Гадюка в сиропе - Дарья Донцова

– Хороша история? – поинтересовалась Нора.

– Да уж, – вздохнула я.

Впрочем, это не было для меня откровением. Все события были описаны в «Загоне», только там Владимир Кошельков убивает Сержа Дюпона, чтобы начать охоту за вдовой. Но, в конце концов, писатель имеет право на полет фантазии.

– А Степан Разин?

Нора замолчала. Спустя пару минут она спросила:

– Вы уверены, что есть реальный прототип?

– Да. Разумов вроде в своих книгах изображал существующих людей…

– Ну не всегда, – поморщилась Киселева. – Хотя следует признать, что в основном да. Но, наверное, так поступают многие, пишут о знакомых… Правда, Кондрат в последних книгах совсем распоясался. Про историю с Париным слышали?

Я кивнула.

– Знаете, в чем заключалась подлость?

– Нет.

– Кондрат взял всего лишь пару широко известных фактов из жизни академика: то, что он женился на девчонке, годившейся ему во внучки, что Иван жуткий бабник и что его аспирантки, прежде чем получить заветные корочки с золотыми буквами «кандидат наук», должны были сначала ублажать научного руководителя в койке… Все, больше там правды нет.

Но, как говорил министр пропаганды фашистской Германии Геббельс: «Возьмите микроскопическую крошку истины и перемешайте ее с килограммом лжи, люди поверят всему безоговорочно». Разумов превратил семью Парина в сборище монстров. Дочь убивала новорожденного младенца, жена путалась в любовниках и в конце концов отравила одного из них, как таракана, сам глава семьи придушил в кровати, правда, по чистой случайности, провинциальную соискательницу…

Но читатели съели все, а хорошо знавшие Парина люди засомневались в нем. Вера человека в печатное слово велика, и кое-кто предпочел разорвать с Париными отношения. Словом, получилось как в анекдоте, «то ли у него украли кошелек, то ли он украл кошелек, но была там какая-то неприятная история».

– А знаете, почему Кондрат ополчился на Ивана? – поинтересовалась Нора, переведя дух.

– Нет.

– Разумов хотел стать членом-корреспондентом Российской академии образования, ну честолюбие взыграло. Кстати, туда и впрямь иногда принимают людей искусства, того же кинорежиссера и актера Быкова, например. В общем, он подал документы, а Парин зарубил его кандидатуру, вот наш киллер и отомстил.

– Кто? – не поняла я.

Нора внимательно посмотрела в зеркало, потом мизинцем поправила левую бровь и объяснила:

– Иван просто взбесился, кинулся бегать по редакциям, требуя опровержения. Ему отказывали, объясняли – хуже будет, если кто и не догадался, что главный герой и Парин одно лицо, то после подобной публикации в курсе будут все.

Но Ивана заело, и в конце концов он уговорил редактора газеты «Желтуха». А тот, готовый ради тиража на все, дал материал под названием «Литературный киллер». Правда, эффект от статьи был противоположен тому, на который рассчитывал Иван. Злые языки замололи с удвоенным усердием, а те, кто не успел прочитать скандальный роман, бросились в магазины. Издательство спешно допечатало тираж, и в результате Кондрат отлично заработал!

– Значит, вы не припоминаете никого, кто носил бы фамилию, похожую на Разин?

Нора только покачала головой:

– Подумаю обязательно, но если Кошель и Кузнецова моментально пришли на ум, то Разин?.. Нет, не понимаю пока.

Едва я открыла дверь квартиры Разумовых, как в нос ударил не слишком приятный запах.

– Девушки! – крикнула я. – Ваш кекс сгорел!

– Нет, – отозвалась Лиза, – мы его еще не сделали.

– Ну да? – удивилась я, входя на кухню. – За такое время?

– Рецепт дурацкий, – пробормотала Маша Гаврюшина, чиркая спичками.

Я окинула взглядом стол. Так, миска, в которой вздрагивает жидкое тесто, изюм, цукаты…

– В чем дело? Духовку зажечь? И вообще, что это ты делаешь?

Маша швырнула спичку.

– Вот зараза, гореть не хочет!

– Кто?

– Сода! – в один голос ответили девочки. – Который час бьемся, а она не вспыхивает, просто измучились.

На клеенке и впрямь высилась куча обгорелых спичек и стояло блюдечко с белым порошком.

– Ничего не понимаю. Зачем соде гореть?

– Говорю же, – вздохнула Гаврюшина. – Рецепт кретин придумал, вот смотрите.

Я быстро прочитала – молоко, яйца, соль, масло…

– А при чем тут горелая сода?

– Да вот, – ткнула Лиза пальцем в строчку. – Погасить соду! А как ее погасить? Сначала зажечь надо!

Прикусив нижнюю губу и еле сдерживая вырывающийся из груди хохот, я вытащила бутылку с уксусом и капнула в блюдечко. Раздалось шипение, и полезла обильная пена.

– Вот, кондитеры вы мои, это и значит – погасить соду!

– Ну и дура ты, Гавря! – с чувством произнесла Лиза. – Из-за тебя мучились!

– Уж прямо, – буркнула Маша, – а кто в соду зажигалкой тыкал?

Оставив их выяснять отношения, я вернулась к себе и вновь попыталась соединиться с Грызловым, но на этот раз автоответчик бормотал по-английски. Пришлось позвать девочек.

Маша Гаврюшина подержала трубку и сообщила:

– Жалуется на память, небось сломался.

– Дай, – велела Лиза и засмеялась: – Ну, Гавря, ты даешь, при чем тут память. Он говорит – извините, переполнен.

– Может, память закончилась? – предположила я.

– Точно! – закричала Маша. – Извините, моя память заполнена.

В воскресенье утром я попросила соседа:

– Андрюша, свези нас к ветеринару.

– Мастина опять обожрался? – испугался бандит.

– Нет. Надо Пингву кастрировать.

– Какой ужас! – с неподдельной дрожью в голосе произнес он. – Зачем кота так мучить.

Минут пятнадцать я разъясняла ему необходимость этой операции. И мы в конце концов влезли в джип.

– Тогда уж и мастину возьмем, – велел Андрей Петрович. – Пусть доктор на него глянет, может, какие витамины прикупить надо.

Я с сомнением покосилась на Рамика. Он и без всяких добавок растет словно тесто и с такой же скоростью толстеет. Нет уж, витамины ему нельзя.

Но щенка все равно прихватили с собой. И он, очевидно, вспомнив про неприятные процедуры, забился на всякий случай в приемной под стул.

Доктор забрал Пингву и ушел. Мы тихонько сидели на желтых сиденьях, ожидая конца операции. Вдруг дверь кабинета распахнулась, вышел ветеринар. На руках он нес кота. Тот не двигался и почему-то смотрел на мир широко открытыми, остекленевшими глазами.

«Умер, – пронеслось у меня в голове. – Крохотное сердечко не вынесло. И зачем только я согласилась на это, подумаешь, царапался!»

Очевидно, те же мысли мелькнули и у остальных, потому что Лиза зашмурыгала носом, а Андрей протянул:

– Ну, блин, дела, в натуре, Пингва доской накрылся.

– Отчего он скончался? – тихо спросила я.

– Кто сказал эту глупость? – возмутился доктор. – Живехонек-здоровехонек, с чего вы решили?

– Но, – растерянно пробормотала Лиза, – он же лежит без движения и так странно смотрит…

– Он в наркозе, – пояснил врач. – У кошек во время искусственного сна глаза открыты.

– Уже сделали операцию? – обрадовалась я. – Так быстро!

– Я не могу кастрировать это создание, – спокойно произнес ветеринар. – Ничего не получится.

– Слышь, лепила, кончай пургу гонять, – обозлился Андрей. – Колись, убогий, без базара, что с Пингвой? Может, хрустов мало отсмолили? Так без проблем, однозначно, ща еще капусты нарубим. Шепчи конкретно, сколько?

И он широким жестом вытащил из кармана роскошное портмоне.

– Нисколько, – спокойно ответил ветеринар. – Потому что это кошка!

– Кошка! – ахнула Лиза. – Но как же…

– Во блин, – заржал Андрей. – Был Пингвин, а стала Пингвинка!

– Но нам его отдали как кота! – не успокаивалась я.

– Ну и что? – усмехнулся ветеринар. – Случается иногда такое. Что же не проверили?

– А мы не знали, чем кот отличается от кошки, – ляпнула Лиза.

Доктор вздернул брови и покосился в мою сторону.

– Во дает! – заржал Андрей. – Да под хвост глянь!

Чтобы переменить щекотливую тему, я быстренько вмешалась:

– Доктор, Рамику нужно принимать витамины?

– Да, – влез сосед. – Не корчись, любые мастине куплю!

– Вы полагаете, что это мастино-неаполитано? – спросил врач.

– Нам так кажется, – осторожно ответила я.

– Должен вас разочаровать, – вздохнул эскулап. – На мой взгляд, это помесь, но интересная. Видите, какие лапы?

– Здоровские грабки, – подтвердил Андрей.

– А морда? Потом, спина широкая, опять же, положение ушей. Думается, тут смешаны крупный ротвейлер и весьма редкая порода – фила-бразильеро.

– Это чегой-то такое? – почесал в затылке наш бандит.

– У аптечного киоска висит плакат, гляньте.

Мы дружно подошли к ларьку и нашли нужную информацию. При взгляде на фото холодный пот потек у меня по спине. Впрочем, то, что ротвейлеры большие и злобные собаки, я знала и до этого. И снимок меня не удивил, неприятно поразило лишь сообщение о весе, которого достигают собачки, – девяносто килограммов. Но фила-бразильеро!.. Я не способна описать это чудовище. Наверное, в озере Лох-Несс плавает какая-нибудь одичавшая фила. Подпись под фотографией действовала ободряюще: «Самая большая собака в мире».