Хрупкие фантазии обербоссиерера Лойса - Анатолий Вишевский

Иоганн, мастер размышлял о словах парня: «Что он имел в виду, когда сказал о тайне “тоже”?» Андреас играл ножом, не в силах выпустить его из рук; искорки снова вернулись в его глаза, которые смотрели на мастера с непривычной теплотой. Еще Иоганн Якоб заметил, что парень закусил губу. Он сегодня первый раз после операции вышел в город, и даже эта короткая прогулка с протезом и костылем давалась ему с трудом.

– Тебе больно. Вернемся? – спросил Иоганн Якоб.

– Нет! – с вызовом мотнул головой Андреас.

Но они вернулись. До вечернего маскарада было еще далеко, к тому же все проголодались, а дома их ждали шпецле с куропаткой и луковый пирог. Марта упомянула и о сюрпризе, который собиралась приготовить.

Сюрпризом оказалась спаржа. Обычно она поспевала к апрелю, но при нынешней погоде овощ уже созрел. Дома Иоганн Якоб с Андреасом Иоганном занялись рисованием. Мастер соорудил на столе конструкцию из яблок, лука и фиалок. Из кладовки достал неощипанную куропатку и тушку зайца, уложил рядом – и его натюрморт стал напоминать картины голландских мастеров, которые Иоганну Якобу посчастливилось когда-то видеть в новом дворце герцога-кардинала в Страсбурге. Андреас старательно рисовал новым графитовым карандашом на четвертинке листа, а мастер со стороны наблюдал за его работой. «Мне больше нечему его учить. Надо отдать мальчика в обучение к Флаху, и через несколько лет он уже будет мастером на любой из европейских фабрик от Туманного Альбиона до Северной Пальмиры». Иоганн Якоб оставил Андреаса Иоганна заканчивать работу и вышел в кухню.

Андреаса и Марты там не было. Мастер нашел молодых людей во дворе; Марта копалась в песчаной клумбе, добывая спаржу, а Андреас стоял над ней и, играя ножом, рассказывал что-то смешное: оба смеялись в голос. Когда Иоганн Якоб подошел, они замолчали. Марта бросила взгляд на гору бледной спаржи перед собой и спохватилась:

– Ой! Что ж это я?! Тут ее в три раза больше, чем надобно! Андреас, сегодня будешь есть спаржу от пуза.

– Согласен! – рассмеялся парень.

Потом Марта чистила спаржу кухонным ножом, быстро и аккуратно, вниз от вершка, осторожно придерживая овощ за головку, в то время как лезвие скользило по стволу. Почищенную спаржу складывала в долбленую деревянную лохань. Мастер засмотрелся на жену: ее спорую работу, красные руки, проворные пальцы; заметил, что и Андреас смотрит на молодую женщину.

Овощи были сварены с маслом, остальная еда подогрета, и все сели за стол. Спаржу со шварцвальдской ветчиной брали из специальной посудины, которую Иоганн Якоб купил у Флаха: художник получал часть жалованья белыми фарфоровыми изделиями, которые раскрашивал и продавал. Когда три года назад они ждали первый урожай спаржи, мастер заказал Кристиану Вильгельму глубокую тарелку, расписанную овощами. Художник постарался, и посудина получилась на славу. Широкий кант в виде плетеной тесьмы был разрисован по кругу насекомыми: мухой, бабочкой, жуком, осой и мотыльком. Мотылек скрывал дефект обжига – трещину, которая и вызвала к жизни весь пестрый рой. По центру дно было расписано спаржей сочного зеленого цвета. Тут был виноват сам Иоганн Якоб, который не предупредил Флаха, что у них овощ вырастает внутри песчаной кучи, отчего становится белесым. Вначале Марта прятала дорогую тарелку, но со временем мастер приучил жену ставить ее на стол всякий раз, когда подавалась спаржа.

После ужина на ярмарку уже не вернулись. Спустились к Фордере Шлосштрассе, свернули направо и подошли к решетке французского парка. Он преобразился: за месяц до ярмарки и карнавала здесь под руководством венецианского архитектора вырыли рвы и насыпали валы, вокруг которых установили декорации с видами палаццо, а террасу перед герцогским дворцом превратили в площадь Святого Марка. Рвы наполнили водой и соединили с прудом в центре парка, и сейчас герцог с придворными – в вычурных карнавальных костюмах и масках, привезенных из той же Венеции, – плавали там на гондолах. С кормы гондолами управляли лейб-гусары, а на носу сидели молодые хористы Штутгартской оперы и пели дамам серенады. Солдаты и певцы были одеты в соответствующие платья. Нарядные лодки были сделаны специально для карнавала: резные и золоченые, внутри они были выстелены шкурами и мехами, а снаружи украшены парчовой бахромой. Следил за подготовкой и ходом карнавала Джакомо Казанова. Иоганн Якоб сразу узнал его в толпе придворных по белому напудренному парику и лицу, покрытому толстым слоем белил.

Поглазели на гондолы и декорации и направились в парк за старым охотничьим замком, где были выставлены столы с напитками и угощением. Есть не хотелось; у стола соседа-виноторговца выпили по два стакана глинтвейна – первый бесплатно – и пошли на качели. Гигантские воздушные лодки, на сорок человек каждая, были настоящим феноменом технической мысли: при раскачивании возникал оптический обман, от которого у многих бунтовал желудок. Земля под качелями была покрыта доказательствами этого чуда, поэтому ходили очень аккуратно. Андреасу качели понравились, и он возвращался на них несколько раз за вечер, а Андреас Иоганн кататься наотрез отказался.

Дома мальчик сразу уснул – сказались впечатления за день. Марта с Андреасом пошли на кухню, а Иоганн Якоб решил погулять. То ли глинтвейн, то ли спаржа – но что-то сработало. Он с удовольствием заметил приход ни с чем не сравнимого ощущения: приближение момента, когда тело освободит свои недра от гадкого трехдневного груза. Мастер зашагал к лесу. Из дворца еще доносились музыка и гам, но праздник начинал стихать. Иоганн Якоб обогнул дворец, парк и отошел от дороги к опушке леса. Спустил штаны с панталонами, приподнял кафтан, присел и облегчился. На сей раз геморрой его не побеспокоил.

Вернувшись домой, мастер увидел Андреаса во дворе: парень метал нож в дерево и с каждым удачным броском радостно смеялся. Марта на кухне любовно мыла тарелку от спаржи.

Иоганн Якоб проследовал к себе и закрыл дверь. Надо было записать расходы за три дня; он достал письменные принадлежности и зажег свечу. Андреас вышел в прихожую – стук-стук костыль – и стал рыскать в кладовке. «Разбудит мальчика», – подумал мастер и тут же про себя рассмеялся: когда Андреас Иоганн спал, даже дворцовая пушка не могла его разбудить. Андреас наконец нашел что искал и принялся есть, громко чавкая. «Холодная телятина», – предположил мастер. Парень поел, закрыл кладовку и ушел к себе. Стало тихо. Потом раздался стон. «Это Марта», – подумал мастер. Женщина закричала: Андреас полностью выздоровел. Иоганн Якоб разложил бумагу и сел составлять расходный список:

«27 февраля 1770 года:

Козья муфта Марте – 37 крейцеров»

Марта кричала.

«Веер Марте –