары не смогла бы «промыть мозги» всем брутянам, несмотря на то, что все они находились в одном городе, хоть и в таком, где чудеса можно творить без опаски: любой проживающий в нем человек является особью совершенно особой породы — москвичом.

Москвич бесстрашен и дик. Он не боится машин, бандитов, милиционеров, танков, плохой экологической обстановки, микробов, правительства и т.д. и т.п. Ни путч, ни грипп его не остановят. Он может запросто преодолеть огромное расстояние, как та бешеная собака, которой семь верст не крюк. А если этих огромных дистанций нет, ему скучно, неинтересно, в маленьких городах он страдает чем-то вроде клаустрофобии.

Москвич отлично чувствует себя в толпе, не налетает ни на кого и не спотыкается, способен двигаться в едином ритме с окружающими, не сбиваясь с мысли и не теряя направления. И уж конечно, в тот день ни одного москвича не могли смутить порхающие над городом ведьмы — если что-то происходит, значит, это кому-нибудь нужно: все действительное разумно, все разумное — действительно. Все москвичи, определенно, гегельянцы. Толпа продолжала бесконечное движение, ускоренное предновогодней суетой.

Варвара и Танька летали, взявшись за руки, направление указывал Бог, ему приходилось напрягать Всеведение и тратить магические ресурсы, но как бы им обойтись без этого? В течение последних трех дней, пока Вася и его гномы вели подготовку к взрыву самого важного объекта, две женщины охотились за инопланетянами, проникая в места их скопления, а некоторых ловили прямо на улице. Чтобы «промыть мозги» каждому брутянину, использовались разные средства: от маленьких женских хитростей — до грубого кирпича. От такой интенсивной работы сил у Бога оставалось совсем мало, а уж про Таньку и говорить нечего — как она справлялась со всем, тем более сразу после смерти брата, один только Он и ведал.

Варвара смотрела на Танькины ввалившиеся, словно обведенные синим, глаза, на бледные губы и думала, что все это следы глубоких переживаний. Прошло только три дня после траурной церемонии, когда в самом центре одного из московских храмов обитый золотистым бархатом гроб утопал во множестве ярких венков с вычурными пластиковыми лилиями и маками.

Танька с букетиком живых гвоздик в прозрачных руках не могла простоять ни минуты спокойно. То раздраженно передергивала плечами, шепча Варваре: «Ну и какого черта мы сюда приперлись? Будем стоять тут теперь два часа, как придурки, не понимая ни слова, о чем зудит этот косноязычный поп!» То вдруг кривила рот, поспешно и неумело крестилась, то начинала беззвучно трястись от смеха. На нее тут же шикала Ди, вся в элегантных черных одеждах, брендовых темных очках, которые внутри помещения, хоть и достаточно яркого от множества восковых свечей, казались излишними, но куда более уместными, чем Танькины красные башмаки. В нетерпении Танька шаркала ими по полу, и лицо ее вдруг покрывалось такими же красными пятнами — казалось, вот-вот лопнет от злости. Варвара предположила, что сердилась она на своего мужа Робина: пяти минут траурной службы не прошло, как тот вынул из внутреннего кармана кашемирового пальто сотовый телефон с высвеченным сообщением и удалился на «безотлагательное совещание», пробормотав на ходу: «Sorry, honey![37]». Но злилась она, как потом выяснилось, не на него вовсе, а на церковных певчих, лишенных слуха и голоса. Вся похоронная церемония походила на фарс, а сама Танька — на вампира в гротесковой пародии фильма ужасов: эдакую несуразную мадам Франкенштейн, маскирующуюся в толпе.

— Она и есть Вампир! — услышала Варвара позади себя чей-то приглушенный бас, резонирующий с нотками нескрываемой брезгливости. Ей захотелось обернуться и посмотреть, кому принадлежал такой странный голос, но она продолжала стоять неподвижно, чувствуя, как холод поднимается по ногам от каменных плит церковного пола.

— Что вы имеете в виду, Лукьян? — раздался за спиной второй низковатый голос, наполненный иными эмоциями — в них слышалось явное превосходство терпеливого учителя, обращающегося к неисправимому двоечнику, рискнувшему выучить урок. — В этом храме я попросил бы поосторожнее выбирать выражения, но раз уж речь зашла сами знаете о ком...