В гостях у Берроуза. Американская повесть - Александр Давидович Бренер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она приглядела себе местечко в дальней укромной аллее.
Там лежал большой замшелый камень.
Мадам распаковывала на нём кошачье угощенье. И ватага пушистых тварей устремлялась к ней со всех концов погоста.
Зачиналась пирушка.
Ух, как они гоношились и кружились!
Ух, как они жировали!
Это была восхитительная, душераздирающая сцена.
7
На кладбище Монмартр лежал прах Шарля Фурье – великого утописта.
Он, как и старый Берроуз, был другом кошек.
Это он придумал НОЧНУЮ МЕБЕЛЬ, с которой экспериментировал Берроуз.
Его могила сильно отличалась от прочих.
Это была совершенно РУССКАЯ могила.
То есть бедная, нагая.
Проржавевшая металлическая оградка, а внутри – холмик сырой (почему-то всегда сырой) землицы.
И обветшалый камень.
Никакой помпезности, никакой бравурности: бедность.
Как это случилось, что могила Фурье избежала буржуазной нищеты, царившей в Париже?
Не знаю.
Вообще говоря, я эту могилку нашёл случайно.
И сразу душой к ней прилепился.
И стал таскать цветы с памятника Далиды – Шарлю Фурье, утопическому коммунисту.
У Далиды было много роз, хризантем, георгинов.
А у Фурье – ничего, нисколько.
Вот я и приносил ему розы.
А однажды стащил с кенотафа Эмиля Золя горшок с кукурузным стеблем.
Это был для Фурье подходящий подарок.
Как сообщает Ролан Барт, Фурье умер среди цветочных горшков: у него от растительной красоты остановилось сердце.
8
А теперь мне нужно признаться: я читал Фурье очень мало.
Почти и не читал вовсе.
Ну и что же?
Любить автора книг – это не обязательно читать его книги.
Любить автора можно по-разному – и так, и эдак. Я полюбил Фурье, потому что его любили Вальтер Беньямин, Ги Дебор, Ролан Барт, Жиль Делёз и Джорджо Агамбен.
Я через них в него влюбился.
Я очаровывался своим смутным представлением о Фурье, которое вынес из вторичного знания о его идеях.
Но я понял, кажется, основное: Фурье учил жить не так, как живут люди, а совершенно иначе, абсолютно по-другому, навыворот, вопреки, задом наперёд, наизнанку.
Он хотел, чтобы люди жили, ни к чему себя не принуждая и делая только то, что они страстно любят!
А если кто-то ничего не любит – пусть себе спокойно гуляет!
Девизом Фурье было: «Делай только то, что любишь – а иначе себя погубишь».
9
Можно сказать и так: я влюбился не в книги Фурье, а в его воображаемое тело – живое тело, которое я воображал, лёжа в своей парижской постели.
Это было прекрасное тело, рядом с которым Бриджит Бардо – уродка.
10
Ну и вот: могила Фурье стала моей Меккой – конечным пунктом моего парижского хаджа.
В Америке я совершил паломничество к здравствующему Берроузу, а тут – к Фурье, лежащему на монмартрском погосте.
Я стоял там и ловил кайф.
Разумеется, не религиозный, а ребяческий, несерьёзный кайф.
Я воображал себя фурьеристом-коммунистом!
Но ведь удовольствие, кайф – это как раз то, что и следует получать от текстов Фурье, если верить Ролану Барту.
Барт считал, что если есть удовольствие от текста, значит, всё в порядке.
Ну а я получал удовольствие не от текстов, а от своих фурьеристских эротических фантазий.
Но разница тут небольшая: удовольствие – фундамент.
Фурье учил наслаждаться всем, что есть на свете: дынями, пирожками, цветами, грушами, телесной любовью, детскими играми, гирляндами, звёздами, облаками, ракушками, кошками, грязью, братскими отношениями, морем…
Он учил наслаждаться даже деньгами!
И их отсутствием тоже.
Это – великолепно.
Я кое-чему у него научился.
И другие, как оказалось, тоже.
11
Однажды, придя на могилу Фурье, я встретил его последовательниц, прозелиток, подлинных фурьеристок.
Их было четыре (по числу евангелистов): Одетта, Иветта, Генриетта и Лила.
И они, конечно, были лесбиянки.
12
Всякий, кто знаком с писаниями Фурье, знает: он обожал и уважал лесбиянок.
Ролан Барт сообщает о любви Фурье к лесбиянкам.
Лесбиянки были для Фурье воплощением эротической инициативы, предприимчивости, игры, непоседливости и эксперимента.
Берроуз, кстати, тоже относился к лесбиянкам благосклонно.
13
Итак, я встретился с лесбиянками на могиле Фурье: они стояли и тёрлись ягодицами об оградку.
– Bonjour, – сказала Лила.
Это была девушка острая, как рапира.
– Бонжур, – ответил я, смутившись.
Дело в том, что я знал по-французски только три слова: bonjour, au revoir и merde.
Лесбиянки это сразу поняли и перешли на английский.
– Ты, я вижу, наш, – сказала Иветта.
Она была похожа на Нефертити.
– Ваш? – не понял я.
– Иветта имеет в виду, что у тебя клитор, а не пенис, – сказала Генриетта.
Она была чёрная-чёрная, но с очень белыми глазами.
Генриетта обнимала Лилу, а Одетта обнимала Иветту.
Они продолжали тереться о решётку, окружавшую могилу.
Тут я заметил, что у Одетты и Лилы были татуированные веки, но что именно на них было вытатуировано, разглядеть было невозможно.
– Ты любишь Фурье? – спросила Одетта.
Она была великолепна, как те девушки, которых рисует Роберт Крамб – потрясающий художник.
Она стояла и трогала свой лобок, свои груди.
– Люблю, – сказал я.
– А ты принёс ему какой-нибудь подарок? – спросила Лила.
Я объяснил им, что обычно приношу Фурье украденные у Далиды розы.
– Этого мало, – сказала Иветта. – Ты должен подарить ему что-то исключительное и сокровенное – какой-то очень специальный подарок.
Я стоял и хлопал глазами.
– Чего стоишь? – возмутилась Одетта. – Поройся у себя в голове, поройся у себя в карманах.
Моя голова была пуста, как обычно.
К тому же я страшно конфузился в присутствии этих обворожительных фурьеристок.
– Поройся в карманах! – закричали они хором.
Тогда я залез в свои штаны и обнаружил там два карандашных огрызка, украденных у Берроуза в Лоуренсе.
Я извлёк их на свет и воскликнул:
– Это карандаши Уильяма Берроуза – автора книги «Голый завтрак»!
И лесбиянки закричали:
– Уильям Берроуз?! Мы его читали! Хороший писатель! Это его карандаши? Так ведь это самый лучший подарок!
14
Фурьеристки выхватили у меня из руки оба карандашных огрызка.
Они рассматривали эти обломки – в полном восторге.
Один карандаш они тут же закопали под могильный камень.
Это и был сокровенный подарок великому утописту – от меня, от Берроуза, от четырёх обворожительных лесбиянок.
– Фурье будет рад, – сказала Генриетта.
– Ещё бы, – подтвердила Лила.
– Фурье и Берроуз – пантера и чёрная кошка, – сказала Одетта. – Они кузены.
– Охуительное сравнение, – сказала Иветта.
15
А потом
