Ненависть навсегда - Николай Александрович Масленников

– Галина Анатольевна, разрешите окно закрыть? – сказал Жемчужный Володя громко, чтобы его голос услышали с последней парты.

– Закрой, если холодно, – отозвалась та.

Рама как будто треснула, когда Володя толкнул ее, но никто не обратил на это внимания. В классе происходило празднование. Одноклассники во что-то играли. Видать, он плотно призадумался, раз совсем не заметил произошедшую перемену. Пару ребят стояли у доски: один в раскоряку, упершись руками в стену для лучшего равновесия, другой помещался у него на плечах. Володя не мог понять, что пытается сделать верхний, пока тот не дотянулся до портрета Пушкина. Картонка была крепкая, но он сумел как-то ее скомкать. А затем, по-прежнему удерживаясь на плечах товарища, отправил комок в мусорное ведро. Мусорка, поставленная в кабинете только сегодня для выброса соков и тортов, имела настолько широкий диаметр, что в нее практически невозможно было промахнуться. При каждом трехочковом попадании класс взрывался, как на стадионе. Среди беспорядков поражало также и другое. На доске, перед глазами у всего класса, намалевали неприличнейший рисунок. Девочки тыкали в него пальцем, смеялись и с игривой манерой расстегивали на себе рубашки – разноцветные лифчики с особым изяществом пестрели на фоне пресловутой школьной формы.

Удивление чуть ли не прибило Жемчужного Володю к полу. «Что за?» Он проглотил ком, который встал поперек горла, и перевел взгляд в другую часть класса. На Галину Анатольевну. «Я ведь минуту назад спрашивал разрешения закрыть окно. И она никуда не уходила. Верно?» Отыскать учителя среди хаоса далось непросто. Особенно с растрепанной прической.

Галина Анатольевна с легкостью кошки забралась на стол и как давай бунтовать:

– К черту школу, к черту школу! – В руке, как знамя, у нее крутился чей-то лифчик. – Жемчужный Володя, почему сидишь? Ты ведь тоже ненавидишь школу! Залезай ко мне, будем бунтовать вместе, Жемчужный!

Галдеж в классе творился неимоверный, точно все разом посходили с ума. Одноклассники выкрикивали матерные слова, и каждый старался перекричать другого, как на базаре. Володе приходилось напрягать слух, чтобы различать слова Галины Анатольевны. Тем не менее, связкам учительницы стоило отдать должное. Среди общего шума голос ее крепчал, слова становились все громче и громче. И вдруг вырвались наружу.

– Жемчужный Володя! Ты уснул, что ли, там на своей последней парте?

Володя поднял голову. Правая щека онемела от жесткости и неудобного лежания. Все глаза одноклассников обращены в его сторону. От него не ускользнуло, что рубашки у одноклассниц застегнуты. На доске тоже чисто, портреты классиков висят на месте.

– Бегом ко мне за дневником!

Протерев глаза, вытерев слюну, Володя нарисовал сосредоточенность на лице. С таким же выражением он стоял возле учительского стола и наблюдал, как рука Галины Анатольевны выводит тройки, не до конца осознавая, сон ли это или у него действительно столько плохих оценок. Русский язык, Алгебра, Геометрия, Литература, Право, Обществознание, История, Английский язык, Немецкий язык…

– Нет, Галина Анатольевна, подождите, – возмутился Володя. – По Английскому у меня четверка, по Обществознанию тоже. И по Русскому. Сверьтесь, пожалуйста, что-то много троек вы мне поставили.

– Да, Жемчужный, у тебя выходили четверки по этим предметам, пока ты не завалил итоговые работы! – Галина Анатольевна уставила на Володю самый суровый из своих взглядов. – Ты превратился в махрового троечника, Жемчужный!

Володя понимающе кивнул.

«Что же поделать, не у всех есть желание превращать свою жизнь в унылое дерьмо из-за каких-то циферок!» – вот что хотелось ответить Жемчужному Володе, но благоразумие овладело. Будь у него больше храбрости в характере, он бы все высказал.

Сон как рукою сняло. Приземлившись за последнюю парту, Володя еще раз взглянул на столбец итоговых оценок. И, сказать честно, он растерялся. Что ему делать? Одиннадцать вместо семи троек выглядели ужасно. Да, он вандал и преступник, но, кроме того, сын своего отца. «Мы с тобой из Жемчужных, и нам не пристало занижать свое фамильное достоинство» – как живые восстали в памяти слова родителя. Плохих оценок вышло почти в два раза больше ожидаемого. Это катастрофа. Ужасно. Поистине ужасно.

Володя подпер подбородок кулаком и представил, как сладко бы ему жилось без школы. Жил бы припеваючи, как Война. У него-то нет никаких проблем!

Глава 28

Серое сочилось сквозь окно, когда Война проснулся. Как обычно, время было около двенадцати. «Обеденный час» – любила упрекать его старушка, но спал он до обеда не из-за безделья, а потому, что не мог заставить себя лечь рано вечером, в десятом или двенадцатом часу, как все нормальные люди. Войнов Глеб засыпал только к трем ночи.

И наутро, как сейчас, просыпался разбитым, с паршивым ощущением. Нечто тяжелое поселилось в груди, что царапало и разрывало душу.

Каждое утро Война открывал глаза и видел за стеклом старые, похожие на развалины дома и затянутое пеленой небо. Каждый день одно и то же. Трущобы. Бесцветное небо. Трущобы и бесцветное небо. Это чередовалось между собой, вытесняя из огромного мира лишние оттенки.

В числе твердых правил психологии есть одно, связанное с погодой: будто на душе у человека творится то же самое, что происходит у него дома за кухонным окошком. Внутренний мир тесно связан с миром внешним – Война не углублялся в изучение наук, ему незачем это делать, он нашел на эту закономерность интуитивно.

Только одного он не мог постичь ни умом, ни душой. Как люди противятся депрессии? Какими словами оправдывают то, что происходит перед глазами? Сам он чувствует себя слабым, унылым, ни на что не способным, когда на улице пасмурно. Неразумно так сильно связывать себя с погодой, особенно, если живешь в Петербурге… но, с другой стороны, как быть счастливым в стране, где солнце не появляется целыми месяцами? Это какая-то химическая реакция в организме, и он не способен ей управлять. Если кто-нибудь сейчас крикнул, что тоже страдает, то Войне бы стало легче. Мысли о смерти являются каждый раз, когда над головой бесцветная картинка. Впрочем, день за днем.

Серое сочилось сквозь окно, и Война осознал, что до Нового года осталось пять долбаных дней. Он отбросил одеяло и сел на кровати. Болячки на голове затягиваются, но волосы в некоторых местах больше не растут. Отныне придется носить длинную прическу. Может, оно к лучшему, перестанет выглядеть как уголовник.

Он уже хотел подняться, как рядом что-то пошевелилось. Из-под одеяла высунулись две рыжие лапы с зевающей мордочкой. Рыжик тянулся что было силы, и даже выпустил когти, видно, противоборствуя сонному состоянию, но не прошло и секунды, как расслабил мышцы. Войнов Глеб потрепал питомца по мордочке. Вид перекошенных глаз вызвал у него улыбку.

– Мы с тобой одной крови. Ты тоже тот еще лодырь.

Рыжик мягко, едва слышно мяукнул,