Фаянсовый череп - Андрей Воронин

– Ваша.., простите, наша медицина станет самой уважаемой и, не побоюсь этого слова, любимой медициной в мире, – ответил Юрий на этот риторический вопрос.

– Нахал, – фыркнул хирург. – Марина, плесните ему двадцать… А что это вы так скривились, молодой человек? Ладно, пятьдесят граммов. Не часто встретишь человека, который умел бы с таким спокойствием переносить боль.

– Ерунда, – сказал Юрий, принимая у смешливой Марины пластмассовый мерный стаканчик. – Боль – это далеко не самое страшное.

– Ваша правда, – согласился хирург и вдруг загрустил, вспомнив, как видно, что-то свое. – Марина, детка, плесните заодно и мне. И себе тоже – гулять так гулять…

Глава 8

Проехав с километр по дороге, которая вела от шоссе к даче Школьникова, Максим Владимирович Караваев остановил машину на обочине, заглушил двигатель и до самого конца опустил боковое стекло, впуская в салон легкий теплый ветерок, пахнущий разогретой березовой листвой, горячей пылью и свежим сеном.

Бывшему подполковнику внешней разведки Караваеву было о чем подумать. Собственно, мыслительный процесс у него продолжался круглые сутки независимо от того, чем в тот или иной момент было занято тело: спало, работало, вело машину, принимало пищу, произносило витиеватый и не совсем приличный тост на банкете или кого-нибудь убивало. Максим Владимирович полагал это само собой разумеющимся – естественно, если речь шла о человеке, наделенном хотя бы зачатками интеллекта. К сожалению, а может быть, и к счастью, большинство соотечественников бывшего подполковника не обладали этим драгоценным даром. Впрочем, что соотечественники! На обитателей так называемых цивилизованных стран подполковник Караваев в свое время насмотрелся до тошноты и считал их стадом тупых, разжиревших свиней, самые умные из которых были способны в лучшем случае на примитивную звериную хитрость и мелкие закулисные интриги, разгадать которые порой было тяжело именно из-за их незатейливости.

Короче говоря, особой нужды останавливать машину в березовом перелеске и предаваться размышлениям под шелест молодой листвы у Караваева не было. Просто вспомнилось вдруг, что он уже сто лет не сидел просто так, никуда не торопясь, не смотрел, как играет на пятнистых белых стволах прозрачная голубоватая тень, не слушал шум ветра и жужжание насекомых…

Подполковник звонко припечатал спикировавшего на левую щеку комара и криво усмехнулся уголком тонкогубого рта. “Кстати, о насекомых, – подумал он с иронией. – Для полноты счастья остается только заскочить в ближайшую деревню, найти в ней самый загаженный нужник, подойти поближе и полной грудью вдохнуть незабываемый дух отечества…"

Слушая, как тикает, постепенно остывая, горячий движок, Караваев думал о Севруке и Школьникове – о каждом в отдельности и об обоих сразу, – вспоминая старую итальянскую комедию, которая называлась “Слуга двух господ”. По ней, помнится, в начале восьмидесятых сняли неплохой музыкальный фильм. Тот веселый итальянец – автор комедии – очень верно ухватил самую суть. Умный и расторопный человек при желании может водить за нос целую толпу ослов, каждый из которых мнит себя его единовластным хозяином и рассчитывает, дурак этакий, на его полную и безоговорочную преданность. Ну-ну, господа. Блажен, кто верует…

Впрочем, ни Севрук, ни Школьников полными дураками не были, а Владислав Андреевич и вовсе казался Караваеву опасным, как дремлющий в берлоге медведь. Разбуди его неосторожным движением – задерет, даже не проснувшись до конца. Обычный, среднестатистический болван, дожив до его лет и достигнув его положения, наверняка вообразил бы себя всезнающим и непогрешимым, как сам Господь Бог, и взирал бы на суетящихся вокруг людишек-муравьишек свысока, с благожелательной и немного презрительной улыбочкой. Школьников в свои пятьдесят с гаком, как ни странно, не утратил звериной чуткости и настороженности. Он расколол бы своего племяша Севрука, затеявшего архитектурную аферу у него за спиной, еще в самом начале, если бы Максим Караваев не помог Вадику, приложив руку к этому делу. Ему, Караваеву, еще тогда почудилась в этом деле недурная перспектива, и он решил рискнуть.

Караваев не лгал, когда говорил Школьникову, что не создан для ведения собственного бизнеса. Не то чтобы у него не хватало на это ума или хитрости – и того, и другого у Макса Караваева было хоть отбавляй. Просто бизнес казался ему делом скучным и не стоящим тех нервов, которые необходимо затрачивать ежедневно только для того, чтобы оставаться на плаву. Ну что это за жизнь, в самом деле: поставщики, подрядчики, бумажки, налоговые инспектора, бухгалтерия, офисы, секретарши… Удавиться можно от такой жизни. Деньги нужны, чтобы о них не думать, а где вы видели бизнесмена, который не думал бы о деньгах круглые сутки? Такая жизнь была Максу Караваеву не по нутру. Что ему действительно требовалось, так это просторный и красивый дом на берегу теплого моря, кругленький счет в банке и полная свобода. Говорят, что праздная жизнь скучна, но те, кто так говорит, просто недоумки, не умеющие ничем себя занять, если у них вдруг поломался телевизор. Есть детишки, которые могут часами сидеть на ковре или в песочнице, играя в ими самими придуманные игры, что-то бормоча на разные голоса и катая из стороны в сторону игрушечные машинки; и есть другие дети, которых нужно все время развлекать, если не хочешь, чтобы они надсадно орали двадцать четыре часа в сутки. Максим Караваев относился к первой категории: он всегда знал, как использовать свободное время.

Чего он не знал, так это где его, это свободное время, взять…

Не лгал он и когда говорил, что не хочет всю жизнь бегать по миру с чемоданом долларов в одной руке и пистолетом в другой, скрываясь от бывших хозяев. Украсть деньги не проблема. Труднее остаться после этого живым и свободным, а уж о покое и досуге в такой ситуации, как правило, не приходится даже мечтать.

Именно поэтому бывший подполковник внешней разведки не торопился присваивать деньги, которые, откровенно говоря, только и ждали, чтобы их кто-нибудь присвоил. Он выжидал, укрепляя свои позиции, и между делом готовился нанести удар. Теперь, когда настало время действовать, у него все было продумано на десять ходов вперед.

Он знал, что с переводом денег Севрука на собственный секретный счет проблем не возникнет. Операция по выкачиванию принадлежавших Школьникову и его фирме капиталов тоже была давным-давно подготовлена: оставалось, что называется, нажать кнопку. Ту самую кнопку, на которой Караваев держал палец уже целый год, давая людям, которые считали себя его хозяевами, покрепче запутаться в сплетенной им паутине.

Кнопкой был тот самый двойной проект торгового центра, который так мастерски выполнил убитый архитектор. Нужно было сделать так, чтобы дядюшка и племянник передрались насмерть из-за этого проекта, и несколько дней назад Караваев начал весьма успешно действовать в этом направлении. Разумеется, он и не думал уничтожать обнаруженные в чемодане Голобородько копии обоих проектов: для этого нужно было уж совсем лишиться рассудка. В точно рассчитанный момент Караваев сдал Севрука Школьникову, а позавчера бандеролью отправил племянничку ксерокопии обоих проектов – пусть почешется, пытаясь понять, кто из его окружения держит его на крючке. Единственный практический вывод, к которому он придет в результате своих размышлений, это то, что любимый дядюшка стал для него слишком опасен и его пора убирать. С таким поручением он обратится конечно же к Караваеву, а уж Максим Владимирович позаботится, чтобы покушение вышло не слишком удачным – ровно настолько, чтобы Школьников остался жив и понял, откуда дует ветер. И тогда выйдет прямо по Корнею Чуковскому: волки от испуга скушали друг друга. А после этого оставшийся без хозяев Макс Караваев спокойно, ни на кого не оглядываясь, очистит счета, номера которых известны только Школьникову, Севруку и ему, грешному…

Он посмотрел на часы, закурил и откинулся на спинку сиденья, уперевшись стриженным по-военному затылком в подголовник. “Хорошо, – подумал он. – Ах, как славно все складывается! Конечно, эта операция не может служить образцом изысканности, но к чему лишние навороты? Когда хочешь оттяпать кому-нибудь голову, проще взять топор, чем изобретать какую-нибудь невиданную лазерную пушку. И в чужой карман проще залезть рукой, чем промышленным манипулятором с дистанционным управлением.

Сколько бы ни ныли разные моралисты о том, что воровать грешно, только таким путем можно выбраться из дерьма, в которое нас втоптали восемьдесят с лишним лет назад. Да и тогда, до революции, все было точно так же: кто смел, тот и съел. Покажите мне, в самом деле, хоть одно крупное состояние, нажитое безупречно честным путем. Да хотя бы и мелкое… Больше риск – крупнее куш, вот и все. А у кого не хватает ума и решительности на то, чтобы украсть, тот всю жизнь ходит с дырками в карманах и кичится своей честностью: больше-то ему, бедолаге, гордиться нечем."