Разговорчивый покойник. Мистерия в духе Эдгара А. По - Гарольд Шехтер

– Но что же это за таинственные, чудодейственные вещества? – вскричал я.

Какое-то мгновение доктор Фаррагут молча размышлял над моим вопросом.

– Простите меня, мистер По, – сказал он наконец. – Дело не в том, что я вам не доверяю. Или не доверяю тебе, моя дорогая, – добавил он, бросая взгляд на Луи. – Но уверен, что вы поймете меня: кое-что я должен держать в тайне. Открытия, которые я совершил, основанные на долгих годах практического опыта и постоянного экспериментирования, составляют самую суть моей методики. Стань они широко известны, ими тут же завладел бы весь медицинский цех. Однажды, когда сам я уже буду слишком стар для работы, я опубликую их по всему миру. Но пока, боюсь, их надо ревностно хранить.

– Что же тогда делать? – вскричал я. – Помимо ужасной утраты для вас лично, оказывается, что здоровье, а возможно, и сама жизнь моей дорогой жены зависят от обнаружения этих ингредиентов.

Я приложу все усилия, дабы пополнить свои запасы как можно скорее, – сказал доктор Фаррагут. – А между тем должно приложить все усилия, чтобы найти мою шкатулку. И мы должны молиться, что вор, кто бы он ни был, не воспользуется ее содержимым, поскольку ему оно, несомненно, не принесет никакой пользы.

– Надо прямо сейчас рассказать все шерифу Дрисколлу, – сказала Луи. – Может, мне сбегать в город – пусть знает, что случилось?

Вера девочки в способности местных блюстителей порядка была столь трогательна, что я в нерешительности помедлил, прежде чем ответить так:

– Хоть я и незнаком с человеком, о котором идет речь, но уверен, что он в высшей степени профессионален во всем, что касается его непосредственных обязанностей, а именно: поддержании мира и спокойствия и обеспечении безопасности жителей. К несчастью, безотлагательная ситуация, с которой мы столкнулись, требует гораздо больших навыков расследования, чем те, коими располагает обычный служащий судебного ведомства.

– Вижу, куда вы клоните, – сказала Луи. – Точь-в-точь как в Бостоне. Ведь это вы, а не полиция, разгадали тайну убийства бедной Эльзи. Значит, вам и теперь, хотите вы того или нет, мистер По, придется сыграть роль детектива и узнать, кто украл шкатулку доктора Фар…

Прежде чем девочка успела закончить свою речь, я прижал палец к губам, показывая, чтобы она молчала. В последовавшей тишине я прислушался к тому, что происходит в гостиной. Мне показалось, что я услышал какой-то неожиданный звук. Мгновение спустя сомнения рассеялись.

В доме был кто-то еще!

Склонившись к сидевшему на табурете врачу, я, сделав из руки рупор, шепнул ему на ухо:

– Этим утром вы ждали других посетителей?

Черты пожилого доктора исказились сильным беспокойством, и почти беззвучно он произнес: «Нет».

Ответ его лишь подтвердил уже сложившееся у меня подозрение, а именно, что человек, без стука вошедший в дом и теперь крадучись пробирающийся по нему, и есть тот, кто напал на доктора Фаррагута. Зачем он вернулся, я бы не рискнул предположить, однако причины, по которым он это сделал, несомненно, рисовались зловещие. По правде говоря, я ничего не мог утверждать суверенностью. Тем не менее инстинкт подсказывал, что догадка моя верна.

Учитывая, что злодей уже доказал свою склонность к насилию, я посчитал необходимым незамедлительно вооружиться. Знаком показав Луи и доктору, чтобы они вели себя потише, я огляделся. Почти сразу взгляд мой остановился на стоявшей в углу железной печурке. Рядом с ней лежала небольшая охапка дров.

Быстро пройдя через комнату, я взял поленце в несколько дюймов толщиной и примерно фут с половиной в длину. Затем я занял позицию у двери и рукой показал Луи, чтобы она погасила свет, что она тут же и сделала.

Последующие секунды прошли в неописуемом напряжении. Вжавшись в стену и занеся над головой свое импровизированное оружие, я в мучительном ожидании прислушивался к приближающимся шагам незнакомого, незваного гостя. Вдруг он остановился на самом пороге. Я затаил дыхание, сердце мое билось так учащенно, что я боялся, как бы его неистовый стук не разнесся в абсолютной тишине, воцарившейся в доме.

Впрочем, незнакомец колебался недолго. Через мгновение он перешагнул порог и вошел.

Хотя лампа была погашена, сквозь окно цедился слабый свет, позволивший мне составить самое общее представление об этом человеке. Роста он оказался среднего и обладал крепким телосложением. На нем были черная фетровая шляпа с широкими опущенными полями и грубый шерстяной плащ – и то и другое насквозь промокло от дождя. В руке он держал длинную трость – как мне показалось, судя по грубо обрезанным сучьям, – изготовленную по дороге.

С первого взгляда я понял, что при открытом столкновении с этим молодчиком моя дубинка, хоть и увесистая, не сможет идти ни в какое сравнение с его куда более тяжелым и внушительным орудием. Но времени для колебаний не было. С диким воплем я занес свою палицу и обрушил ее на голову незнакомца.

Выронив самодельную трость, он со стоном упал на колени.

Занеся полено высоко над головой и приготовившись снова нанести удар, если паче чаяния человек станет сопротивляться, я крикнул Луи, чтобы она зажгла лампу. Через мгновение комната озарилась ярким светом.

Поскольку от мощного удара шляпа слетела у него с головы, теперь можно было различить черты незваного гостя, который все еще не мог подняться с колен и тихо поскуливал от боли. Это был человек явно простецкой наружности – носатый, с широким, толстогубым ртом, кустистыми бровями и неровной бороденкой, пробивающейся на подбородке. Его необычайно глубоко посаженные голубые глаза были открыты, но, казалось, слегка косили. Короче говоря, все в его внешности указывало на то, что он относится к исключительно опасному и развращенному типу преступников. Поэтому каково же было мое удивление, когда, едва увидев его лицо, оба моих спутника одновременно испустили испуганные возгласы.

– Генри! – вскричал доктор Фаррагут.

– Мистер Торо! – вскричала Луи.

– Генри Торо?! – воскликнул я, обращаясь к девочке. Мне было известно о существовании человека по имени Генри Торо, который, так же как и отец Луи, был одним из главных приверженцев так называемой «трансцендентальной» философии мистера Эмерсона. – Ты имеешь в виду писателя?

– Да, – сказала Луи, бросаясь к молодому человеку. – Ах, какой ужас! Вы в порядке, мистер Торо?

– Кто меня ударил? – спросил последний, с помощью девочки стараясь подняться.

– Боюсь, что я – человек, ответственный за это злосчастное событие, – несколько глуповато признался я.

– Да кто вы такой, черт побери? – сказал Торо, осторожно ощупывая место ушиба.

– Меня зовут По, – ответил я. – Эдгар Аллан По.

– По, писатель? – переспросил Торо. – Чего тогда удивляться, что его называют «Томагавк»?

Это прозвище пустил в оборот один из моих литературных врагов, который, уязвленный моей разгромной Рецензией на его плачевно убогие стихи, обвинил меня в том, что я занимаюсь ремеслом критика со сладострастием кровожадного дикаря, – смехотворное и незаслуженное обвинение, учитывая абсолютную беспристрастность и непредубежденность, с какой я высказываю свои эстетические суждения. В обычных обстоятельствах я дал бы Торо суровую отповедь за его крайне оскорбительные слова. Однако, поразмыслив, я почел за лучшее оставить их без комментария.

– О, моя голова, – простонал Торо, который все еще нетвердо держался на ногах. – А ведь что-то подсказывало мне, чтобы я не выходил сегодня утром из хижины. Вот что происходит, когда не обращаешь внимания на сокровеннейшие веления души. «Подчиняйся своим инстинктам» – так всегда говорил Эмерсон.

– Напротив, – заметил я. – Этот злополучный оборот событий доказывает обратное, поскольку именно инстинкт, а не разум толкнул меня на несколько поспешное нападение. Глубоко сожалею, что ударил вас так сильно.

– Чем глубже, тем лучше, – несколько загадочно ответил Торо. – Глубоко сожалеть означает начать жить сызнова. В конечном счете и вообще говоря, каждый бьет лишь туда, куда целится.

– Но что вы здесь делаете, Генри? – спросил доктор Фаррагут.

– Вчера, бродя в окрестностях Уолденского пруда, я собрал целую охапку посконника и думал сегодня занести ее вам.

– Генри часто собирает для меня растения, блуждая по лесу, – пояснил доктор Фаррагут.

Просто замечательно с вашей стороны, мистер Торо, что вы проделали такой путь под эдаким ливнем, только чтобы принести доктору Фаррагуту его травы, хотя могли бы оставаться в своей уютной хижине возле пруда, – сказала Луи.

– Прогулка рано поутру – это благодать, которая осеняет весь день, – ответил Торо. – Кроме того, капли дождя умиротворяют и укрепляют меня. Каждая капелька – залог жизни. Болезнь и дождь несовместны.

Вспомнив о своем друге детства Томасе Кэдуолледере, который, попав под сильный ливень, умер от пневмонии в нежном возрасте, когда ему только-только исполнилось четырнадцать, я уставился на молодого человека в немом изумлении. Не будь я знаком с псевдомистическими провозвестиями, регулярно выходившими из-под пера собратьев Торо по трансцендентализму, я бы приписал это и прочие его туманные и путаные заявления последствиям сильного удара по черепу.