Секрет наследницы - Барбара Картленд

— Боюсь, что нет. Ценность заключается в полноте набора. По отдельности каждая из этих монет может стоить около пятисот фунтов.

Три с половиной тысячи фунтов совершенно недостаточно, чтобы провести все необходимые работы. Разочарование было жестоким.

— Но мы еще можем найти остальные, — ободряюще сказал Адольф.

— Нет, они у Уингейта, — подавленно ответил Джон. — Он видел, как мы копали прошлой ночью, и сегодня это место перерыто сверху донизу. Если там что-то и было, он Забрал себе.

— Могу я спросить, какое он имеет ко всему этому отношение? — спросил Адольф тихим голосом, заставив Рену перевести на него взгляд.

— Он хочет выдать за меня свою дочь, — со злостью ответил Джон. — Он предпочел бы герцога, но и я сойду при необходимости. Уингейт видит мое бедственное положение и намерен въехать в дом, рассыпая деньги на каждом шагу.

— О да, — пробормотал Адольф. — Он всегда так действовал.

— Вы его знаете? — спросил Джон.

Сначала показалось, что Адольф не ответит. Он устремил в пол скорбный взгляд, как будто его придавило бремя, слишком тяжелое для слов. Но он поднял голову и произнес так, будто слова с болью вырывали у него из груди:

— Он мой сын.

Джон ошеломленно уставился на него.

— Адольф, этого не может быть. Этот человек порочен, как сам грех…

— Оставь, — тихо сказала Рена. — Это правда.

Адольф слабо улыбнулся девушке.

— Вы сразу поняли, не так ли?

— Когда вы появились сегодня утром, я приняла вас за его двойника. У вас одинаковое строение тела. Необычное строение. И вы были так далеко, что я не могла рассмотреть лицо, но ваша голова походила на его голову.

— Ну да, — внезапно Джон хлопнул себя по колену. — Я все пытался понять, кого мне напоминает Уингейт. Он напомнил мне вас.

Адольф кивнул:

— Не столько чертами лица, хотя у нас обоих великоватые головы. Скорее формой тела.

— Вот что я видела утром, — сказала Рена. — Но я была так напугана им и находилась в таком взвинченном состоянии, что вообразила, будто он разделился на два человека. Поэтому я закричала.

— Как неосмотрительно с моей стороны было испугать вас, моя дорогая.

— Теперь, когда я вижу вас вблизи, мне не страшно. Но тогда в голову пришли такие дикие фантазии. Я побежала к дому, оглянулась и увидела, как вы идете навстречу друг другу. А потом вы просто оба исчезли.

— Рена рассказала мне об этом, — сказал Джон, — и я сам пошел посмотреть. Но там никого не было.

— Я не понимаю, как вам удалось настолько быстро добраться до леса, — сказала Рена.

— Мой сын был полон решимости как можно скорее убрать меня с глаз долой, — ответил Адольф. — Пока вы не закричали, он понятия не имел, что я был там, но, повернувшись, он увидел меня. Мы пятнадцать лет не встречались и еще дольше не разговаривали. Но он узнал меня, так же как я узнал его. Он не обрадовался, потому что ненавидит меня так же, как я… страшусь его. Он подошел ко мне, оскалившись раньше, чем заговорил. «Какого дьявола ты вздумал сюда явиться? Пришел донимать меня и отравлять мне жизнь?» Не дождавшись ответа, он схватил меня за руку и потащил к деревьям, и, когда мы скрылись в лесу, сказал: «Уходи отсюда и не возвращайся».

Адольф смолк.

— И что же вы ему сказали? — спросила Рена.

— Ничего. Я просто смотрел на него в молчании. Он отступил на шаг, поднял руку, как будто отмахиваясь от меня, и закричал: «Держись от меня подальше! Не подходи!» Потом повернулся и быстро зашагал прочь.

— Вам угрожает опасность, — взволнованно сказал Джон. — Он доберется до вас, как добирался до других.

— Нет, мой дорогой мальчик, — мягко сказал Адольф. — Он не причинит мне вреда. Он будет рвать и метать, но никогда ко мне не прикоснется: он слишком боится меня.

— Уингейт никого не боится, — сказал Джон.

— Вы ошибаетесь. Всегда есть сила, которую боятся, есть что-то, что сильнее самого человека.

— Не понимаю, как такой сын мог родиться от такого отца, — задумчиво произнес Джон.

— Я тоже когда-то удивлялся этому. Джейн, моя дорогая жена, так и не узнала о его темной стороне. Я скрывал от нее правду. Франклин — это его настоящее имя, Франклин Тэнди. Он был нашим единственным ребенком, и она души в нем не чаяла. Я не мог допустить, чтобы разбилось ее сердце, а потому покрывал его преступления. Я называл их детскими шалостями, но в душе знал, что все гораздо серьезнее. Ему нравилось причинять боль беззащитным созданиям. Оторвать крылышки у насекомого было для него пустяком, он вытворял гораздо более страшные вещи. Однажды я видел, как он отнял у ребенка котенка, а потом свернул тому шею прямо на его глазах. А когда ребенок расплакался, Франклин только хохотал. — Адольф вздохнул. — Ему было около семи лет, когда он сделал это. Слава Богу, мать умерла, когда ему было восемнадцать, и глубина его порочности еще не успела стать очевидной. Он рыдал возле смертного одра матери, а через час после того, как она умерла, продал ее любимое ожерелье, чтобы оплатить карточный долг. С возрастом он становился все хуже. Он соблазнял женщин и бросал их. Ему не было дела ни до чего и ни до кого, кроме себя, своего удовольствия и возможности добыть денег. Деньги — они были его богом. Я видел это, но ничего не мог исправить. В конце концов, его похождений накопилось столько, что оставаться на родине стало невозможно. Он хорошо управлялся с цифрами и поступил на работу к одному финансисту. Тот проникся к нему доверием, взял к себе в семью. Он думал, что Франклин сирота… А потом вдруг умер при таинственных обстоятельствах. Мой сын пришел ко мне в слезах и отдал себя на мою милость. Он клялся, что смерть была случайной, умолял помочь ему скрыться. Да простит меня Бог, я позволил убедить себя ради памяти его матери, и дал ему достаточно денег, чтобы он мог добраться до Ливерпуля, а оттуда уплыть в Америку. С ним поехал друг, который потом иногда встречал его за границей. Иначе я так и не знал бы ничего о нем, потому что с тех пор Франклин как в воду канул. И я продолжал обманывать себя, что он невиновен. Однако вскоре выяснилось, что вдова и дети покойного остались ни с чем. Деньги, которые должны были обеспечить их жизнь, исчезли. В Америке он снискал такую славу беспощадного финансиста и железнодорожного предпринимателя, что слух о нем дошел даже сюда.

— Но как вы узнали, что Джереми Уингейт — это Франклин Тэнди? — спросила Рена.

— У моей жены был прадед по имени Уингейт, обладавший настолько резким и неприятным нравом, что истории о нем долго передавались из поколения в поколение. Разумеется, Франклин восхищался им. Должно быть, ему казалось, что это имя для него достаточно безопасно. Он находился на расстоянии нескольких тысяч миль от тех людей, которые могли бы усмотреть связь. Но я-то понял. Каждый раз, когда слухи о жестокости Джереми Уингейта доходили до нашей страны, я узнавал своего сына.