Принцесса для киллера - Анна Гур
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бросаю взгляд на антикварные часы, стоящие в углу. Круглый золотой циферблат с римскими цифрами, наблюдаю за стрелками и шариками, крутящимися вокруг своей оси.
Кажется, что это моя жизнь так же заворачивается в непонятную спираль.
Беру телефон. Захожу в контакты и нахожу номер, нажимаю на “Самовлюбленный засранец” и жду.
Долгие гудки, уже хочу сбросить вызов, как вдруг раздается хриплое:
– Оторва! Я только лег…
– Привет, Митрий, – отвечаю тихо, – как ты?
Пауза.
На другой стороне оглушительная тишина. Мне кажется, что я слышу шуршание… Словно Димитрий садится и приходит в себя, трет лицо, фокусируется.
– Маша, давай сразу и к делу. Где ты? Что случилось? Проблемы? – раздается уже серьезный голос брата. Опять слышу властные нотки, повелительные интонации, которые терпеть не могу.
– Дим, расслабься, просто позвонила, прикинь, даже по тебе иногда скучают.
Хриплый смех на другом конце света заставляет улыбнуться в ответ.
– Все супер, засранка. Гуляю, отрываюсь… что-то я яда в голосе не слышу, подозрительно как-то, с тобой все точно нормально?
– Все путем, – отвечаю ровно, – тут все газеты трубят о твоих тусах. Везде твоя наглющая морда.
– Ну я стараюсь, скажи, красавчик? – бархатный смех.
– Ты сама скромность…
– Как учеба, зубрилка, сессию небось на отлично опять сдала?
– Все нормально. Хоть кто-то в семье должен обладать мозгами. Ты к нам приедешь? Я соскучилась…
– Разок увидишь и опять цапаться начнешь. Знаю я тебя.
Улыбаюсь. Братец может быть обольстительным, когда отключает опцию долбанутого маньяка.
– Мит, ты ведь помнишь, что скоро годовщина свадьбы родителей? – спрашиваю осторожно.
Молчание в трубке кажется угрожающим.
– Я занят. У меня неотложные дела. Так что это без меня. Я папаню видеть лишний раз не стремлюсь.
– Мит, прекрати… – выдыхаю устало и братец сбавляет обороты.
– Язва, что-то ты сегодня подозрительно покладиста…
Прямо вижу, как зеленые глаза прищуриваются. Был бы сейчас здесь, прибил бы взглядом к полу.
– У моей оторвы все точно хорошо? – в вопросе сталь. Кажется, что он уже пушку достал и зарядил.
– Все хорошо, чудовище, – отвечаю грустно, – ты приезжай все-таки, мама обрадуется.
– Я тебя в больших дозах не переношу. Завязывай базар. У тебя все хорошо, у меня все хорошо. Плюс гулянка буйная была. Вырубаюсь. Так что. Чао-какао.
Отключился.
Не могу понять себя, но я просто отбрасываю коротенькую пижаму, надеваю джинсы, кеды и беру куртку.
Ненормальная. Да. Но я все-таки хочу проверить свою лошадку.
Тихонечко выхожу из комнаты и прикрываю за собой дверь, иду по пустынным коридорам, украшенным скульптурами, прохожу мимо белоснежных колонн. Особняк погружен в предрассветную дрему.
Спускаюсь по лестницам, ноги несут меня из дома под проливной дождь.
Льет действительно как из ведра. Стоит оказаться на улице, как я промокаю до нитки. Передергиваю плечами. Куртка нараспашку. Тоненькая маечка прилепляется к груди без лифа и неприятно холодит кожу.
– Дура, могла бы хоть зонтик прихватить! Вот вечно у меня так! Делаю, потом только думаю.
Ворчу, шмыгаю носом, но не возвращаюсь в тепло дома, упрямо иду в сторону конюшни, накидываю капюшон, который мало спасает от непогоды…
Упертость у нас семейная черта и раз мне взбрело в голову что-то, я это сделаю.
Мне нужно удостовериться, что все хорошо. Сердце бьется о ребра, отстукивает непонятный, неровный ритм.
Мне кажется, что случилось что-то, шестое чувство работает, или… моя дурость. Я не знаю. Просто упрямо иду под ливнем, дрожа от холода и обнимая себя.
Мне плохо. Я не знаю причин своего состояния, но порой такое бывает и единственное, что можно сделать в подобном случае – это развеять сомнения.
Я уже мысленно нахожусь в теплом деннике и обнимаю за мощную черную шею свою лошадку. В принципе животное, а для меня друг, выросший вместе со мной. Моя девочка, которой я часто рассказывала свои тайны и плакалась. Демоница всегда понимала меня, часто ударяла в плечо, чтобы я не особо распускала нюни и приглашала прокатиться, выветрить все глупые и тревожные мысли.
Захожу в слабо освещенную конюшню. Запоздало понимаю, что сегодня свет приглушен везде: и на улице, и здесь. Или мне кажется из-за общей непогоды и мрачности.
Вдыхаю запах влажной соломы и слышу мерный звук животных в стойлах. Быстро прохожу вдоль денников и останавливаюсь как вкопанная у совершенно пустого помещения. Сердце пропускает удар.
Демоницы нет!
Подлетаю к решетке и отбрасываю в сторону дверь. Залетаю внутрь узкого пространства и смотрю по сторонам с идиотским рвением обнаружить то, чего нет.
Лошадь не иголка, которую я ищу в стоге сена, но я продолжаю, как болванчик, вертеть головой в поисках, а на глазах уже слезы осознания и в груди колет страшно.
Нет моей малышки. Пусто. Вылетаю из денника и пробегаюсь по конюшне, ищу и не нахожу. Рыдание уже слетает с губ, но я упрямо брожу, пытаюсь найти Демоницу.
Руки сжимаются в кулаки и хочется взвыть.
Хлопок двери, шаги, кто-то пришел. Иду на звук и вижу Федю в водонепроницаемом плаще с ведром в руках, которое он ставит на пол. Он ранняя пташка, выполняет свои обязанности и за лошадьми следит отменно.
Конюх замечает меня и замирает. Смотрит в растерянности. Подлетаю и хватаю мужчину за руку, которую он быстро вынимает из моих холодных дрожащих пальцев.
– Федя, Федечка, где моя Демоница?
Мужчина как-то резко скукоживается и опускает взгляд. Молчит, теребит сморщенные старческие пальцы.
– Где. Моя. Демоница? – спрашиваю, добавляя в голос металл.
Я умею приказывать, хотя в глазах щиплет, а взор застилает пелена слез и боли.
Конюх мнется, потом как-то совсем тихо отвечает:
– Нет ее больше, мисс Кац… Ваш отец приказал. Опасная она…
Мне холодно. Мне дико холодно. Вот сейчас. В эту секунду кажется, что я превращаюсь в глыбу льда, остываю. Меня прошивает холодом. Грохот и ливень не снаружи, а в груди у меня громыхают, взрываясь ледяным градом.
– Он убил ее, да?! – шепчу, голос срывается.
– Мне очень жаль, Маша… очень жаль, прости… – отвечает Федя, тяжело вздыхая.
Наблюдаю за удаляющимся мужчиной. Он и так нарушил правила, дав мне информацию.
И за это отец может жестко наказать…
Смеюсь, как ненормальная, реву. Врач во мне четко осознает, что у меня истерика.
Отец узнал…
Иван Кац всегда наказывает провинившихся. Он не прощает. Никогда. Никого.
Идиотка! На что я надеялась?!
Меня колотит, зубы стучат.
– Моя лошадка. Моя девочкааа.
Из горла выходят только хрипы, а мне кажется, что мой крик сотрясает стены. Ненавижу! Как же я ненавижу свою чертову клетку и надзирателей!
– За что…
