10 гениев бизнеса - А. Ходоренко

Описывая последствия изобретения динамита для самого Нобеля, Бергенгрен пишет: «Не проходило дня, чтобы ему не приходилось столкнуться лицом к лицу с жизненно важными проблемами: финансирование и формирование компаний; привлечение добросовестных партнеров и помощников на управленческие посты, а подходящих мастеров и квалифицированных рабочих – для непосредственного производства, которое чрезвычайно чувствительно к соблюдению технологии и таит в себе массу опасностей; сооружение новых зданий на удаленных строительных площадках с соблюдением запутанных норм и правил безопасности в соответствии с особенностями законодательства каждой отдельной страны. Изобретатель со всем пылом души участвовал в планировании и введении в действие новых проектов, но редко обращался за помощью к своему персоналу в проработке деталей деятельности различных компаний».

Несмотря на высокую надежность динамита, количество происшедших из-за него несчастных случаев – главным образом, по небрежности – было сначала довольно велико. Так, в испанском порту Сантандере на судне, в трюме которого находилось несколько сот ящиков динамита, возник пожар. Взрывчатку начали спешно выгружать на берег. Тем временем пожар разгорался, а на набережной собралась огромная толпа горожан, сбежавшихся поглазеть на редкое зрелище. Портовые власти по ошибке объявили, что опасный груз полностью снят с парохода. Однако через два часа после начала пожара произошел сильнейший взрыв. Половина корабля взлетела в воздух, пятьсот человек было убито, более тысячи ранено.

Человек такого ранга, как Нобель, должен был вести образ жизни, подобающий его состоянию и общественному положению. Поэтому он купил фешенебельный особняк с садом и конюшнями в одном из аристократических кварталов Парижа, на Малахов-авеню, близ площади Этуаль. Этот дом стал своего рода представительством динамитной державы, где ее властелин принимал банкиров, дипломатов, министров, художников, писателей. Однако даже в зените славы ничто в облике и поведении Нобеля не выделяло его среди прочих смертных. На его парадных приемах новички никак не могли поверить, что невысокий просто одетый незаметный человек в углу – это и есть знаменитый хозяин дома, а блестящий всесильный депутат и министр, стоящий в центре зала и окруженный тесной толпой влиятельных гостей, – всего лишь компаньон и управляющий некоторыми предприятиями Нобеля.

Альфред был блестящим и остроумным собеседником, но всю жизнь предпочитал уединение. У него не было даже личного секретаря, поэтому он писал, копировал и регистрировал все письма собственноручно – что было непросто, если учесть его занятость. Нобель применял своеобразную классификацию личных писем: «От мужчин», «От женщин» и «Письма с просьбами». Последняя связка была значительно толще других: «Почта приносит мне ежедневно по две дюжины писем с просьбами на общую сумму в двадцать тысяч крон. Я нахожу, что лучше прослыть скупым, чем щедрым».

Тем не менее Нобель был достаточно щедр и особенно охотно помогал молодым ученым и изобретателям. Он решительно отказывался жертвовать деньги лишь на памятники и юбилеи, считая, что «лучше помогать живым, которые в этом нуждаются».

К своим многочисленным орденам, почетным титулам и отличиям Альфред Нобель относился с юмором: «Мои награды мне дали не за взрывчатые вещества. Шведский орден Полярной звезды я заслужил благодаря своему повару, чье искусство угодило одной высокопоставленной особе. Французский орден я получил благодаря близкому знакомству с министром, бразильский орден Розы – потому что меня случайно представили бразильскому императору. Что же касается знаменитого ордена Боливара, то я удостоился его потому, что мой друг хотел показать, как добываются там ордена».

Лишь оспаривание его изобретательских прав всегда задевало самолюбие Нобеля, и он не упускал случая поиздеваться над тугодумами из патентных бюро, которые иногда отказывались признать справедливость его требований: «Если бы они существовали во времена Уатта, он бы никогда не получил патента на свое изобретение. Они бы сказали ему, что вода известна, пар известен, его конденсация известна, и, следовательно, было бы абсурдным называть паровую машину изобретением».

Несмотря на шведское происхождение, Альфред Нобель скорее был тем, кого мы сейчас называем «европейцем». Его коммерческая и промышленная деятельность не могла помешать созданию крупнейшей библиотеки, где можно было ознакомиться с трудами таких авторов, как Герберт Спенсер, английский философ, сторонник внедрения дарвиновской теории эволюции в законы человеческого бытия, Вольтер, Шекспир, и других выдающихся писателей и ученых. Среди писателей XIX века Нобель больше всего выделял французских литераторов, он восхищался романистом и поэтом Виктором Гюго (с которым был знаком лично), мастером короткого рассказа Ги де Мопассаном, выдающимся романистом Оноре де Бальзаком, от острого глаза которого не могла укрыться человеческая комедия, и поэтом Альфонсом Ламартином. Любил творчество изысканного русского романиста Ивана Тургенева и норвежского драматурга и поэта Генриха Ибсена. Его личная библиотека насчитывала 15 тысяч томов.

Ко времени переезда в Париж, Альфред уже преодолел свою природную застенчивость и замкнутость и в обществе был неизменно приветлив, любезен, не забывал сказать комплимент или преподнести цветы женщинам. Во время его приемов подавались изысканные блюда и вина, но сам Нобель всю жизнь придерживался строгой диеты, не пил, не курил и не садился за карточный столик. Его единственной страстью было изобретательство. Итог научной деятельности – 355 патентов. Среди менее известных изобретений – бесшумная машина для самоубийства (прообраз электрического стула). Кроме того, им была сконструирована первая алюминиевая лодка (12x1,8 метра) вместимостью 25–30 человек. Эта лодка называлась «Миньона». Она совершила свое первое плавание по Цюрихскому озеру в 1891 году.

За год до кончины Альфреда Нобеля на его деньги готовилась экспедиция шведского инженера С. Эндрэ (загадочно погибшего) к Северному полюсу. Изобретатель участвовал и в работе Организации мира, на Всемирном конгрессе которой он присутствовал.

Нобель был совершенно непритязательным в жизни и даже в чем-то аскетичным. Он мало кому доверял и никогда не вел дневник. Даже за обеденным столом и в кругу друзей он был лишь внимательным слушателем, одинаково вежливым и деликатным со всеми. Обеды, которые Альфред устраивал у себя дома, в одном из фешенебельных районов Парижа, были праздничными и одновременно элегантными: он был гостеприимным хозяином и интересным собеседником, способным вызвать любого гостя на увлекательный разговор. Когда того требовали обстоятельства, ему ничего не стоило воспользоваться своим отточенным до язвительности остроумием, о чем, например, свидетельствует одно его мимолетное замечание: «Все французы пребывают в счастливой уверенности, что умственные способности – исключительно французское достояние». А в один из вечеров кто-то из гостей упрекнул Нобеля в том, что тот сопротивляется предоставлению женщинам избирательного права, и добавил: «В конце концов, Альфред, ведь между мужчиной и женщиной совсем маленькая разница». Нобель поднял бокал и произнес с мягкой иронией: «Господа, да здравствует маленькая разница!»