Николай I Освободитель. Книга 7 (СИ) - Савинков Андрей Николаевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Плюс широкое использование воздушных шаров, которые постоянно — спасибо небесам за хорошую погоду — висели над местом сражения и вовремя сообщали о началах вражеских атак. Об обходном маневре французов, кстати, русское командование также узнало заранее благодаря высотным наблюдателям. Наблюдатель на верхотуре давал достаточно просто рассчитываемое, но неочевидное на первый взгляд преимущество. А меж тем шар, поднятый на высоту всего в 30 метров, расширял дальность видимого горизонта с пяти километров аж до двадцати. Для большой армии 20 километров — это чуть ли не десять часов пути, дневной переход фактически. Неслабая такая фора во времени, достаточная чтобы правильно отреагировать и купировать опасность вражеского маневра. А ведь можно шар поднять и на большую высоту.
Трехдневное сражение обошлось нам в примерно пятьдесят тысяч убитых — из них больше половины пришлось на венгерскую армию — и еще порядка семидесяти тысяч раненных. Потери австрийцев с союзниками и вовсе перевалили за сто тысяч только убитыми, при этом французы, подоспевшие к шапочному разбору, понесли совсем незначительную убыль в людях.
Естественно обе стороны тут же заявили о своей победе. Французы настаивали на том, что поле боя в итоге осталось за ними, а значит Эггенбург можно считать полноценной местью за поражение Наполеона от русских войск в 1812 году. Австрийцы, чья армия практически полностью утратила боеспособность радовались гораздо меньше, хоть они и смогли освободить Вену, радости им это принесло мало. За тот месяц, что ее занимали русские войска, наши трофейщики успели хорошенько подчистить местные богатства и даже вывезти знаменитую «Чумную колонну» и статуи из парка Шенбрунн. Просто так, где-нибудь в Саратове ее потом поставим, пускай местные радуются.
Битва при Эггенбурге в итоге выдалась настолько тяжелой, что обеим армиям потребовалось время на то, чтобы прийти в себя, разобраться с раненными, подтянуть резервы, подкопить, в конце концов, продовольственные запасы. Так что следующие полтора месяца после сражения стороны ограничивались маневрированием и короткими стычками, не переходящими при этом в генеральное сражение.
Выходила парадоксальная ситуация. Все к чему готовилась русская армия в течение последних пяти лет в итоге оказалось неверным. Никаких стремительных обходов, долгих маршей и блицкригов в целом у нас не выходило, вместо этого боевые действия стремительно приобретали позиционную форму с взаимным боданием лоб в лоб.
И не то, чтобы наши генералы не хотели всего этого — стремительных обходов в смысле — просто на месте они банально не справлялись с полученной под управление массой войск. Раньше, еще двадцать лет назад 150 тысяч человек — это была здоровенная армия, генералы командовали корпусами в 8–10 человек и зачастую вели собственные боевые действия мало завися друг от друга.
Теперь количество солдат на поле боя выросло скачкообразно, добавились более сложные технические новшества, и было очевидно, что наши стратеги просто не успевают за прогрессом. Штабы не справлялись с регуляцией потоков снабжения, с координацией медицинской службы, с вывозом раненных, с разведением войск по параллельным дорогам… Да со всем. На каждом перекрестке постоянно образовывались пробки, скорость движения армии неуклонно падала, были нередки ситуации, когда полк мог за день пройти всего несколько километров, просто потому что дорога была забита а обочины развезло после дождя.
В такой ситуации «облегчение» дивизий, выделение корпусов в качестве самостоятельных боевых единиц просто теряло смысл. Нужно было вновь собирать дивизии в более тяжелый вариант, резко увеличивать количество саперов, без которых строить укрепления на местности было практически невозможно, а конницу вовсе выделять под отдельное командование. Все равно в нормальном сражении от нее теперь было толку чуть.
Все это требовало осмысления, причем как нам так и противнику, из-за чего — да и просто потому что в Европу пришла зима — боевые действия на время поутихли. Впрочем, не везде.
Интересные события происходили на юге. Англичане все так же топтались под Царьградом, имитируя бурную деятельность и одним глазом поглядывая на исход сражений основного театра военных действий. Одновременно с этим островитяне высадились на Кипре и заставили султана уступить им этот стратегически расположенный остров. Когда я об этом узнал, чуть не захлебнулся слюной: тут каждый метр земли приходится вырывать буквально с боем, а эти взяли и на халяву, практически забесплатно урвали себе такой лакомый кусок. Обидно!
Несмотря на то, что активных боевых действий в районе проливов не велось,- неспешная осада, с ленивыми перестрелками артиллерией и редкими вылазками, в таком темпе воевать можно примерно до бесконечности — само нахождение там достаточно крупного — до ста тысяч суммарно, если брать вместе с неаполитанцами и турками — контингента, привело к очередному витку межнационального и межконфессионального противостояния на Балканском полуострове. Если первые полгода христиане со всей широтой своей души отыгрывались на живущих рядом мусульманах за века угнетения, то после появления англичан, баланс сил резко изменился. Островитяне стали такой себе точкой кристаллизации, вокруг которой стало формироваться — достаточно иронично, надо признать — мусульманское сопротивление. Кроме того, британцы изрядно помогли местным магометанам оружием и деньгами, начав формировать из беженцев, стекающихся сюда со всего полуострова такие себе дружины самообороны.
Самообороной они естественно не занимались, а вместо этого принялись кошмарить живущих севернее православных-славян. Идея была проста как дважды два. Российская империя в любом случае окажется в проигрыше: мы либо будем вынуждены выделить дивизии с более важных направлений для помощи болгарам, либо, если проигнорируем их просьбы, сильно потерям в плане влияния на местное население.
Вероятно, если бы на троне в Петербурге сидел бы другой человек, то подобный финт ушами мог бы и пройти. Во всяком случае, судя по тем историческим моментам, которые я помнил из своей жизни, русские императоры всегда как-то подозрительно неровно дышали к нашим «братьям»-южным славянам. Я же поступил проще — приказал формировать из болгар, сербов и валашцев, которые бурным потоком хлынули в империю как беженцы, точно такие же боевые отряды. Через границу на Дунае в империю пропускались женщины, старики и дети, а всех мужчин заворачивали в специально созданные лагеря, где их за несколько недель обучали минимальному обращению с оружием. И потом с русскими ружьями — с самых дальних складов достали последнее старье «времен Очакова и покоренья Крыма» — и русскими же офицерами, такие отряды отправлялись на юг. В конце концов в подобную игру можно играть и вдвоем.
В общем Балканский полуостров окончательно погрузился в кровавую войну всех против всех. Сколько в итоге погибло там народу, наверное, не смог бы подсчитать ни один историк, но было понятно, что счет шел на сотни тысяч.
Интерлюдия 4
— А я вам говорил, господин президент, что нужно покупать не только русские винтовки, но и барабанники. Смотрите как рейнджеры садят без остановки! — Русский покачал головой и еще раз приложился к весьма паршивенькой подзорной трубе. На «той стороне» мексиканцы пытались штурмовать позиции засевшего на окраинах города Сан-Хосинто противника. Пока получалось плохо.
— Думаете, это что-то принципиально бы изменило, господин советник?
В свои достаточно почтенные пятьдесят «с хвостиком» лет статский советник Николай Сергеевич Аксаков давно уже подумывал о том, чтобы уйти на покой. Выйти в отставку — глядишь по такому поводу можно будет получить полноценно «генеральского» действительного, — приобрести на сэкономленные за время службы деньги домик где-нибудь в провинции, жениться на приличной девушке из хорошей семьи и начать строгать маленьких Аксаковых.
Не то чтобы с последним у русского военного атташе в Мексике, служащего по совместительству в СИБ, были какие-то проблемы, — местные креолки чудо как хороши в постели и отличаются на диво горячим нравом — и, вероятно, по всей немалой мексиканской территории сейчас бегает не один его отпрыск, выделяясь среди сверстников излишне светлой кожей и блондинистыми волосами. А что? Кавалер он хоть куда — европеец, что в глазах местных есть неоспоримое преимущество, на лицо не дурен, языки опять же превозмогши — и на испанском, и на английском и кое-что из местных диалектов за пятнадцать-то лет понахвататься успел. При деньгах опять же. Это по Петербургским меркам жалование у него не самое завидное, а для какой-нибудь мексиканской глубинки — очень даже…