Разговорчивый покойник. Мистерия в духе Эдгара А. По - Гарольд Шехтер

– Да это же вылитая ты! – вскричала Лиззи с самой неподдельной искренностью. – Я просто диву даюсь, как ты можешь так замечательно рисовать, Мэй.

– Просто я творческая личность, – произнесло дитя, как нельзя более довольное собой.

– Точно, творческая! Когда говоришь, перлы из тебя так и сыплются! – со смехом сказала Луи. – Однако работа хороша, ничего не скажешь, и даже думаю, что папа будет очень доволен, когда вернется в следующем месяце. Единственное, что меня удивляет, так это зачем ты нарисовала себя, когда мы и так уже привезли домой эту фотографию.

Предмет, который имела в виду Луи – дагеротип, изображавший сестер, который они показывали нам с Сестричкой во время путешествия из Бостона, – теперь занимал центральное место на каминной полке. Миссис Элкотт поставила его туда накануне, приняв дагеротип от дочерей с прочувствованными восклицаниями радости и удивления.

– Я решила, что папе захочется иметь мой отдельный портрет, – ответила Мэй. – Потом меня не очень-то волнует, как я выгляжу на этом глупом старом дагеротипе. Нос у меня там какой-то приплюснутый, и волосы не так вьются, как в жизни. И вид у нас такой мрачный, кроме тебя, Луи. Ты только одна и улыбаешься.

– Я похожа на кота, который съел канарейку, верно? – сказала Луи. – Нет, а правда, почему? Погодите-ка, теперь припоминаю. Это все тот чудный дагеротип Диккенса… как раз тогда я заметила его среди других портретов в галерее мистера Баллингера. Вы знаете, мистер По, когда Чарлз Диккенс несколько лет назад приезжал в Бостон, мистер Баллингер сделал его портрет.

– Во время нашего краткого визита в его студию, – ответил я, – этот джентльмен действительно сообщил мне, что сделал дагеротипы нескольких литературных знаменитостей, хотя и не упомянул, что высоко ставит автора «Записок Пиквикского клуба».

– Это мой любимый роман мистера Диккенса! – воскликнула Луи. – Я трещала об этом без умолку и засыпала мистера Баллингера вопросами о мистере Диккенсе. Никогда не думала, что могу стать такой липучкой, хотя мистер Баллингер вроде бы не возражал.

– Ни в коей мере, – сказала Лиззи. – Ему страшно понравилось, что ты интересуешься. Он весь так и сиял.

– Потому что я такая умная, – со смехом ответила девочка. – Не из-за красивых же глаз.

Закончив письмо Путанице, я отложил перо и сверился с карманными часами. Было ровно без пяти десять утра. Хотя доктор Фаррагут и сказал, что я могу заехать за лекарством для Сестрички с утра пораньше, я решил дождаться более приличного времени. Начать с того, что я несколько сомневался в серьезности его замечания – составной части одного из чрезвычайно изощренных каламбуров. Да к тому же и дождь зарядил с утра, и я надеялся, что он поутихнет к тому времени, когда я выберусь.

Теперь, глянув в окно, я увидел, что, хотя небо все еще свинцово-серое, осадки практически прекратились. Встав из-за стола, я объявил о том, что еду по делу.

– Я, пожалуй, останусь, Эдди, если ты не против, – сказала Сестричка, глядя на меня поверх миниатюрного платьица, которое она штопала.

– Разумеется, дорогая, – ответил я. – Сколь ни приятна твоя компания, нет никакой нужды разгуливать в такое ненастье, когда мне просто нужно забрать пилюли, которые приготовил для тебя доктор Фаррагут.

– Может, мне с вами пройтись, – сказала Луи. – Я бьюсь над этой пьесой уже несколько часов, у меня от нее мозги набекрень. Небольшой моцион мне не помешает. – И с этими словами она вскочила на ноги и ринулась наверх.

Через несколько минут мы услышали ее топот на ступенях и она ворвалась в гостиную. На ней были резиновые сапоги, клетчатый сак, а на голове красовалась старомодная широкополая соломенная шляпа, которую она повязала под подбородком красной лентой.

– Ну и глупый же у тебя вид, Луи, – сказала Мэй. – Глупее не придумаешь. Что ты все из себя мальчишку строишь?

– Это старая папина шляпа, как раз для плохой погоды, – ответила Луи, подходя к двери. – Пусть я похожа на мальчишку, лишь бы удобно было.

– Ну как, нашлись перчатки? – спросила Сестричка.

– Нет, – ответила Луи. – Анна уж и искать бросила. Бог знает, куда они задевались. Может, лежат себе где-нибудь на самом видном месте, как в вашем замечательном «Похищенном письме», мистер По. Ну что, до свидания, девочки. До свидания, Вирджиния. Скоро вернемся с чудодейственным снадобьем доктора Фаррагута.

Прямая тропа, по которой мы с Сестричкой шли накануне, сейчас выглядела малопривлекательной, в лесу было слишком сыро. Ввиду этого я предложил пойти по большаку, на что Луи с готовностью согласилась. День был, прямо скажем, неподходящий для неспешной прогулки, и мы шли быстрым шагом, иногда маленькому сорванцу Луи приходилось бежать вприпрыжку, чтобы приноровиться к моей походке.

Несколько минут девочка держалась непривычно молчаливо. Не видя ее лица, скрытого полями шляпы, я тем не менее предположил, что она погружена в свои мысли.

– Чушь! – наконец нетерпеливо выпалила она.

– В чем дело, Луи? – осведомился я.

– Да все это моя пьеса «Проклятие ведьмы». Я уже дошла до последнего действия, но тут у меня возникли проблемы, и, сколько я ни ломаю голову, ничего не могу придумать.

– Может быть, я могу чем-то помочь? – вызвался я. – В чем именно твои трудности?

Это послание, которое мой герой, Родриго, тайно передает из темницы, где он заточен, своей возлюбленной, Заре, чтобы та остерегалась злой ведьмы, Ирен, которая ее преследует. Оно должно быть написано шифром, но не слишком сложным… просто слишком хитроумным для моих слушателей, которые будут состоять из подружек Мэй и других маленьких мальчиков и девочек, живущих по соседству.

– Может быть, использовать ребус? – предложил я.

Поскольку Луи никогда не слышала о таком виде криптограмм, я начал с краткого определения, прежде чем предложить практические примеры, которые могли бы ей помочь.

– Предупреждение «Берегись сглаза», – объяснил я, – можно представить, поубедительнее изобразив берег, затем пропущенные буквы и, наконец, глаза.

– Сила! – воскликнула Луи. – Так я и сделаю! Огромное спасибо, мистер По. Теперь, когда у меня есть тайное послание, закончить пьесу – раз плюнуть.

– Это твоя проба пера в драматическом жанре? – спросил я.

– Господи, конечно нет, – ответила девочка. – Я уже сочинила «Кастильского пленника», «Обет мавританки», «Роковое ревю» и «Месть доктора Дорна». Но все они похуже.

– Впечатляет. Я смотрю, ты уже солидный автор, почти мэтр, – с улыбкой заметил я.

– Обожаю писать. Если бы не надо было корпеть в школе, я бы с удовольствием шкрябала бы что-нибудь весь день. Хотелось бы прожить выдающуюся жизнь, сделать что-то такое, что помнили бы и после смерти.

– Похвальная цель, – сказал я. – А у твоих сестер такие же возвышенные устремления?

Только не у Лиззи, – ответила девочка. – Она просто ангел и будет рада тихо и спокойно остаться дома при папе и маме и заботиться о них. Самая заветная мечта Анны – симпатичный дом, набитый всякой роскошью: разной вкуснятиной, миленькими платьицами, красивой мебелью и кучей денег. Мэй хочет поехать в Рим, и учиться живописи, и стать лучшей художницей в мире. А что до меня, то я хочу всех удивить – писать замечательные книги, разбогатеть и прославиться, помочь папе, маме и девочкам.

Поскольку я был слишком хорошо знаком с жестокой реальностью литературной жизни в Америке, где даже талантливый писатель может постоянно жить на пороге нищеты, у меня моментально возникло искушение сообщить девочке, что ее шансы разбогатеть и прославиться практически равны нулю. Подобные вещи, сколь бы они ни были неприятны, могли, в конце концов, избавить ее от долгих лет бесплодных усилий, неоднократных разочарований и постепенно копящейся горечи. Однако энтузиазм Луи был настолько безыскусным, что я не мог решиться разрушить ее ребяческие иллюзии. Вместо этого я еще раз одобрил ее похвальные притязания и сменил тему, остановившись на «Записках Пиквикского клуба» мистера Диккенса – книге, в которую девочка была настолько влюблена, что могла на память цитировать целые куски.

Через несколько минут мы подошли к жилищу доктора Фаррагута. Взойдя на крыльцо вместе с Луи, я постучался. Когда на мой сигнал никто не откликнулся, я попробовал снова, но столь же безрезультатно.

– Похоже, его нет дома, – сказала Луи.

Кажется, да, – ответил я. Бросив взгляд через лужайку на сарай, я указал на хорошо видную внутри повозку. – Однако, поскольку он не взял свой экипаж, – сказал я, – можно предположить, что отправился он не так далеко и вернется довольно скоро.

Потянув за ручку, я обнаружил, что дверь не заперта.

– Давай останемся и подождем минут двадцать, – сказал я. – Думаю, доктор Фаррагут не станет возражать, если мы посидим в его гостиной.

Распахнув дверь, я провел Луи внутрь. Меня моментально поразил царивший всюду полумрак. Нигде в доме не горело ни единой лампы, и, хотя занавески на всех окнах были отдернуты, день стоял такой сумрачный, что свет почти не проникал сквозь оконные стекла.