Записки гайдзина - Вадим Смоленский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
To [email protected]
Subject Japan
Здравствуйте, Вадим!!! Привет Вам из Австралии :))))) Я тут пять лет уже живу, почти как Вы в Японии, меня еще в детстве родители увезли. Но ничего, тут скучно конечно, но ничего. :)))))))))) Я уже давно брежу Японией. Восток захватил мое сознание. Я себя даже во сне вижу в кимоно :)))))))))) Почитала Вашу страничку в интернете и даже позовидовала :(((((((((( Вы там такой счастливый!!! По храмикам можете ходить, по моностырикам… Слушайте, а можно я к вам приеду? Я хорошая, ничего не испорчу и вам не помешаю. Я понимаю что наглость конечно, но уже сил нет никоких. Хорошая страна Австралия, но бездуховная :((((((((((((((((((((((( Я уже медетировать пробовала, но пока плохо получаеться. А сакура правда такая красивая? Напишите что вам привести из Австралии. Жду ответа с нетерпенеем.
Алена из Мельбурна. * * *From [email protected]
To [email protected]
Subject link
Здраствуйте уважаемый Влодимер. Обращаюсь к Вам, как колега по Японии. Дело всё в том, что я придумал идею Виртуального Журнала «Самурай». Там будет всё про Японию, про карате и другие боевые исскуства, про Японскую культуру, про оружие самурая и т.д. Ну Вы понимаете. Влодимер, я хочу заказать у Вас статью, всё равно о чём, главное чтобы интересное читателям. Вы лучше меня знаете. Надо успеть к понедельнику. И еще. Пожалуста поставьте на Вашей страничке гиперсылку («линк») на мой журнал чтобы помочь мне в моем нелегком труде.
С глубоким ув.
Бамбр Шимаджима * * *From [email protected]
To [email protected]
Subject Mozart
Здорово, братишка!
Хочу обратиться к тебе с просьбой. Видишь ли, какое дело — я собрал в своей фонотеке практически всего Амадея Моцарта, но вот одну вещь нигде не могу найти. Все магазины исходил, весь интернет облазил, списался со всеми коллекционерами, нигде нет, хоть тресни. Не поленись, сходи в музыкальную лавку на Накабяку-дори, вдруг у них есть в каталоге. Мне один мужик из Парагвая писал, что японцы могли записать и выпустить. Вот данные:
K231 1782 Vienna Canon «Leck mich im Arsch»
Это канон. «K» означает «по Кёхелю». Название переводится на русский как «Лизни меня в жопу». Миди-файл прилагаю.
Потапов. * * *From [email protected]
To [email protected]
Subject SALE!!!
U.S. KIDS USED CLOTHES!!!
SWEAT ¥ 1.900
TEE SHIRT ¥ 1.500
PARKA ¥ 1.900
OVER ALL ¥ 2.900
PANTS ¥ 1.900
SKIRT ¥ 1.900
CAP ¥ 980
PLUM, Chuo-dori, 1-chome, 5-26, phone 24-1233
REAL AMERICAN SECONDHAND STUFF!!!
DON’T MISS!!!
ЭКСПОНАТ
Первый день седьмого месяца выдался ясным. Восходящее солнце без помех дошло до зенита и ударилось в беспредел. С наслаждением садиста оно водило огнеметом туда-сюда по береговой линии, испепеляя городские улицы, портовые доки, иностранные суда у причалов и стоянки подержанных автомобилей. Морская набережная Фуругаты, по которой мы ехали, готова была расплавиться и дымящейся лавой уползти в соленую воду.
— Пива хочу, — произнес Берлогин. Он изнемогающе пошевелил кожной складкой на затылке и развернул голову вправо. — Купим пива?
Мимо окон проносился океанариум. Там сейчас ползали по бетонным плитам одуревшие котики, и пингвины тихо тосковали по Южному Полюсу. Короедов нервно сморгнул, сильнее сжал руль и нахмурился.
— Если увидим в автомате, то купим, — сказал он. — Специально искать времени нет.
Берлогин помолчал немного, затем продолжил разворот головы и наставил ее на меня. Лицо его расплылось в ласковой улыбке.
— Головка не бо-бо? — спросил он.
— Немножко есть, — ответил я, изобразив веселое подмигивание.
— Задал ты вчера перцу! — Берлогин потерся щетиной о край подголовника. — Всех удивил.
— Чего я задал?
— Не помнишь?
— Нет…
— Оперу ты вчера пел. Прям на улице, посреди ночи. Я думал, стекла в домах полопаются.
— Это уже после текилы или еще после сакэ?
— Совсем в конце. Уже после бильярда.
— А какую оперу? «Хованщину» или «Евгения Онегина»?
— Чего другое спроси. Я в операх не понимаю.
— Слова-то какие были? Если «позор, тоска, о жалкий жребий мой», то это «Евгений Онегин». А если «народ смущать, чтоб много больших бояр побил», то это «Хованщина».
— Ни то, ни другое, — подал голос Короедов. — Я хорошо помню. Слова были: «Отдай мне Эмму, отдай мою голубку».
— Так это «Хованщина».
— А что, большая разница?
— Разница большая. «Евгения Онегина» я пою, когда бываю в лирическом настроении. А «Хованщину» — когда бываю в эпическом. Значит, вчера я в эпическом настроении был.
— Мда, — вздохнул Короедов. — Хорошо тебе там в твоих полях. Ори, не хочу. Меня тут давно бы депортировали.
— И развалили бы весь бизнес, — подхватил Берлогин. — Короедыч, как здорово, что ты оперу не поешь! Пивка еще найди — поставлю тебе памятник.
— Пивко будет там, — веско сказал Короедов. — Пивко, музыка, женщины… Все вам будет.
— Да женщины-то не те, — Берлогин меланхолично поскреб ногтями макушку. — Таких женщин и в Хабаровске навалом. Мне бы гейшу…
— Гейшу… Ты хоть знаешь, что это вообще такое, «гейша»?
— А чего тут знать… Гейша она и есть гейша… Ну, баба, что ли…
— Так и запишем, — сардонически усмехнулся Короедов. — «Гейша» — значит «баба».
— Нет, понятно, что не просто баба. Ну, скажем так, «специальная японская баба».
— Конечно, — кивнул Короедов. — «Гейша» — это специальная японская баба. А «самурай» — специальный японский мужик. Я правильно трактую?
— Правильно, неправильно… Кто тут живет — я или ты?
Короедов не отвечал. Мы стояли на светофоре в ожидании зеленого сигнала, пока стайка девушек гангуро пересекала наш путь, направляясь на пляж. Берлогин напряг мощную шею и наблюдал за ними.
— Ну вот, — сказал он, когда мы снова поехали. — Врут, что они кривоногие. Есть и нормальные. В желтой майке шла ничего…
Короедов вздохнул глубоко-глубоко.
— Ничего, — задумчиво повторил он. — Конечно, не Лайма Вайкуле — но будем снисходительны…
Жизнь Петра Короедова не была пассионарным горением или авантюрным фейерверком. Гениальный художник, благородный жулик или роковой любовник из него не вышли. Престижная стезя япониста, избранная в юности, выкинула странный финт — востребованным оказалось лишь умение обслужить нехитрые торговые переговоры. Теперь Петр Короедов был важным звеном в скупке и переброске через Японское море подержанных тачек. Человек попроще гордился бы таким статусом — как-никак, приплывавшие коммивояжеры не могли и шагу без него ступить, относились с пиететом и честно отстегивали по десять тысяч иен с каждой сделки. Фуругатские автодилеры со своей стороны тоже оказывали знаки уважения и помогали в юридических и бытовых вопросах. Но душа просила вовсе не того. Душа просила прекрасного. Тонко чувствующему человеку было отчаянно тяжело вариться в мире покрышек и запчастей, пить водку с бритоголовыми клиентами, осваивать распальцовку и откликаться на «Короедыча». Спасала лишь мечта о далеком идеале, мысль о высшем и безгрешном существе, трепетное преклонение перед чудом, перед сверкающим эталоном красоты и мудрости. Перед Лаймой Вайкуле.
Когда развалился Советский Союз, Короедов более всего горевал об утрате морального права называть Лайму Вайкуле своей соотечественницей. Потом оказалось, впрочем, что латвийская примадонна продолжает петь по-русски и вообще проводит больше времени в Москве, нежели в Риге. Это Короедова очень приободрило. Он ревниво следил за успехами своей богини, и счастливейшим его днем был день, когда в фуругатском магазине он приобрел компакт-диск Лаймы Вайкуле, записанный и выпущенный в Соединенных Штатах. Тогда ему стало с особой пронзительностью ясно, что оба они — граждане мира. Они оба стирают границы, сближают народы и разносят по планете свет русской культуры. Только каждый из них на свой лад. Два факела, два подвижника, два космополита. Лайма Вайкуле и Петр Короедов. Мечты, мечты, мечты…
Берлогинская лапа потрясла меня за колено.
— Просыпайся, — услышал я. — Приехали.
Мы стояли на обширной, наполовину заполненной автостоянке. Прямо перед нами в полнеба раскинулись зеленые сети гольфового поля. По левую руку от сетей притулился Храм Василия Блаженного — точнее, его уполовиненная копия. От храма тянулся разрисованный под хохлому забор с проходом посередине и красочной вывеской на двух языках:
«РУССКАЯ ДЕРЕВНЯ ГОРОДА ФУРУГАТА»— Вперед, — скомандовал Короедов, застегнул пиджак и пошагал к окошку с надписью «Касса». Берлогин двинулся следом, я за ним.
