Конец гармонии - Максим Углов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Бери уже пешки в руки, Гермис — он встрепенулся и понял, что сдлучайно заставил всех ждать.
— Ах, да… у тебя же гипс. Хе… Ну хоть левой тебе будет удобнее нажимать на часы, — Гермис взял две пешки и перемешал их за спиной. Мне нужно было угадать, где белая, потому что они немного, буквально на полпроцента казались сильнее чёрных.
— В левой, — я ошибся.
— Тц… — цокнул Эрвин за спиной. Актия вдруг повисла на плечах Гермиса и что-то прошептала.
Все вокруг захлопали после того, как были выбраны стороны, а после в предвкушении стали наблюдать за партией. На часах было по пятнадцать минут. Я посмотрел Гермису в глаза. И вдруг он ехидно заулыбался.
— Ну что ж… Готов? — Гермис протянул руку. Я пожал её с обратной стороны свободной левой.
— Всегда готов.
Он пошёл пешкой на g4.
«Значит я был прав. Гробовая атака», — так называлась стратегия, где белые провоцируют оппонента забрать пешку и тем самым переигрывают соперника ловушками, если тот поведётся или сделает лишнее действие.
— Как тебе первый ход? — он улыбался, как ребёнок.
— Ты не забыл, что разговаривать при игре — это плохой тон? — я сходил стандартно на d5.
— Мы не на турнире, можно и расслабиться, — он ответил ладьёй на g2.
Вышел конь c6, Гермис ответил пешкой на c4. Я стандартно задвинул пешку вперёд, он сходил на d3 и я наконец смог забрать пешку на g4 ладьёй. Гермис решил продолжить нападение и стал выцеливать коня, но я был непреклонен и сходил на a6 для профилактики. Каждый ход сопровождался ударом по кнопке на часах, что таймером отсчитывали отведённое нам время.
Постепенно мы дошли до эндшпиля — так называлась поздняя стадия игры. Мой перевес был незначителен всего в одну пешку, но с каждым разменом фигурами и с каждой новой взаимной угрозой, приближался момент, когда останутся лишь самые слабые фигуры.
Вдруг я выдвинул короля вперёд.
— Не рановато ли ты вышел? Ещё две ладьи и конь… — спросил Гермис и перекрыл мне дальнейший выход.
— Знаешь… Когда король не поспевает за поддаными, то это всегда чревато катастрофой, — я понял, что он ошибся и подставился, хотя ему было всё равно.
«Он будто специально поддавался…»
Гермис нахмурился.
— Война — это не шахматы, Фаррен. В игре есть правила, на войне же их нет.
— Прости, но ты ошибаешься. Что в войне, что в шахматах мы побеждаем само время и куем свою судьбу. В этой прекрасной игре раскрывается смысл самой жизни и если ты этого не понимаешь, то мне тебя жаль.
«Гермис не мог допустить столько глупых ошибок. Он поддаётся».
Всего мгновение назад мы играли на равных. Но спустя время я уже четко видел перед собой мат в пять ходов и покачал головой. Меня волновало лишь то, что на лице врага не было и следа беспокойства.
«Гермис не мог не заметить этого идиотского мата. Это лицо меня просто бесит!»
Невольно на мне проявилась презрительная ухмылка. Я наконец понял, что Гермис задумал.
«Вся эта толпа вокруг, обещание помощи в предстоящих военных играх, гробовая атака — это просто представление. Если ты думаешь, что я поддамся на подобное искушение, то ни за что! Я, Фаррен фон Кригер, не нуждаюсь в чьей-либо жалости. А вот ты Гермис…»
Я протянул ему руку и улыбнулся со страшным презрением.
— Ничья? — Гермис был поражен услышанным.
— Мы ещё можем продолжить игру… — он пытался не подавать виду, что всё пошло не по плану.
— Ты же видишь, что партия завершена, — я настаивал.
По толпе пошли перешептывания. Эти глупцы явно не могли понять, что происходит. Актия прижалась к Гермису и с любопытством посмотрела на доску. Его лицо было наполнено сомнениями.
— Дружеская ничья. Давай же, Гермис, — я держал перед собой руку и ждал.
— Ладно… Т-то есть, конечно! Друг… — Гермис кивнул и принял ничью.
Толпа захлопала, аплодисменты озарили помещение. Никто из присутствующих не был профессиональным шахматистом, так что для окружающих мой жест выглядел, как порыв истинной дружбы.
Только вот на самом деле шахматы были истинным полем боя, где проходила битва умов, воли и мудрости. И на самом деле я вновь победил. Пришлось подтянуть Гермиса слегка поближе и тихонечко сказать:
— А раз мы друзья, то заслуживаем равного отношения друг к другу. Но ещё раз ты так поддашься, Гермис… я тебя со всей силы ударю прямо в твой носик, ты меня понял?
— П-прости, Фаррен, я думал, что тебе…
— Мне не нужна твоя жалость.
Я отпустил руку, улыбнулся и похлопал Гермиса по плечу. Он кивнул и слегка расслабился, но всё равно можно было заметить легкий оттенок печали.
«В конце концов, истинная победа оказалась за мной. Но как же он умён… Только вот я не принимаю милостыню».
Вдруг Эрвин зашевелился и одобрительно положил руку на плечо.
— Хорош, брат.
«Не уж то он понял, что на самом деле произошло?»
Люди ещё больше встрепенулись и подняли гул. Сердца зрителей, что стали свидетелями партии, забились в унисон. Глупая толпа была охвачена единым порывом эмоций, пока я глубоко внутри смеялся над их дуростью.
Для одних этот жест был воплощением истинной дружбы, а для других лишь издевательством и игрой на публику садиста и отвратительного человека. Но в большинстве взгляды зевак смягчились, а губы разомкнулись в восхищении.
Когда они узрели, как два закаленных в боях воина признают равенство друг друга вопреки исходу игры, то просто не смогли не признать мою доброту. Другие же ощутили прилив отвращения, ведь им открылась истина.
Я одержал верх и не возгордился, а даже наоборот проявил
