Мера любви - Жюльетта Бенцони

– Госпожа Катрин, вы не можете сейчас туда вернуться в таком состоянии! Надо ехать в Брюгге. Этот путь долгий, но надежный. Еще несколько недель вашего отсутствия ничего не изменят.

– И к тому же горные дороги опасны зимой, – заключил Беранже, почувствовав сильное желание увидеть сказочную Фландрию, о которой он столько слышал, – мы можем погибнуть от холода. А так мы вернемся в Монсальви весной. Весной у нас так красиво!

Ничего не ответив, Катрин наклонилась и поцеловала его перепачканную в сахарной пудре щеку.

– Устами младенца глаголет истина, – весело заметил ван Эйк. – Что вы на это скажете, Катрин?

Она окинула своих друзей нежным взглядом.

– Как хорошо иметь таких друзей! Поехали в Брюгге и как можно скорее!

Через два дня они выехали из Арлона, Катрин наотрез отказалась от удобной повозки, предложенной художником.

Чем труднее будет путь, тем лучше, поскольку долгая езда на лошади могла бы избавить ее от посещения Фландрии. Она потребовала мужскую одежду, чтобы никому в голову не пришло обращаться с ней как со слабым существом.

Словно по ее желанию, путешествие по Арденну оказалось труднее, чем она предполагала.

Наступили страшные холода, приходилось бороться с гололедом, по которому скользили копыта лошадей, с волками, осмелевшими от голода. Путники отгоняли их во время ночлега, лишая себя сна.

У ван Эйка начался насморк, Готье мучился непрекращающейся болью в шее, а Беранже вывихнул ногу. Двое слуг художника два дня дрожали от лихорадки. Катрин же все невзгоды были нипочем, и она приехала в Лилль в прекрасной форме.

Когда в конце недели на горизонте показалась высокая дорожная башня, похожая на огромный палец, упирающийся в небо, Ян ван Эйк не смог сдержать вздоха облегчения: он кашлял со вчерашнего дня и готов был отдать душу за теплую комнату, удобную кровать и целебный горячий настой.

– Наконец-то мы у цели! – воскликнул он. – Я уже не верил, что это проклятое путешествие когда-нибудь закончится.

Катрин недоверчиво посмотрела на него.

– Мы еще не приехали, – спокойно заметила она, – мне кажется, мы в Лилле, а не в Брюгге.

– Я знаю, знаю… Но я же вам сказал, что мне надо здесь сделать остановку.

– Я опасаюсь пребывания в Лилле, мне хотелось бы побыстрее убраться отсюда.

– Почему это вдруг? Мне казалось, что вы любите госпожу Симону Морель и будете рады ее видеть.

Нетерпеливым жестом Катрин указала на огромное бургундское знамя, развевающееся на ветру, и на такие же небольшие знамена, украсившие дворцовые башни и дозорную каланчу, – верный признак присутствия герцога.

– Ее – да, но его… я не хочу, чтобы он знал о моем присутствии!

– О чем вы? – пробурчал ван Эйк. – Откуда он может узнать?

– Вы можете ему это сообщить, друг мой. Вы и сами не заметите, как упомянете обо мне во время своего отчета.

Художник мгновенно покраснел:

– Вы считаете меня способным на это?

Его обиженный и оскорбленный вид рассмешил Катрин.

– Конечно же, вы на это способны! Вы – образцовый слуга герцога. Вы, наверное, забыли, как два года назад мне пришлось бежать от вас, иначе вы бы доставили меня к нему со связанными руками и ногами.

– Вы правы. Но то был приказ!

– А сейчас нет? Я боюсь, что мое возвращение к Филиппу сделалось для вас навязчивой идеей. Я не уверена, что вы действительно намереваетесь доставить меня в Брюгге, а не закончить путешествие здесь, в Лилле, как сами только что проговорились.

– Какая нелепость. Но позвольте вам задать один простой вопрос: как с подобными мыслями вы согласились ехать со мной?

– Я твердо намеревалась добиться от вас того, чтобы вы доставили меня туда, куда обещали. Я подумала, что в случае, если вы останетесь в Лилле, я воспользуюсь помощью Симоны. А теперь хватит ссориться. Это просто глупо! Пообещайте мне ничего не предпринимать для моей встречи с герцогом.

Ван Эйк, пробормотав что-то сквозь зубы, наклонился, чтобы проверить подпругу, и со вздохом, более убедительным, чем расписка, пообещал:

– Хорошо. Я даю вам слово, но позвольте вам заметить, что это тоже очень глупо!

Они въехали в город через огромные ворота. Город еще не собирался засыпать. Как раз наоборот, находясь под защитой толстых стен, он готовился к последнему рождественскому празднику – дню Епифании.

Путникам показалось, что они прибыли в разгар гулянья. Во всю мощь звонили колокола, сзывая к церкви народ на вечернюю церемонию. В окнах домов были видны горящие камины. По узким улочкам, очищенным от снега, с недавно положенной соломой для ожидаемого кортежа герцога бегали нарядно одетые детишки. Под сводами Большой площади разместились коробейники и фокусники, собирая вокруг лотков и натянутых веревок многочисленную толпу. Чуть дальше возвышался недавно законченный огромный кирпичный дворец Филиппа Доброго.

В тот момент, когда они уже было подъехали к нему, поблизости загудел рожок. Катрин увидела герцогский кортеж.

От звука трубы толпа отхлынула и разъединила Катрин и ее спутников. Катрин оказалась на некотором возвышении на берегу сказочной реки из золота, пурпура, завороженно глядя на сверкающий поток пажей, конюхов, дам и сеньоров. Вдруг она заметила Филиппа и не смогла больше оторвать от него глаз. Она так давно его не видела.

Он шел, держа за руку герцогиню Изабеллу. Катрин подумала, что он совсем не изменился со времени их последней драматичной встречи у стен Компьена. Может быть, чуть похудел, стал надменнее и увереннее в себе и в своем могуществе.

В то время он был лишь герцогом Бургундским. Теперь он – принц, которого все чаще называли при европейских дворах великим герцогом Запада…

Как прекрасно смотрелась рядом с ним высокая стройная белокурая женщина с гордой осанкой! Это была спокойная, некричащая, земная красота: тонкие черты лица, ясные, спокойные глаза. Но от взгляда Катрин не укрылось грустное выражение ее лица, скорбная складка в уголках ее еще свежих губ…

Толпа приветствовала величественную чету. Рядом с Катрин мужчина с комплекцией мясника громко загудел, словно большой колокол: «Да здравствует наш добрый герцог! Да здравствует наша добрая герцогиня!» Возглас был настолько сильным, что Филипп повернул голову, высматривая обладателя столь мощной глотки.

Его холодный блуждающий взгляд остановился на лошади и на всаднице. Плечи его заметно вздрогнули. Не в силах двинуться с места и отвести взгляд, Катрин, словно завороженная, смотрела, как его холодные голубые глаза оживились, полные сомнения и удивления, а затем зажглись ярким огнем. Она поняла, что ее узнали, заметалась, пытаясь вырваться из сжимавшей ее толпы. Сделать это, никого не задев, было невозможно. Она оказалась пригвожденной к углу дома. Ее изучал взгляд принца, который некогда ее безумно любил…