Медные колокола - Ирина Анненкова

А теперь мое главное и секретное оружие. Сменив Якунишну, я сама влила в рот Зарёнке лекарство, а затем, стряхнув с рук всё лишнее, ненужное, положила ладони ей на живот и сосредоточилась. Да уж, ничего не скажешь, «опытная» повитуха в Истопках, «повезло» живущим здесь женщинам! Странно, что она вообще сумела остановить кровотечение. Однако если немедленно не срастить все внутренние разрывы, Зарёнка не поправится.

Глухо бормоча заклинание, я сконцентрировала в пальцах силу и направила ее вглубь истерзанного тела. Сперва эта сила уходила безвозвратно, впитываясь и возрождая к жизни; потом потихоньку стала возвращаться назад ко мне, связывая переплетенными кольцами мои руки и нутро женщины. Вот так, хорошо, теперь уже вся посылаемая сила приходит обратно, значит, организм больного взял, сколько смог, больше ему не надо.

Теперь надо пробудить в измученной женщине ее собственные жизненные силы, заставить бороться.

Мне самой доводилось это делать всего однажды: пока бабушка была жива – не дозволяла, боялась, что не сдюжу. Ведь одно дело – лишь немного подтолкнуть ослабленный организм, это несложно и достигается заговором да простым наложением рук, которое по силам любой мало-мальски грамотной знахарке. И совсем другое – вернуть к жизни человека, полностью обессиленного жестокой болезнью и уже сдавшегося, готового перейти грань бытия. Вот для этого уже необходимо слить свою ауру с его и таким образом напитать ее своими собственными силами.

Минувшим летом, выхаживая умирающего лесоруба, придавленного неудачно завалившимся деревом, я решилась рискнуть и попробовать этот опасный и сложный способ.

Тогда у меня ничего не вышло. Еле сама ноги унесла, чуть не затянула меня за собой черная воронка гаснущей жизни.

А что, если подстраховаться?

- Тётушка Якунишна, помогите мне, пожалуйста. Сядьте рядом и прислонитесь к моей спине. Ага, вот так! А теперь держите меня как можно крепче и ни в коем случае не убирайте рук, хорошо?

Я осторожно обхватила худенькое горячее тело молодой женщины, приникла к нему и начала нанизывать на ровную нитку слова заговора, следя за своим дыханием и стараясь удерживать темп и высоту голоса на одном уровне. Постепенно звуки, окружавшие нас: потрескивание огня в очаге, недовольное бормотание бабки Вевеи, охи да вздохи служанок, строгое шиканье прильнувшей ко мне кузнечихи,- начали отдаляться, а потом и вовсе исчезли. Остался лишь стук крови в моих ушах, слабое дыхание больной да прежде не знакомое ощущение силы, стекающейся со всего тела и извне его и собирающейся в моих руках.

Пора!

Я зажмурилась и «нырнула» в мягкую, бледную, безвольно колышущуюся ауру Зарёнки. Ну, ничего! Тут мы поборемся! Хоть и порядком изнуренная и опустошенная, здоровая аура сильной молодой женщины пока ещё обладала достаточной прочностью и упругостью. Это вам не пыльные драные лохмотья умирающего мужика с перебитым хребтом и разорванной становой жилой.

Тонкая сущность Зарёны с готовностью впитывала передаваемые ей силы, буквально на глазах становясь плотной, насыщенной и ярко-золотистой. Хорошая аура, качественная, недаром неизвестный нам умелец так её подъел!

Ну всё, достаточно! Пора назад. Хватит с тебя, голубушка, давай-ка дальше сама.

Бабушка Полеля всегда говорила, что в целительстве, как и во всём прочем, тоже надо уметь вовремя остановиться. Ни лекарскими снадобьями, ни заговорами и заклинаниями, ни тем более своей живой силой больного перекармливать нельзя. Не будет трудиться сам – ни за что не поправится, только знахарку измотает.

Я медленно выпрямилась и огляделась. На меня старательно таращились пять пар глаз: внимательные и спокойные – Якунишны, исполненные заполошного любопытства - служанок, («Ох, бабоньки, а потом она как забормочет чегой-то, как забормочет, аж у меня сердце в груди захолонуло!»), испуганные – повитухи. И самое главное – удивленные, сонные, но уже совершенно нормальные светло-карие глаза Зарёнки.

- Ты сама-то встанешь, знахарка? – участливо поинтересовалась хозяйка.

А вот вставать мне совершенно не хотелось. Ну ни капельки! Ладно, хорошо, хоть снова в обморок не брякнулась. А не то сложится добрая такая традиция: поколдовал – а потом полдня лежишь, скучаешь! Ой, а есть-то как опять хочется!

Я чуть не завыла от голода. А у Ваньки, поди, много чего осталось!

- Я пойду, - просипела я. – У меня там мальчик в «Веселом Коне». Мне надо туда, он ещё маленький, может испугаться, что меня долго нет. С Зарёной всё будет в порядке, только с утра придите, я вам для нее снадобье приготовлю.

Подхватила свою суму и заковыляла к выходу. Почему-то он оказался очень далеко. Жена кузнеца с интересом наблюдала за моими перемещениями. Ну и пусть смотрит. Главное – у меня всё получилось!! Я вот сейчас открою потихоньку эту тяжеленную створку – ну какой болван делает дверь в баню как крепостные ворота! – и пойду себе. Только на ступеньке немножко посижу.

- А ну-ка, девочки, помогите, - раздался рядом властный голос, и две здоровенные «девочки» с готовностью надвинулись на меня. Ооооой! Это куда же я лечууууу?!

- Тетенька Ведана Якунишна, да ведь ее сейчас самое главное – накормить, а вы: «пусть поспит»! - в Ваняткином голосе слышалась досада. – Слав, просыпайся скорее! Я тебе смотри что принес! Вку-усно!

Я принюхалась и открыла левый глаз. Подумала и открыла правый.

Ванька сидел рядом со мной. В руках он держал здоровенный кус холодной печеной курицы, источающий дивный аромат. На стоящем поодаль столе стояла глиняная миска, от которой тоже неплохо пахло – жареным луком. Жена кузнеца хлопотала у большой беленой печи, а на лавке у окна рядком - ладком сидели давешние мужички, собственно кузнец и его сынок. Они старательно делали вид, что могут сидеть совершенно прямо. И очень даже просто! Верно, батька? Получалось у них, прямо сказать, неважно. Похоже, они уже успели отметить чудесное выздоровление Зарёны, догнались, так сказать, в своем тесном кругу, а теперь отказывались расползаться по углам, твердо рассчитывая на продолжение празднества.

- Проснулась, Веславушка? – весело спросила Якунишна, отворачиваясь от печки и передавая ухват щуплой девчонке, крутившейся неподалеку. – Сейчас и ушица поспеет, вечерять будем, а то твой братик совсем извелся, волнуется за тебя.

Я села, ощущая два взаимно друг друга исключающих желания: спать дальше и проглотить всё, включая посуду. Но, похоже, чувство голода было сильнее.

- Это он правильно волнуется, - я вытащила из Ванькиной руки курицу и вгрызлась в нее. Вскоре дар речи вновь вернулся ко мне. Чувствовала я себя гораздо увереннее. – Скажите, а мы где?