До любви две мили и один шаг (СИ) - Елена Романова

Шропшир мне определенно нравился. Кхм, здесь пылают страсти страшнее, чем в лондонских кулуарах. Надо сказать, я этого не ожидала. Где-то в сельской глуши притаился настоящий убийца, который не остановится ни перед чем.

ГЛАВА 18

Если не знаешь, как поступить, — поступай правильно.

Я пробиралась по заросшей тропинке, чертыхаясь, как матрос во время бури. Со мной была только Китти, которая держала зонты, пока я отдирала юбку от колючек. Мода модой, а когда идешь на расследования поджога собственного дома нужно одевать что-то практичное. Китти догадалась облачиться в наряд для прогулок, а моя же натура заставила меня надеть темно-зеленую юбку, клетчатый жакет и белоснежную рубашку, сдобрила все это кокетливой темно-зеленой шляпкой с одним пером. Вот только мой образ не способствовал быстрой ходьбе по проселочным тропам, ведущим к Шил-парку.

Утром я смогла оценить всю степень его разрушения. Мой дом, как покинутый всеми островок безумия, был черен, мрачен и пугающе одинок. Как и я, он больше никому не был нужен. Мы с Китти стояли на холме, откуда вырисовывался потрясающий вид. Констебль, присланный из прихода, чтобы изучить пепелище, еще не появился, поэтому мы могли не торопиться. Я медленно обвела взглядом территорию с разбросанным тряпьем, обугленными стекляшками, кирпичами, подумав о том, что скоро сюда стекутся охотники до чужого добра. Правда, самого добра осталось немного — сгорело практически все. Я с сожалением вздохнула. Китти уперла в бока руки и, нахмурившись, глядела на открывшуюся панораму. Вид у нее был крайне озабоченным. Мы переглянулись. Да уж, великолепие Шил-парка у многих вызывало зависть. Миссис Бейли, наверняка, сходит с ума, ведь дом принадлежал ей, а мой муж лишь платил ренту. И мне тоже было искренне жаль это разрушенное и заброшенное величие прежнего поместья.

Я вдруг заметила шевеление в кустах, и прямо на нас вышел мистер Остин, как один из лесных фейри — невообразимо прекрасный в причудливой кепке, в темно-коричневом камзоле из-под которого торчали манжеты и ворот белоснежной рубашки и высоких сапогах для верховой езды. С ним был умилительный щенок нивернезкого гриффона — лохматый, большой увалень — который тотчас принялся носиться между мной и Китти, всунув язык. Но меня впечатлила не столько собака, сколько ее хозяин. Он тихо свистнул, заставляя своего Герольда вмиг утихомириться и поприветствовал нас кивком головы. О, он был невыносимо сексуален. Меня манила его мрачная рассудительная холодность. Манила так, что хотелось притянуть за борта камзола и припасть к скептическим устам.

— Любуетесь видами, сэр? — я вскарабкалась повыше, вдруг вспомнив, как он обнимал меня ночью, и покрылась красными пятнами. Приложив ладонь к глазам, замерла над обрывом.

— Осторожней, — предостерег Джеймс, наблюдая за мной своими дьявольскими глазами.

— Здесь очень красиво, верно?

— Но не так, чтобы рисковать жизнью, — он подхватил меня за талию и переместил ближе к тропе. От его прикосновения по телу пробежала волна приятных мурашек, — достаточно вашего ночного приключения.

— Самое интересное началось под занавес, сэр. Какой-то негодник выдернул меня из мира грез и, не дав даже одеться, выволок на улицу в одной ночнушке! — я язвительно улыбалась. С Остином всегда так, нужно хорошенько уколоть, прежде чем он становился собой и снимал маску. А я знала, каким он может быть горячим и несдержанным.

— Ммм? Негодник, говорите? — он не улыбался и выглядел абсолютно серьезным. — Ужасный тип, леди Блайт. Как можно так относиться к женщине?

— Не говорите, мистер Остин, — я беспечно рассмеялась, — если увижу этого негодяя, то, пожалуй, он от меня не отделается одними «благодарностями».

— Вы меня заинтриговали, — теперь в уголке его вкусных губ показалась насмешка.

— И вы меня тоже, — произнесла я, меняя тему, — что вы забыли в окрестностях Шил-парка? Заметаете следы поджога?

— Значит в том, что это поджог, наши мнения сходятся, — задумчиво произнес, обретая прежнюю серьезность.

— Думаете, кто-то так сильно ненавидит меня, что готов убить?

— Вас ненавидит почти весь Шропшир, леди, и добрая половина Лондона, — совершенно искренне ответил, — впрочем, не все из них пойдут на убийство.

— Если бы я переживала из-за каждого, кто меня недолюбливает, удавилась бы еще в детстве.

— А вы были капризным ребенком? — он склонился к щенку, трепля его за ушами.

— Требовательным, сэр. Это разные вещи. Я рано стала самостоятельной.

— Это я вижу, — он, как всегда, иронизировал, — и как же так вышло, что вы со своей самостоятельностью и требовательностью стали женой Энтони Блайта?

Вопрос был неожиданным. Я заметила, что Джеймс старательно избегает смотреть на меня.

— Я была польщена его предложением и совершенно не верила в любовь… на тот момент.

— А сейчас верите?

Почему его вопросы вызывают у меня страх, возбуждение, желание открыться? Почему я не могу контролировать лицо, которое приобретает наиглупейшее выражение?

— До любви, мистер Остин, две мили и один шаг.

— Что?

— Две мили пройдены,

Осталось только эхо

Прикосновений, губ горячих поцелуй,

Веселых отголосков смеха,

Остался шаг — один лишь шаг,

Ступить который не рискуй.

Он не удивился тому, что я спела этот куплет, взирая в его глаза с небывалой нежностью.

— Моя мама часто пела эту песню, сэр, и я всегда думала, что пройдя эти две злосчастные мили, я смогу полюбить Энтони, но я так и не сделала последний шаг.

— А теперь вы готовы его сделать? — его голос охрип и надломился.

— Я не знаю, Джеймс… — он спрашивал о таком сокровенном, болезненно-ранимом чувстве, которое я боялась показывать окружающим. — А ты?

— Я давно шагнул в омут, — его пальцы притронулись к щеке и скользнули к губам. Солоноватый вкус с запахом табака. Мне хотелось целовать эти руки с той же отчаянной преданностью, с какой был привязан к ним щенок гриффона.

Между тем из кустов выпорхнула Китти с куском какого-то дурно пахнущего тряпья.

— Это вещь пропитана горючим, — вынесла она вердикт, — там поодаль куча таких же.

— А еще чуть дальше следы от повозки, — произнес Остин, — этот клад я нашел еще на рассвете, — он толкнул носком ботинка в брошенное горничной тряпье и нахмурился.