Атаманша Степана Разина. «Русская Жанна д’Арк» - Виктор Карпенко

И предчувствие не обмануло Алёну: за поворотом поперек дороги лежало три поваленных дерева, а над ними была натянута веревка, дабы и конному не перемахнуть через завал.

– Засада! – крикнул кто-то из ватажников.

Алёна остановила перед завалом свой небольшой отряд. Повстанцы, ощетинившись саблями и пистолями, ждали нападения, но все было тихо.

– Может, и нет здесь никого? – выразил кто-то сомнение.

Алёна внимательно оглядела завал, окружавшие дорогу заросли и, вложив саблю в ножны, крикнула:

– Выходи, кто есть, лиха не будет!

– А ну стрельцы в засаде? – недоверчиво доглядывая в заросли терновника, спросил бородач Аким.

Алёна рассмеялась, глядя на озадаченного мужика.

– Да если бы стрельцы в засаде были, нас бы уже, чай, в живых никого не было. Перестреляли бы из пищалей, как куропаток. Мы-то вон… как три волосинки на лысине у Митяя, – кивнула Алёна на одного из мужиков.

Повстанцы дружно загоготали.

– А вот и хозяева, – кивнула Алёна на вышедшего из-за дерева мужика с топором в руках и пищалью за спиной. – Больно глядит сердито да грязен не в меру, а так ничего, на шиша похож.

Алёна спрыгнула с седла на землю.

– Почто привечаешь плохо? – обратилась она к мужику. – Не по нраву, чай, пришлись али как?

– Так-то, оно, конечно, так: незваный гость хуже татарина, – отозвался тот и, заложив два пальца в рот, заливисто свистнул.

На дорогу из-за деревьев и из кустов высыпало десятка четыре мужиков. Судя по крепко сжимающим рукояти топоров и чеканов, бердышей и сабель заскорузлым крестьянским рукам, мужики держались смело, но настороженно.

– Никак вы нагородили? – кивнула Алёна на сделанный на дороге завал.

– Ага, – расплылся в улыбке черномазый мужик, – наша работа. Ноня навалили. Ждали кого-нибудь побогаче, ан вы… – Ватажники зашумели, пересмеиваясь меж собой.

– Мы, чай, не бессамыга, и у нас чем поживиться имеется, – выкрикнул кто-то из верховых.

– Чего же вы нас не шарпали? – поддержал его другой ватажник.

– Пошарпаешь, как же. Вон у вас сабли да и пистоли…

– Так и у вас пищали имеются, – показала Алёна на торчащий из-за спины мужика ствол тяжелой стрелецкой пищали. Черномазый с досадой махнул рукой.

– Так она не заряжена, зелья нет.

– Чего же носишь тяжесть-то такую, дурья твоя башка? – спрыгнув на землю и подойдя к мужику, спросил бородач Аким. Мужик важно надулся и, двинув животом Акима, выпалил:

– А ты меня не дури, я, может, умнее тебя буду. Для таких, как ты, непонятливых, поясняю: пищаль ношу для острастки. Что она не заряжена, один я знаю. Как наставлю ее на купчишку какого, так весь он здеся, спекся, бери его голыми руками и лопай.

– Силен, брат, – покачал одобрительно головой Аким. – И много вас таких умных?

– А, почитай, все! – обвел рукой свою молчаливо стоящую ватагу черномазый. – Все как один – молодцы!

– Ты, поди, у них атаманом? – спросила Алёна черномазого.

– Мы все себе атаманы, а я старшой над всеми, – важно расправил плечи, красуясь перед ватажниками, мужик. – Вот вы все спрашиваете, – продолжал он, – а сами-то кто будете?

Алёна, глядя на хитрую чумазую рожу, рассмеялась.

– Так и мы всяк себе атаманы, – сквозь переливистый смех ответила она. – Гуляем по лесам, ягодками, грибочками промышляем, но и бояр, детей боярских, купцов разных не забываем, наведываем.

– Оно и видно, что частенько купцов навещаете. Кони-то у вас какие сытые, да и одежонка на вас справная, – заметил, ухмыляясь в бороду, мужик. – Поди, удачливая ватажка ваша. Идите к нам, – предложил он. – У нас атаманы отчаянные, один десятерых стоит.

Алёна, все еще улыбаясь, подняла голову и глянула на багровое зарево, разливающееся волнами над деревьями. «Дивно, – подумала она, – словно кровь выплеснули над лесом», – и, сразу посуровев, она сказала спорящим мужикам:

– Не время свару заводить! Ты вот что, Аким, бери мужиков, – кивнула она на стоящих поодаль ватажников, – и веди в стан. Коня отдай этому, – показала она на чумазого мужика. – Тебя как зовут-то, атаман?

– Семеном кличут. Семен Белоус, – поправился он.

– Вот так, Семен. Ты в Кадоме бывал?

– А то как же, не единожды.

– Ну и хорошо, с нами поедешь. А эти деревья убрать, – распорядилась Алёна.

Спрыгнув с коней, спутники Алёны принялись растаскивать завал.

– А вы чего? – крикнула Алёна стоявшим в нерешительности мужикам ватаги Сеньки Белоуса. – Помогайте!

Словно подстегнутые кнутом, засуетились мужики вокруг завала. Вскоре дорогу расчистили, и Алёна со своим небольшим отрядом заспешила к Кадому.

3

Кадом взяли бескровно. Постреляли для острастки, попылили конные сотни по кривым улочкам и… Кадом пал. Кадомские начальные люди: воевода, дьяки и подьячие, мелкопоместные дворяне, приказные усадеб и вотчин боярских, – кои под Кадомом были, напугавшись до смерти, разбежались в разные стороны.

Простой кадомский люд встречал повстанческое войско радостно. Приняв его за передовой отряд разинцев, кричали здравицы в честь Степана Разина, казацкого Дона. По приказу Алёны все долговые, сыскные и иные списки были вынесены из Губной избы, свалены в большую кучу на площади и сожжены. Кадомцы радовались этому, как дети, прыгая через пламя и озоруя возле костра. Кадомская тюрьма была разгромлена, сидельцы выпущены на волю, а оказавшие сопротивление тюремные сторожа – повешены. Стрелецкая сотня, что Кадом в обережении держала, перешла на сторону повстанцев, и стрельцы к вечеру, будучи во хмелю, обнявшись с ватажниками, шатались по городу, распевая удалые песни, прославляя волю-волюшку.

Алёна, ехавшая по Кадому в сопровождении есаулов, охраны и видя все чаще попадавшихся охмелевших ватажников, хмурила брови, нервно поводя плечами при каждой новой встрече. Кое-где вспыхивали ссоры между кадомскими мужиками и ватажниками, которые ретиво обхаживали кадомских баб и девок.

Подозвав деда Пантелея, Алёна приказала ему:

– Нечего за мной хвостом ходить, не пропаду. Бери-ко ты охрану и наводи порядок: не дело это, – показала она на захмелевшего ватажника, похрапывающего под тыном. – Таких вот – грузить на телеги и везти в лагерь, ну, а кто артачиться будет – вязать!

Ватажники, в большинстве своем деревенские мужики, привыкшие к лесу, к полю, страшились сами не зная почему городов: тесноты ли, людности ли. Поэтому, как только забрезжил рассвет и хмель повыветрился из буйных головушек, потянулись ватажники в большой Кадомский лес, в свой стан. Вперемешку с ватажниками шли кадомские стрельцы, и голытьба кадомская, и лучшие градские люди.

Весть о взятии Кадома повстанцами вмиг облетела округу, и вскоре в лес устремились мужики окрестных деревень. К вечеру в стане собралось столько жаждущих постоять за правое дело, за волю и землю, что ватажники просто затерялись в общей мужицкой массе.

– Вот тебе и тыща, а ты не верила, – пряча в бороду лукавую улыбку, заметил, обращаясь к Алёне, дед Пантелей. – Орлами глянутся мужики. Ты не гляди, что заморенные, откормятся. Зато сколь в них силы душевной, злости. Такие и на смерть пойдут, не устрашась ее.

– Да, натерпелись мужики, – согласилась Алёна. – А токмо боязно: ну, ослушничать зачнут…

– Что ты, Бог с тобой, – всплеснул руками дед Пантелей. – Да они за тебя стеной встанут, костьями лягут. Мужик, он что, он хоч толстокожий, а все норовит до ласки. Ты же и пожуришь, и пожалеешь, а все за мужиков да за баб радеешь.

– Оно, может, и так. А вот что с этакой-то оравой делать? Поди и голодны, и головушку приклонить им негде. Вот о чем пекусь я.

– А ты одна-то не больно надрывайся. У тебя атаманов, чай, не счесть. Ты им скажи, они и сделают все.

– Я и то, – кивнула головой Алёна. – Хорошие у нас атаманы. А, Пантелей?

– Добрые! – закивал головой дед. – А потому они добрые, что нет среди них корысти, равны все. Вроде и сами по себе, а все под тобой ходят.

Алёна рассмеялась.

– Все-то ты видишь, все-то знаешь. Вот и скажи мне: затевается дело большое, народ на бояр поднялся. Степан Разин с донцами царевых воинов бьет, а достанет ли сил совладать с Русью боярской, стрельцов у бояр множество?

Старик задумался и, помолчав, ответил:

– И раньше поднимались на бояр. Болотников – знатный атаман. Может, что слыхала о нем?

Алёна отрицательно покачала головой.

– Не довелось.

– Так вот, дошел Болотников аж до самой Тулы – есть такой город недалече от Москвы. Дошел и заробел, в оборону стал. А как в осаду его взяли, так тут ему и конец. А почему? Да потому, что войско его народное и народ, его войско, что ручейки речку питают. А запершись в городе, он не токмо от стрельцов царских отгородился, но и от народа. Не сидеть сиднем, а походом радеть. Тогда и войско твое все больше ватажек вберет в себя, станет огромным и нипочем ему будут никакие стены крепостные, ни полки царские. Сейчас ты палец, а собери таких пять пальцев, будет кулак, а обучимшись, кулаком и убить можно. Что же стрелецких полков касаемо, так стрельцы – они тож из мужиков, от земли, от сохи. Ну, а кто от отца к сыну… так тех не так уж много.