Око за око - Евгений Санин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но ты сам сказал, что запрещаешь своим рабам разговаривать! — напомнил Эвбулид.
— Правильно, — согласился Квинт. — Но если эти сволочи из одного племени, они договорятся между собой жестами! И отруби им руки — глазами! Выжги глаза — все равно сговорятся на бунт или побег одним им известным способом!
— Но твои надсмотрщики…
— Надсмотрщики — те же рабы, только самые подлые и хитрые! Они первыми предадут тебя при удобном случае!
— Так почему же ты спишь спокойно?! — вскричал Эвбулид.
— А потому, — приблизил к нему лицо Квинт, — что у меня в доме и на вилле — рабы из самых разных племен, воюющих у себя на родине друг с другом, уводящих друг у друга в плен жен и детей. Рабы, которые не понимают язык и никогда не поймут друг друга! Они следят один за другим, живут как кошка с собакой, а я только поощряю это. И верь, они никогда не объединятся против меня, как это случилось в Сицилии, где мои друзья нарушили главное правило, которое сегодня нарушил и ты! Раб Евн, а теперь, говорят — царь Антиох! — сириец, его жена — сирийка, своих подданных, бывших рабов, он тоже называет сирийцами. В каждом сицилийском доме было по нескольку рабов из непокорной Сирии, и хозяева жестоко поплатились за это. Но скоро все это кончится — вот–вот на остров двинется консульская армия. До чего дожил Рим — консульская армия против царства беглых рабов! Я лично имею на этот счет свое мнение!
— Какое же? — уныло спросил Эвбулид.
Квинт усмехнулся.
— Еще как–то отец рассказывал нам с братом, что в одной стране, пока господа воевали, оставшиеся у них дома рабы подняли бунт. Мерзавцы захватили все их имущество и жен. Вернувшимся господам, как ты сам понимаешь, ничего не оставалось другого, как отстаивать право на свою собственность мечом и копьем. Но у рабов тоже было оружие, и они недурно им владели. Неизвестно, чем бы все это кончилось, говаривал отец, если бы один из господ не догадался отложить в сторону меч и взяться за плеть. Услышав знакомое щелканье, рабы побросали оружие и бросились наутек. Вот как с ними надо разговаривать!
— А мне что теперь делать? — простонал Эвбулид.
— Одного сколота оставить, а остальных продать, пока не поздно! — отрезал Квинт. — Сдать их, в крайнем случае, внаем на лаврийские рудники!
— Не могу…
— Тогда сделать все, чтобы они ни словом, ни жестом, ни даже взглядом не могли обменяться друг с другом! — подумав, сказал Квинт.
— Хорошо!
— Спать укладывать в разных местах!
— Я сделаю это!
— Залить уши воском!
— Залью, Квинт!
— Вырвать им языки и забить рты паклей!
— Это ужасно… но я сделаю и то, и другое!
— А главное, — Квинт вплотную приблизился к Эвбулиду. — Страх! Надо выявить того, кто способен организовать бунт или подбить остальных на побег, и на глазах у всех избить так, чтобы всю память вышибло из его непокорной головы!
— Кажется, я знаю, о ком ты говоришь… — медленно проговорил Эвбулид и закричал: — Армен!
Старый раб вошел в комнату, с опаской покосился в сторону Квинта.
— Слушаю, господин…
— Бегом на мельницу, скажи надсмотрщику, чтобы оставался там до утра! — приказал Эвбулид. — Пусть уложит сколотов спать во всех четырех углах и завяжет им рты, глаза и уши самой крепкой материей!
— Но рабов пятеро, господин… — осторожно напомнил Армен.
Квинт громко хмыкнул, всем своим видом выражая презрение к Эвбулиду за то, что тот позволяет своим рабам возражать ему.
— Не перебивай! — упрекнул Армена Эвбулид. — Пятого сколота надсмотрщик пусть привяжет за руки к петлям под потолком и бьет его…
— Истрихидой!
— Хорошо, истрихидой, — согласился Эвбулид. — Но только предупреди, чтоб не перестарался! Этот раб самый крепкий и выносливый — он еще будет нужен на мельнице! А завтра утром я найму кузнеца, и он прикует всех пятерых к жерновам навечно.
5. Месть Гермеса
Отпустив Армена, Эвбулид осушил еще один кубок вина и благодарно взглянул на Квинта:
— Дружище, ты снова спасаешь меня! Теперь, благодаря тебе, мои сколоты до самой смерти не отойдут от жерновов. Эти жернова отныне станут для каждого из них и алтарем, и обеденным столом, и ложем, и надгробием. Выпьем, Квинт, и давай продолжим наше веселье! Эй, повар! — хлопнул в ладоши хозяин. — Ты не забыл о своем обещании поразить моего лучшего друга кикеоном и знаменитыми пирожками?
— Как можно, господин! — отозвался повар, внося новый столик, уставленный печеными яствами. — Прошу отведать вторую часть трапезы, которая называется у нас, в Греции, симпосионом!
Раб–египтянин проворно выбежал из угла, полил на руки пирующим воду, сменил венки и быстро очистил пол от костей и объедков.
— Сим–по–си–он, говоришь? — с трудом выговорил длинное слово Квинт и надкусил пирожок. — М–мм!
— А вот этот — соленый, господин! — зарделся, увидев довольное лицо римлянина, повар. — А это, — пододвинул он новую миску, — на меду, с козьим сыром и маслом! А вот — кикеон!
— М–мм–ммм! М–м! А этот пирожок с чем?
— Господин никогда не догадается! В нем — заячья требуха с горным медом!
— Значит, ты можешь приготовить и такое блюдо, что гости, даже побившись об заклад, ни за что не угадают, из чего оно сделано?
— Конечно, господин!
— Это сейчас очень модно в Риме, — объяснил Эвбулиду Квинт и сказал повару: — Поедешь со мной!
— Конечно, господин! — обрадовался повар новому нанимателю. — С завтрашнего утра до самой полуночи — я в твоем распоряжении!
— Это само собой, — кивнул Квинт. — А после того, как я закончу все дела в Афинах, поедешь со мной!
— Куда, господин?..
— В Рим.
— Как в Рим?!
Радость на лице повара сменилась недоумением, недоумение — ужасом.
— Господин! — взмолился он. — Позволь мне остаться в Афинах!
— Поедешь со мной, — повторил Квинт. — Будешь услаждать меня дома такими лакомствами! С таким поваром, Эвбулид, мне позавидует любой из сенаторов! Но горе ему, если он утащит хотя бы кусок с моего стола!
— Но, господин, у меня здесь дом, семья… Я хоть и метек, но свободный человек, я, наконец, у себя дома! — видя, что римлянин отрицательно качает головой, вскричал повар.
Квинт впервые с любопытством взглянул на него, как смотрят на диковинную обезьяну или породистую собаку. Изучив усталое лицо, блестящие от печного жара глаза, красные руки, он усмехнулся и посоветовал Эвбулиду:
— Дружище, объясни своему земляку, что в любом греческом доме — о жалких метеках я уже и не говорю — настоящие хозяева мы, римляне, а вы — только гостьи! Не хочет ехать свободным — поедет рабом!
