Для кого цветет лори - Марина Cyржевcкая

 Запрещая себе об этом думать! Только яростные, дикие, злые удары, соединяющие и разделяющие их тела в ритме снова бьющих за ширмой барабанов, только близость, слишком похожая на смерть. Только похоть, застилающая глаза и заставляющая двигаться все быстрее, насаживая на себя девушку. Только пальцы, сжимающие ее тело. И синие глаза, затянутые дымкой.

 Все как и прежде, все снова.

 И одержимость ею, которая за год не стала меньше, которая возросла в разы, сплетаясь с глухой тоской и надеждой, которая сейчас корчилась в муках, подыхая. На что он надеялся? Во что верил?

 Ему было этого мало… слишком мало, слишком быстро… но на большее не осталось времени.

 Толчок, толчок, толчок. Быстрее, впиваясь в ее губы, захватывая влажный язык, втягивая его в свой рот. Выцеловывая, вылизывая, заглушая собственные стоны.

 Он не сдержал хрип, когда его тело содрогнулось, когда разум накрыло разрастающейся тьмой, подкатывающей волнами, с каждым мгновением все ближе, все ярче, все больнее. А потом тьма взорвалась, и Лавьер откинул голову, захрипев от безумного, сбивающего с ног и выворачивающего на изнанку наслаждения. Он кончал, и ему казалось, что он умрет от этих ощущений, слишком это было ярко, настолько, что тело почти не могло этого вынести.

 Перед глазами плавали темные пятна, в ушах стучала кровь.

 Нет, это барабаны…

 Он тряхнул головой, приходя в себя и отпуская Оникс. Перерезал шнуры, а потом опустил ладонь и провел клинком по ладони. На коже выступила красная полоса, и, развернувшись, мужчина приложил руку к светлому полотну. Барабаны ударили еще раз и затихли.

 — Одевайся, — не глядя, бросил Лавьер. — У нас несколько минут.

 — До чего? — не поняла Оникс.

 Она стряхнула с рук веревки. Рядом стояла чаша с заживляющим раствором и чистыми холстинами, дрожащей рукой она смочила ткань и протерла внутреннюю поверхность бедер, уже не думая, как это выглядит. Оникс забыла о зрителях. Забыла обо всех. Она неуверенно накинула на тело расшитый тинар, который скрыл ее полностью, оставив открытыми лишь кончики пальцев. Завязала пояс. Лавьер на нее не смотрел, он уже зашнуровал штаны и обувался.

 Барабаны замолчали. И тишина казалась звенящей, напряженной, натянутой струнной.

 Раяна вздрогнула и словно очнулась, вынырнула из омута их яростной близости , что оставила внутри боль и наслаждение. Предчувствие сжало горло.

 А дальше что?

 Он повернул к ней голову.

 —Несколько минут на то, чтобы жрец назвал брак законным и сделал запись в храмовой книге. Надо, чтобы тебя признали законной императрицей.

 — А что потом? — она не смотрела ему в лицо, не желая видеть. И думать о том, что только что между ними произошло. Об этом она подумает потом… когда-нибудь. Оникс не могла сейчас разобраться в своих чувствах и эмоциях, их снова было слишком много, и все слишком острые, обжигающие, ранящие. Злость, обида, ярость и где-то за ними облегчение, что он жив, и удовольствие от их близости, которое она так пыталась сдержать. И странное желание расплакаться.

 Но об этом она сейчас думать не будет. Кажется, есть проблемы и поважнее.

 За ширмой было как-то подозрительно тихо. Полог тишины?

 — Ран? — прошептала Оникс.

 — Тебе лучше закрыть глаза, раяна, — бесцветно произнес он. Поднял голову. — Но ты, конечно, не послушаешься.

 — Конечно. — Оникс нахмурилась. — Почему я должна закрывать глаза?

 Лавьер сжал зубы, резко шагнул к ней, развернул к себе спиной и связал ей руки. Оникс вскрикнула, задергалась.

 — Так будет лучше, — бросил он, завязывая ей глаза куском шелка.

 — Отпусти! Развяжи меня!

 — Будешь орать, я заткну тебе и рот, — мрачно пообещал он. — Сиди тихо. Я скоро вернусь.

 Оникс притихла, не сомневаясь, что он так и сделает, а жевать кусок собственной сорочки ей не хотелось. Послышался какой-то шелест, а потом в один миг пал барьер тишины, и помещение затопили звуки. Но вовсе не радостные крики и поздравления. Вопли боли. Лязганье оружия. Ругань. Плач. Вой. Крики отчаяния. Топот ног, удары, проклятия, снова крики! Шум, нарастающий гул, грохот!

 — Небесные… — прошептала Оникс. Все ее тело напряглось, словно струна. Сражение. Она слышала звуки битвы! Совсем рядом, прямо в этом помещение, да она почти оглохла от криков и грохота!

 — Ран?

 Лавьер не отозвался, и Оникс затрясла головой. Шелковая лента сползла, девушка потянулась губами, захватила ткань, стягивая ниже. Заморгала от потока света. И захлебнулась от ужаса.

 Нет, это было не сражение. Это была резня. Сумеречные Псы, с серебряным знаком цитадели на груди, быстро и равнодушно резали тех, кто был в этом зале. Картины происходящего замелькали перед глазами ошарашенной Оникс, разум которой просто отказывался принимать увиденное. Мужчина, что смотрел в ее сторону с пола остекленевшими, мертвыми глазами. Полная женщина в желтом платье, что стояла в храме в переднем ряду, теперь зажимала дыру в животе, и яркое платье было залито кровью. Совсем молодая девушка трясется в углу у лестницы, на лице красный отпечаток чьего-то удара. Мужчины… Почти все, кто был в зале: наместники, придворные, члены совета, все самые влиятельные люди империи, они все были в этом зале. И почти все – мертвы… Куски тел, внутренности, разрезанные глотки и отсеченные головы… кровь. Море крови залило великолепный парадный зал дворца! Высокие витражные окна были закрыты темными драпировками для ритуала, у стен стояли накрытые для торжества столы… и трупы. Трупы!

 Сумеречных было так много, звери в черном, что резали людей, словно скот. Быстро, молча, жестоко. Беспощадно. Раяна видела стражей, что охраняли ее во дворце. Тех, что стоял у дверей в покои Ошара. Тех, что несли службу у лестницы… и все они сейчас участвовали в этой бойне.

 И ужасное, дикое понимание вдруг обрушилось на Оникс.

 Он знал. Он с самого начала знал это. Ран Лавьер. Знал, потому что именно он и организовал все это. Свадьбу. Ритуал Теней. Резню.

 И он был там — в самой гуще этого ужаса, обнаженный торс блестел при свете масляных ламп и тонких лучей, пробившихся сквозь драпировку. Он снова танцевал свой смертельный танец с клинками, и Оникс какой-то частью своего существа даже залюбовалась им, мужчиной, что умел убивать с такой дикой красотой и немыслимой скоростью.

 Один из наместников — молодой, сильный, бросился наперерез Лавьеру, с рычанием занося для удара свой меч… и упал, захлебываясь кровью.

 Оникс всхлипнула. Звук родился где-то в глубине ее существа и прорвался наружу. И Лавьер услышал, хотя это и было невозможно, их разделяло не менее ста шагов. Но он обернулся, и их взгляды встретились. Бесстрастное лицо помрачнело, зеленые глаза стали еще злее. Он кивнул кому-то, и почти сразу обзор закрыла широкая мужская грудь.