Однажды в Москве. Часть II - Ильгар Ахадов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И не говори мне, что ты об этом ничего не знаешь!
Я просто хочу купить одного такого несчастного у его хозяев. Если смертник решил непременно покончить с собой подобным образом, то какая разница, где ему свести счеты с жизнью – на Кавказе или в ином месте?
– В каком это ином?
– Тебе незачем знать…
Цвет лица Магомедказиева постепенно начал принимать обычную окраску. И сам он тоже начал остывать, как ярко горевший костер после кульминационного возгорания. Я наблюдал – он напряжено о чем-то думает.
– А если это обычный человек с очень ясным умом, который просто хочет мстить? Тогда ему не без разницы, где себя взорвать и среди кого?
– Я понял. Мы собираемся взорвать военную часть неприятеля. Здесь, в Москве. Эти люди изверги, для которых человеческая жизнь не стоит дороже жизни бродячей собаки. Мне известно, что их поочередно отправляют на Кавказ, чтобы прошли военную обкатку и почувствовали вкус крови, стреляя в наших братьев и сестер. Эти люди принадлежат к стану, который напал на нас. Они виновны в том числе и в смерти нашего друга.
Так что для решившегося стать шахидом, взорвать себя среди этих гяуров будет высочайший дар Аллаха и дорогой прямиком в рай. Этот шахада очень помог бы нам добиться победы над слугами шайтана и спас бы множество жизней наших бойцов.
И еще: я тебе обещаю, перед тем как надеть на него пояс, мы очень постараемся отговорить его от этого поступка, как велит нам долг мусульманина, признающие заветы Всевышнего. Мы поможем ему стать шахидом, если убедимся, что его невозможно отговорить.
– Так если вы его отговорите, тогда ваша затея не удастся! Где здесь логика? – воскликнул в недоумении исламист.
– На все воля Аллаха, – смиренно и с абсолютной искренностью ответил я. – Но в этом случае мы будем чисты перед Всевидящим. Тому, чему не суждено сбыться – не сбудется, если даже мир перевернется вверх тормашками.
Тогда мы выберем иной путь для достижения цели. И поможет нам Аллах!..
Следующие 15 минут я сидел и терпеливо ждал ответа товарища, исподтишка наблюдая за напряженным ходом мыслей, отражающемся как в зеркале на его вновь помрачневшем лице. Наконец, он оторвался от тяжелых раздумий и перевел взгляд на меня.
– Не скрою, трудную задачу ты мне поставил. И самое тяжелое то, что я могу принять неверное решение, попавшись в ловко поставленные сети шайтана, выбравший тебя, не в обиду, как посредника.
– Я хоть и немолящийся, но никогда не следовал по тропе шайтана, – я “грамотно” возразил.
– Так беда в том, что все это время ты будешь думать, что следуешь дорогой Всевышнего, – усмехнулся он. – На то и шайтан, чтобы подбивать… – он вновь вздохнул. – Так или иначе, я не могу сейчас ответить.
– Сколько тебе понадобится времени, брат мой?
– До вечера. Но не суди, если у меня не получится, – он отвел взгляд.
– На все воля Аллаха, – повторился я. – Никто не способен прыгнуть выше головы, если на это нет Его благословения…
Глава XIV
Мне как раз надо было зайти к одному мастеровому товарищу. Во всех городах, наверное, есть люди, которым все по плечу – от изготовления детской коляски до печатания поддельных денег. Впрочем, к последней деятельности, как мне признался, он обратился лишь однажды, и то исключительно ради любви к искусству. Захотелось проверить свой талант.
– Эта зараза засасывает. Хочется вновь и вновь печатать и останавливаешься лишь тогда, когда на запястьях закрываются наручники, – закончил он тогда свою мысль.
Петруха, как мы все его называли, или Петр Молчун проживал на окраине небольшого поселения под Люберцами в своем собственном стареньком домике, правда, с большим двором, часть которого он превратил в автомастерскую. Здесь же он принимал клиентов, которые его очень уважали, и не только за его мастеровые руки и доброе, как у попа сердце. За ним стояла братва. Вот какая и зачем, толком никто не знал.
Но все знали, что Петруха из говна конфетку сделает, не задаст лишних вопросов, не запомнит то, что его не касается.
Однажды к нему прицепился новоназначенный участковый – назойливый тип с непомерными амбициями и аппетитом. С бывшим Петруха был в ладах. Поговаривают, что он иногда “грел” этого старого и безобидного сотрудника правопорядка, и они даже выпивали вместе. Для этого в багажнике такой же дышащей на ладан “Волги” участкового всегда находились емкости с местным самогоном, периодически то ли конфискованные, то ли подаренные Белочкой – дамочкой бальзаковского возраста и нефиксированной определенной профессией. Она и заведовала этим делом в поселке.
Но старого участкового отправили на пенсию, а новый, видно, не дошел до той мудрости, которая велела понятливым россиянам жить по дедовскому укладу – живи и не мешай другим. Человек он был молодой, неженатый и внешне тоже вроде парень-рубаха – с красными откормленными щеками и модной челочкой. Но вот понятием, видимо, Бог его обделил.
Для начала мент начал приставать то к одной поселковой бабе, то к другой, без разбора даже такой немаловажной детали, как семейное положение. Не обделял вниманием и школьниц-старшеклассниц, которых он лихо называл телками, мокрощелками и малявками. После у него открылся третий глаз на выявление лиц, занимающихся незаконным предпринимательством, и начал он грабить этих не регистрированных трудящихся самым беспредельным образом.
Как-то средь белого дня он засунул такого уважаемого человека, как Петька Молчун в свой позорный “воронок”, и определил в обезьянник. Все поняли, что это перебор…
И потому, когда однажды рано утром этого участкового нашли со связанными руками и ногами, в полуспущенных трусах и кляпом во рту у калитки дома, который он снимал, никто не удивился. Кстати, для точной фиксации одно его ухо было пригвождено к забору, на которой еще и была укреплена табличка: “Такие как я, позорят родную милицию!”
После этой истории милицейское начальство быстро убрало потерявший не только нюх, но и разум мента в сумасшедший дом и отправило в криминальный поселок более грамотного участкового, который, кстати, первый свой визит нанес к Петьке Молчуну и даже захотел заплатить ему за ремонт своего “Иж-Комби”.
Конечно, Петруха сам был мудрым и вежливо отказался от ментовского бабла, но ему, и всем, кто его уважал, было приятно. Участковый “прописался” в поселок…
Вот к этому по-своему неординарному человеку и я отправился…
– Машина засветилась. Вот… – открыв багажник, показал снятый вчера ночью Толиком у какой-то тачки, номер.
– Тебе как,
