В прятки с отчаянием (СИ) - "AnnysJuly"

Пока я говорил, она заметно успокаивалась, а я перетягивал ее лодыжку подолом своей футболки, превратив ее в весьма игривый топик. Расшнуровав ее ботинок, я еле втиснул в него перебинтованную ногу, фиксируя ее в одном положении.

— Скорее всего, даже вывиха нет, только растяжение. Давай отдохнем немного, чтобы боль утихла и пойдем дальше, окей?

— Риз… ты прости, что я сорвалась… Последнее время все как-то ни к черту.

— Да все нормально. Так ты точно дивергент, я угадал? — решил я воспользоваться ее настроением и попытаться выяснить хоть что-то о ней и дочери лидера.

— Да, дивергент. У нас их много стало, и мы перестали быть диковинкой. Единственное на что это влияет, диверов охотнее берут в особые группы и разведку, потому что на них скриммены не действуют, как ты и сказал. Ты, как я понимаю, тоже?

— Да. Более того, я научился делать передатчики почти из всякого хлама, понял принцип его работы. Но стервятники не хотят покупать их, они хотят чтобы у них был человек, который будет делать им их бесплатно, вот и гоняются за мной. Ну а ты? Расскажешь, что за прибор ты везла на полигон?

— Откуда ты знаешь про прибор? — она так сильно нахмурилась, что брови сошлись почти в одну линию. Я еле смог подавить улыбку, и принять максимально серьезное выражение лица.

— Я слышал, как ты про него в коридоре кричала, когда убегала от кого-то и врезалась в лидера, — она недоверчиво посмотрела на меня исподлобья и покосилась на дерево слева.

— Вообще-то, я не должна ничего говорить никому об этом… тем более…

— Такому преступному элементу, как я, — прищурившись, смотрю на нее испытывающе. — Ну так и я не должен вести бесстрашного в наш город. Надеюсь, ты нас не выдашь? Или у тебя другие планы?

Она молчит, и я понимаю, что в девушке борются два ее противоречия — с одной стороны, она как член фракции должна будет выдать своим лидерам где город, не может этого не сделать. С другой стороны…

— Ясно. Ну что ж, я рад, что мы поговорили. В конце концов, есть хорошая поговорка: «Делай что должен, и будь что будет»!

— Вот и мой брат так же говорит, — пробурчала она, тяжело вздохнув.

— У тебя есть брат?

— И не один. Ладно, — она, видно, приняла какое-то решение и подняла на меня глаза. — В конце концов, я попала в эту переделку по своей глупости, поэтому… я не скажу бесстрашным где ваш город. Но если мы его найдем случайно, или наткнемся на него, тут уж извини. А прибор… тут долгая история… и… я не могу сейчас тебе ее поведать. Могу сказать только то, что он вызывает агрессию у людей и явно прибыл… от безупречных.

Вообще, я и сам это знал, но был рад, что она решилась на откровенность. Это дает надежду, что она искренна в своем желании не выдавать нас. А то я уже начал было подумывать, не оставить ли ее на дереве привязанной, а самому быстренько смотаться… но отмел эту идею, как ставящую крест на моем продвижении к лидеру и во фракцию.

— Понятно. Ну что ж, если ты уже передохнула, может, мы дальше двинем?

Первые тридцать шагов Лусия мужественно отклоняя мою руку, продвигалась сама. Когда она в очередной раз чуть не грохнулась, пришлось абстрагироваться от ее свирепых взглядов и, устроив одну ее руку на своей талии, а другой поддерживая ее подмышки, вести за собой, потому что иначе мы двигались совсем уж медленно. Знаю, чувствую ее недовольство и раздражение, но все так же она остается для меня закрытой, определить, что она чувствует, могу только по ее живой мимике и бросаемым на меня злобным взглядам.

— Сильно нога болит? — спрашиваю ее, углядев кустарник, бутоны которого оказывают обезболивающее действие.

— Это я терпеть могу. А вот твое желание меня обжимать выносить совершенно невозможно!

— Хорошо, простите, леди, этого больше не повторится, — смеюсь я, сажая ее на пенек. — Сейчас все будет.

Нарвав ярко-красных цветов, нектар которых действует как обезболивающее, я принес их ей и с улыбкой до ушей протягиваю Лусии букет.

— Это что еще за хрень, — окончательно разозлилась она и губы у нее вытянулись дудочкой.

— Вот, захотелось сделать тебе приятное, — смех уже сдерживать получается с трудом и я рассмеялся, наблюдая за ее реакцией. — Не злись так, смотри, — я отрываю один бутон и слизываю выступивший сок. — Давай, приобщайся. Мало того, что он сладкий, он еще оказывает сильное анестетическое действие. Попробуй!

Лусия осторожно и очень недоверчиво рассматривая цветок, повторила мои действия с таким видом, будто я хочу ее отравить.

— А он точно не ядовитый? — тихо спросила она. — Я пока ничего не чувствую.

— Травить тебя мне нет никакого резона, поверь, куколка, — схамил я ей опять, потому что если честно, можно было бы уже и понять, вообще-то, что не собираюсь я ей причинять вреда. Просто тащить на себе ее злобненькую тушку порядком надоело.

Она фыркнула на «куколку», но нектар слизывает, и через несколько минут удивленно подняла на меня глаза.

— Вот твою мать, — ошарашенно произнесла она. — Не болит нога. Риз, а что это за цветок? Ты знаешь?

— Откуда бы? Я ведь в школах не обучен… — все еще вредничая, буркаю ей в ответ. — Но думаю, что, возможно, это какая-то мутация цветков мака, из которых раньше делали морфий, очень сильное обезболивающее. Только тогда он рос отдельными цветками, а теперь вот встречается в кустарниках…

— А это ты откуда знаешь? — с явным интересом спрашивает меня она.

— Вряд ли тебе будет интересно слушать эпопею о моем обучении. Ладно, если не болит больше, вставай и пошли, у нас сейчас трудный участок пути будет.

Уже совсем стемнело, когда мы добрались до расселины. Шли молча, каждый переваривая полученную информацию. Конечно, я и не думал, что она вдруг проникнется к кочевникам любовью, но мне всегда казалось, то, что я знаю о бесстрашных должно играть решающую роль — долг, честь, дружба, взаимопомощь, чувство локтя, одна кровь на двоих… То ли я неправильно их понял, то ли мои детские фантазии были слишком идеализированы…

Дорога все шла под уклон, идти становилось все легче, мы почти сбегали по склону. Я время от времени пристально следил за Лусией, она больше не жаловалась на ногу, хоть иногда и припадала на нее. Я взял с собой несколько веток с бутонами, но они все равно через некоторое время стали бесполезными, их лечебное и обезболивающее свойство сохраняется, только когда они совсем свежие.

Достигнув расселины в скале, мы стали пробираться почти в кромешной темноте, которая становилась все гуще, по мере продвижения вглубь пещеры.

— Риз, ты уверен, что мы идем куда надо? — подала голос Лусия, и я понял, что она дальше от меня, чем я думал. Я вернулся и взял ее за руку, хоть первым ее порывом было выдернуть ладонь.

— Становится опасно, тут есть трещины, в которые можно провалиться, — на самом деле никаких трещин не было, просто я хотел, чтобы она шла рядом и не отставала. — По темноте нам идти недолго, я хорошо ориентируюсь здесь, не волнуйся. Жутковато, зато увидишь кое-что красивое.

Лусия засопела, и я не стал разбираться с чем на этот раз связано ее недовольство. Только сейчас я подумал, что переть ее в город было слишком опрометчиво, меня и так не особенно любят ни у кочевников, ни у стервятников, а приведя с собой бесстрашную, я совсем окажусь в опале и мои «братья» могут, вообще, отказаться мне помогать.

— Слушай, — я, наверное, резко слишком остановился, так, что она врезалась мне в бок. — Когда мы будем на месте, ты должна сделать вид, что ты одна из нас. Будем выдавать тебя за кочевника, и не проговорись, что ты бесстрашная. Ясно?

— Да уж ясно. Я последнее время только и делаю, что вру, я была бы отличной искренней.

— Чего? — в недоумении спрашиваю я ее, но в кромешной темноте я не могу разглядеть ее лица и по тону не понимаю, шутит она или злится.

— Ничего. Ты что о пяти фракциях не слышал?

— Знаю, конечно, но почему ты сказала, что врала как искренняя?

— Потому что искренние самые большие лгуны. А ты что, думал по-другому?