Шалости нечистой силы - Татьяна Светлова

— Что и когда?

Вера промолчала, лишь пожав худыми покатыми плечами.

— Ты ела в городе?

Она снова не ответила, бросив на Виктора какой-то затравленный взгляд.

Что-то тут не то, что-то все же странное было в ней и во всей этой истории.

— Вера, я тебя спрашиваю, ты ела где-то в городе?

Ему не следовало так с ней разговаривать, — так не разговаривают с любимыми женщинами, — но врач в Викторе был сильнее мужчины, даже влюбленного.

Вера, наконец, подняла на него глаза.

— Я не помню.

— Как это? Не помнишь, ела ли ты в каком-нибудь кафе? А что ты делала все это время? Ходила вокруг дома Анатолия? Или поужинала с его вдовой и ее любовником?! — разозлился он.

Вера явно что-то выдумывала. Может, и историю с коллегой выдумала, только зачем? И не гуляла она нигде, зачем ей это было нужно — болтаться вокруг дома, где теперь живет ненавистная ей Ирина Львовна? Похоже, что не зря крутила его ревность: Вера что-то скрывает. Глупо, неумело, по-детски! Но скрывает.

— Я… Я никак не могу вспомнить. Я поехала к дому…

— Не ври, Вера. Не ври!

— Правда… Я поехала… А дальше…

— Ну?!

— А дальше что-то не помню. У меня какой-то провал в памяти…

Он слишком груб, так нельзя. Надо успокоиться, надо взять себя в руки. Какое он имеет право вести допрос? Никакого. Впрочем, есть: право врача.

Да, еще несколько десятков минут назад он мечтал о том, чтобы получить на Веру совсем другие права; но теперь не до того. Он должен немедленно выяснить, что происходит. И если она ужинала с кем-то, то… А если она не ужинала, значит снова ни хрена не жрет, и он должен это знать как врач. Вот так.

— Провал в памяти? — уже мягче произнес он. — С каких это пор ты стала жаловаться на память?

— Ни с каких! — Вера вдруг рассердилась. — С сегодня! Говорю тебе, не помню! У меня такое странное состояние было, будто я пьяная, наверное это от укола! И не могу вспомнить, что я делала!

— Но ты помнишь, как поехала к дому Анатолия? А зачем — это ты помнишь?

— Я решила закатить им скандал. Я собиралась сказать Ирине, чтобы они от меня отвязались! Что у меня этих вещей нет, и они никогда ничего не докажут! И что я подам на них в суд! Помнишь, ты сам говорил, что можно на них подать в суд за телефонное хулиганство!

Виктор с трудом представлял себе Веру в роли скандалистки. Это было совсем не в ее характере — во всяком случае, как он себе ее характер представлял.

— Я? — удивился Виктор. — Не помню, чтобы я такое говорил…

— Значит, это сказал Женя. Он такой милый, так меня поддержал…

Ага, а Виктор, который все свое время практически целиком посвящает Вере, не милый, значит? И этот неведомый Женя, неизвестно как попавший сюда и неизвестно почему сославшийся на Виктора (знал, значит, что Виктор в отъезде?), — поболтал немножко и сразу стал «милым»! Интересно…

— То есть, ты с ним обсуждала свои проблемы?

— А что такого? — обиделась Вера. — Нельзя было?

И это было непохоже на нее… Право, Виктор не узнавал Веру. Вот так, с первым встречным… Может, она и это сочинила?

— Он тебе сказал название лекарства, этот Женя? Ампула сохранилась?

— Не знаю… Можно посмотреть.

Они пошли вдвоем в гостиную, где, по словам Веры, Женя сделал ей укол, но никаких следов ампулы не обнаружили. В мусорном ведре ампулы тоже не оказалось. Виктор, теряясь в догадках, потребовал показать след от укола и обнаружил синяк вокруг маленькой точки — укол был сделан неграмотно.

Ладно, некий Женя приходил. Вовсе не от Виктора, от кого и зачем — неизвестно. Какой-то поклонник, который решил подобраться к Вере в отсутствие Виктора? Странный способ знакомства. С другой стороны, он быстро оказался «милым».

— Хорошо, — произнес Виктор, чувствуя, что окончательно запутался. — Он сделал тебе укол, вы поговорили с этим милым Женей, и он посоветовал тебе поехать к Ирине и устроить ей скандал?

— Ну да. Ты же сам говорил: «лучший способ защиты — нападение».

— Я так никогда не говорил.

— Наверное, Женя сказал… Что-то у меня в голове путается.

— Ладно, — заторопился Виктор, которому показалось, что еще немного, и Вера не вспомнит вообще ничего: память словно вытекала из нее, как чай из надтреснутой чашки. — Что было дальше? После вашего разговора Женя ушел? А ты решила незамедлительно поехать к Ирине Львовне и все ей высказать?

Вера прижала пальцы к вискам.

— Ты знаешь, у меня такое странное ощущение, как будто я пытаюсь вспомнить фильм, который давно видела. Какие-то кусочки возникают перед глазами, но ты не помнишь их смысла и вообще не уверена, что они из этого фильма… Я вышла из дома… Да, кажется, это было так… Женя предложил меня подвезти… У него машина белая… Потом я оказалась у Толиного дома… поднялась на восьмой этаж… Звонила, стучала в дверь… Они мне не открыли. Я кричала…

— Кричала? Ты?

— Ты же сказал, что нужно устроить скандал!

— Веронька, я этого никогда тебе не говорил. Это тебе, должно быть, посоветовал Женя.

— Женя? Это кто? Веронькой меня всегда Толя называл… Почему его не было дома?

Вера опустила голову на руки. Виктор подошел, приподнял ее голову, заглянул в лицо, в неподвижные блестящие глаза.

И понял все.

Вере вкололи наркотик. Какой именно, Виктор не знал, и что это за Женя был, он тоже не знал, но в том, что она получила дозу наркотика, он был уверен.

— Верочка, — попробовал он потеребить ее ускользающую память, — что было дальше?

Вера не ответила и не шелохнулась. Виктор отпустил ее подбородок, но лицо так и осталось задранным к верху, с застывшим зеркальным, не фиксирующим ничего взглядом.

Он отнес Веру в постель, раздел, натянул ночную рубашку, укрыл, и устроился рядом, прихватив «свой» плед, которым обычно укрывался.

Он не сомневался в том, что это происки вдовы и ее любовника. Они все подстроили: и звонок из Мелитополя, чтобы удалить Виктора с места действия, и «коллегу», чтобы заставить Веру, плохо соображавшую, но возбужденную действием наркотика, устроить скандал перед дверью. Вера наверняка произвела на соседей впечатление пьяной! Как тогда Роман сказал? «Не захотите же вы прослыть дамой легкого поведения?» Они собираются подать в суд, и теперь, конечно, потащат туда соседей, чтобы те расписали «моральный облик» Веры… Интересно, что же Вера все-таки кричала у них под дверью? Оскорбляла? Угрожала? В это просто невозможно поверить! Немыслимо: Вера в роли скандалистки! Надо будет об этой истории все же в милицию сообщить…

Тревожно засыпая, он думал о том, как только какой-то час назад он мечтал спать рядом с ней и вдыхать запах ее волос. И вот он спал рядом, хотя и под отдельным одеялом и одетый, и до него доносился запах ее духов, но это было совсем не то и совсем не так, как ему мечталось…

Наутро Вера не могла вспомнить вообще ничего: ни Женю, ни свой демарш скандалистки, — ни-че-го.

От вчерашнего дня остался только уже начавший желтеть синяк вокруг точки укола.

Инкогнито

В четверг Марина отпросилась с работы.

Наталья, при жизни папы целыми днями холившая свой круп в каком-то оздоровительном комплексе, теперь неожиданно вошла во вкус и с большим увлечением занялась делами унаследованной от мужа фирмы. Кажется, она там даже получила какой-то пост или статус — Марина не знала и знать не хотела. Но зато ей было известно, что Наталья торчит теперь в офисе чуть ли не каждый день, хоть и уходит туда только к полудню.

И к полудню Марина была уже у дверей отцовской квартиры. На всякий случай позвонила в дверь, — никто не отозвался. И тогда, замирая от приятного и страшного холодка, прихватившего загривок, вонзила ключ в замок. Она чувствовала себя героиней какого-нибудь боевика…

Но ключ не вошел. Марина нервно дергала ключ, пытаясь заставить его войти в прорезь, — безуспешно. Удивившись, она, наконец, присмотрелась к замку…

Паскуда! Она сменила замки!!! В папиной квартире!!! Как она посмела, ничтожная дрянь!!!

Марина зло пнула пару раз дверь, не жалея дорогих сапожек. Постояв еще некоторое время перед квартирой, никак не желая поверить, что ее план обломился, она, наконец, удрученно пошла вниз.

У подъезда отирался какой-то паренек, который ей игриво улыбнулся, но Марина ответила злым взглядом и с размаху прихлопнула за собой дверь подъезда: раз не знает кода, так пусть и сидит на морозе, ждет кого-то…

Бешенство всасывало в себя ее душу, как черный смерч, пронзаемый острыми всполохами отчаяния. Только Шанька, спаниелька, знает, какие наинелестнейшие слова нашла Марина, чтобы охарактеризовать Наталью. Судя по Шанькиной внимательной и сочувственной морде, она была совершенно согласна с хозяйкой.

Перспектива провести выходные в стенах была невыносима. Только, казалось бы, Марина начала приходить в себя после папиной смерти, только начала забывать Наталью, — так выплыла история с колье. Этого Марина ей никогда не простит! А свой провал с кражей — в особенности! Предусмотрительная бестия! Не забыла, что у Марины остался ключ от квартиры!