История Франции - Андре Моруа

3. Каковы же черты, присущие только Франции XV в.? От Рима она унаследовала стремление к централизации. В ней основательно укоренен патриотизм, который связан с именами национальных героев, таких как Карл Великий, Людовик Святой, Жанна д’Арк; она остается христианской католической страной; религия прочно закрепилась в ее повседневной жизни. В Средние века ее религиозное искусство и религиозная философия сияют над всей Европой. Клюни и Сито́ способствуют распространению французской культуры. В Англии в процессе развития рыцарь становится джентльменом; в Италии он уступает место политику; французов же глубокий инстинкт предков подталкивает к рыцарским подвигам. Куртуазность пустила глубокие корни. Во Франции лексика любовных ухаживаний столь же разнообразна, как и феодальная лексика верности. С самого начала истории Франции женщина играет важную роль. Жанна д’Арк сумела сделать то, «чего не смогли сделать мужчины»; Бланка Кастильская создала Людовика Святого и защищала его в пору несовершеннолетия; Анна де Божё сохранила королевство своего брата. Время от времени мужчины бунтуют против такого женского влияния. «У самой мудрой на свете женщины столько же здравого смысла, сколько золота у меня в глазу», – считает один автор XV в. Но куртуазность и рыцарство оставили глубокий след, и французское рыцарство еще на протяжении многих веков будет «кокетничать оружием, честью и любовью» (А. Шартье). Моралисты XVII в. и романисты XIX в. примут участие в анализе тысячелетнего наследства в области чувств.

4. Во Франции преград между классами было больше, чем в Англии или в Италии. Во Флоренции купец мог стать князем; в Лондоне в палату общин входили как горожане, так и рыцари; браки между дворянами и commoners (третье сословие) были многочисленны; горожане и дворяне платили одинаковые налоги. Во Франции в конце Средневековья торговля все еще оставалась унизительным занятием. Третье сословие заседало в Генеральных штатах отдельно от дворян. Получение дворянства в принципе было возможно, но новичок, получивший дворянство, вместе с приобретением привилегий своего нового класса порывал все связи с прежним классом. В Англии сила дворянства проистекала в основном из того факта, что оно представляло собой политическую и административную аристократию; во Франции дворянство предпочитало оставаться преимущественно военным классом, что во времена аркебуз и бомбард представляло собой определенный анахронизм. Французское дворянство, совершенно лишенное практического духа, считало бесчестием те союзы и приемы, при помощи которых английское дворянство сохраняло свое влияние. Оно приписывало непомерное значение манере поведения, этикету, иерархии. Та же ситуация наблюдалась и среди испанского дворянства, но в Испании в то время не было еще класса горожан, а потому классовые конфликты не приобретали такого значения.

5. В XV в. Европа уже сложилась в своих общих чертах. Три королевства – Франция, Англия и Испания – почти завершили формирование. Франции еще необходимо определить свои северные и северо-восточные границы; это будет задачей ее королей на протяжении последующих веков. Опасность для нее исходит не от разрозненной и слабой Германии, а от Австрии, которую игра случая феодальных наследований может в один прекрасный день объединить с Испанией и Нидерландами, а в таком случае Франция оказалась бы взятой в кольцо. Но дело в том, что феодальные представления, согласно которым земля была неразрывно связана с конкретной личностью, в новые времена становятся неприемлемыми. Национальное самосознание слишком сильно, чтобы целые провинции согласились бы сменить верноподданнические чувства из-за семейных перипетий их сеньоров. Старые феодальные понятия были полезны в те времена, когда главным было преодоление анархии; в то время лучше было следовать правилу верноподданичества какому-то определенному сеньору, чем не следовать никакому правилу. Но завершается эра личных связей, и начинается эра национального самосознания. В XV в. еще сохраняются оба типа социальных институтов. На протяжении всей истории Франции мы сможем наблюдать, что территориальные наследования будут иметь серьезные, часто роковые последствия. Но непреодолимая сила влечет страну к национальному самосознанию.

6. Хотя королевство уже объединено и дух национального самосознания очень силен, но во многих недавно присоединенных провинциях сохраняются самобытные особенности. Король уважает их обычаи. В частности, очень велики различия в нравах и способах правления между севером и югом Франции. Юг, испытавший римское влияние раньше, чем север, сохраняет представление о римском праве, любовь к красноречию и более латинизированную культуру. Арабская оккупация привнесла в Прованс и Аквитанию элементы своей поэзии и своей истории. Контакты с Востоком сохранялись в этих областях дольше, чем в остальных районах страны. На юге альбигойцы попытаются усовершенствовать Церковь, и позднее – вновь на юге – гугеноты обретут благоприятную для себя почву. На протяжении всей истории Франции и вплоть до наших дней мы отмечаем глубокие внутренние политические различия, которые, впрочем, не угрожают национальному единству страны.

7. Еще со времен Средневековья можно отметить две характерные особенности, которые будут играть основополагающую роль в жизни страны. Первая – это та удивительная быстрота, с которой восстанавливалась Франция. Во время Столетней войны она подверглась полному разорению, которое могло бы лишить ее мужества. Но уже через несколько лет после окончания своих злоключений она вновь превратилась в самую могущественную страну Европы. С одной стороны, это было связано с плодородием ее почвы, с трудолюбием ее крестьян, с другой – это проистекало из ее врожденной веры в свое предназначение и из ее упрямой убежденности в том, что француз может быть только французом. Вторая особенность заключается в твердой вере во вселенское предназначение Франции. Французы, возможно, потому, что они принадлежат к пограничной цивилизации, склонны думать, что любого можно убедить стройной логикой взглядов. В Средние века Парижский университет думает за всю Европу, и даже Церковь признает его духовное превосходство. В XVII и в XVIII вв. мы будем свидетелями того же явления, хотя и в несколько иных формах. Если когда-нибудь восторжествует идея единого общества, то среди первых, кто этому поспособствует, будут, конечно, французы. Представление о едином христианском мире сформировалось у них уже в XII в. Идея Европы, объединенной не силами легионов, а силой единодушно принятых истин, зародилась на холме Святой Женевьевы.

Книга вторая

Возрождение и Реформация

I. О том, как в Европе свершилась революция, названная позднее Возрождением

1. Писатели XVI в. никогда не говорили о Возрождении. Античной культуре не нужно было возрождаться, она существовала всегда. Речь идет скорее о революции, а не о возрождении. В Средние века не существовало сомнений. Люди обретали истину, все возможные истины – в священных книгах, истолкованных с помощью разума. В современном им мире они каждому отвели его место в определенных социальных границах: феодального строя, общины, корпорации. Мечтой всех народов оставалось единение всей Европы; мечтой суверенов была империя; единый христианский мир был мечтой пап. Затем, начиная с XIV в., а особенно с XV в., новый образ жизни дал любознательным умам досуг для наблюдений и критических рассуждений. Открытия мореплавателей и астрономов показали, что мир гораздо более велик, чем представляли себе древние евреи и греки. Отныне истину следовало искать не в старинных текстах, а на земле и среди светил. Никто еще не ставил под сомнение (по крайней мере, открыто) христианскую доктрину, но реформаторы критиковали духовенство, а сатирики высмеивали монахов. Несколько позже, уже в XVIII в., люди полагали, что живут в век Просвещения, дух которого освободит всех людей от отживших суеверий. «Когда мы вышли из этой глухой готической ночи, – говорит Рабле, – наши глаза распахнулись навстречу единственному светочу солнца». На самом же деле ночь не была ни глухой, ни готической; просто блеск сияния лета заставил позабыть красоты весеннего пробуждения разума.

2. Почему первый очаг этого нового просвещения запылал именно в Италии? Потому что в своих развалинах, в своей скульптуре, в настенных надписях Италия сохранила традиции античного мира. Начиная с Данте и Петрарки, она создала новый классический язык. В ее богатых городах, таких как Милан, Венеция, Флоренция, Неаполь, купцы, ведущие пышный образ жизни, поддерживают ученых и художников. Так как капитализм был в те времена в зачаточном состоянии, то какое лучшее вложение денег могло быть для каких-нибудь Медичи, чем окружить себя изящным двором, художники которого способствовали и прославлению современного положения, и будущей славе их покровителя? Возрождение произошло сначала во дворцах князей и банкиров и уже значительно позднее в университетах. Развитию мощных самобытных талантов в Италии способствовало соперничество многочисленных государств: Милана, Флоренции, Рима, Венеции, Неаполя. В них не было ничего застывшего в рамках феодального мира, в них не было даже церковной иерархии. Папы-гуманисты придавали Риму ни с чем не сравнимый блеск. Идеалом средневековой Франции оставался Людовик Святой, доблестный и набожный воин; итальянский идеал периода Ренессанса в равной степени хорошо умеет владеть кинжалом или шпагой, но также и кистью, и компасом. Это инженер, дипломат, ученый. В нем соединяются коварство и жестокость, чтобы создать новую la virtù,[20] совершенно отличную от рыцарской доблести. «Государь» Макиавелли, настольная книга Ренессанса, – это учебник по реалистической политике. Через брачные союзы, заключенные французскими королями с представительницами Италии, макиавеллиевский цинизм достигнет и двора королей дома Валуа.