Вечная тайна лабиринта - Дэвид Маккалоу

Гаррис все время поворачивал направо, но идти было, видимо, далеко, и родственник Гарриса сказал, что это, вероятно, очень большой лабиринт.

— Один из самых обширных в Европе, — сказал Гаррис.

— Похоже, что так, — ответил его родственник. — Мы ведь уже прошли добрых две мили.

Гаррису и самому это начало казаться странным. Но он держался стойко, пока компания не прошла мимо валявшейся на земле половины пышки, которую Гаррисов родственник, по его словам, видел на этом самом месте семь минут тому назад.

— Это невозможно, — возразил Гаррис, но женщина с ребенком сказала: «Ничего подобного», — так как она сама отняла эту пышку у своего мальчика и бросила ее перед встречей с Гаррисом. Она прибавила, что лучше бы ей никогда с ним не встречаться, и выразила мнение, что он обманщик. Это взбесило Гарриса. Он вытащил план и изложил свою теорию.

— План-то, может, и неплохой, — сказал кто-то, — но только нужно знать, в каком месте мы сейчас находимся.

Гаррис не знал этого и сказал, что самое лучшее будет вернуться к выходу и начать все снова. Предложение начать все снова не вызвало особого энтузиазма, но в части возвращения назад единодушие было полное. Все повернули обратно и потянулись за Гаррисом в противоположном направлении.

Прошло еще минут десять, и компания очутилась в центре лабиринта. Гаррис хотел сначала сделать вид, будто он именно к этому и стремился, но его свита имела довольно угрожающий вид, и он решил расценить это как случайность. Теперь они хотя бы знают, с чего начать. Им известно, где они находятся. План был еще раз извлечен на свет божий, и дело показалось проще простого, — все в третий раз тронулись в путь.

Через три минуты они опять были в центре.

После этого они просто-таки не могли оттуда уйти. В какую бы сторону они ни сворачивали, все пути приводили их в центр. Это стало повторяться с такой правильностью, что некоторые просто оставались на месте и ждали, пока остальные прогуляются и вернутся к ним. Гаррис опять извлек свой план, но вид этой бумаги привел толпу в ярость. Гаррису посоветовали пустить план на папильотки. Гаррис, по его словам, не мог не сознавать, что до некоторой степени утратил популярность.

Наконец все совершенно потеряли голову и во весь голос стали звать сторожа. Сторож пришел, взобрался на стремянку снаружи лабиринта и начал громко давать им указания. Но к этому времени у всех в головах была такая путаница, что никто не мог ничего сообразить. Тогда сторож предложил им постоять на месте и сказал, что придет к ним. Все собрались в кучу и ждали, а сторож спустился с лестницы и пошел внутрь. На горе это был молодой сторож, новичок в своем деле. Войдя в лабиринт, он не нашел заблудившихся, начал бродить взад и вперед и, наконец, сам заблудился. Время от времени они видели сквозь листву, как он метался где-то по ту сторону изгороди, и он тоже видел людей и бросался к ним, и они стояли и ждали его минут пять, а потом он опять появлялся на том же самом месте и спрашивал, куда они пропали.

Всем пришлось дожидаться, пока не вернулся один из старых сторожей, который ходил обедать. Только тогда они, наконец, вышли.

Гаррис сказал, что, поскольку он может судить, это замечательный лабиринт, и мы сговорились, что на обратном пути попробуем завести туда Джорджа»[36].

Примерно век спустя другой вымышленный персонаж отреагировал совсем по-другому на свой первый визит в Хэмптон-Кортский лабиринт. В романе Кэрол Шилдс «Вечеринка Ларри», Ларри Уэллер, молодой канадец, отправившийся в свадебное путешествие, входит в лабиринт один (что сразу ставит под сомнение удачность его женитьбы) и конечно же немедленно теряется. «И вот теперь мне казалось, — думает Ларри. — что в том, чтобы сбиться с пути в этом зеленом лабиринте и затем снова найтись, и состоит весь смысл — в этом и еще в мгновении замурованной заброшенности, неожиданном восторге оттого, что кто-то ведет тебя, словно слепца». Ларри чудится, будто он слышит радостный голос незнакомого американца, который кричит ему «Сюда!», но не обращает на это внимания. Шилдс продолжает: «Он поежился от этого звука, от его пульсирующей веселости, ему хотелось проникать все глубже и глубже в чащу, хотелось отдаться коварству лабиринта, подчиниться этой обнесенной стеной и все же не имеющей границ выдумке». Он еще не знает этого, но большую часть оставшейся жизни Ларри посвятит созданию лабиринтов.

Ближе по духу Джерому К. Джерому был плакат Лондонской транспортной системы, который развесили по всему городу в 1956 году. Под карикатурным псевдовикторианским рисунком, на котором был изображен лабиринт, полный плачущих детей (правда, это был не Хэмптон-Кортский лабиринт), было написано:

Классная дама мисс Флинт

Детей привела в лабиринт.

Заблудились прекрасно

По цене неужасной,

А потом наслаждались

Большою Лозой

И представляли, как Генрих Восьмой

Мажет подачи на Теннисном Корте.

И добраться туда было проще простого: Зеленая линия,

Автобусы 716, 716А, 718 и 725 довезли до самых ворот.

И снова старый добрый лабиринт пришел на помощь системе общественного транспорта и туризму в долине Темзы.

Когда речь заходит о лабиринтах, снова и снова повторяется один и тот же вопрос, которому столько же лет, сколько Тесею: как же отсюда выбраться? Часто этот вопрос оказывается куда более насущным, чем вопрос о том, как добраться до центра. Гаррис полагал, что, чтобы выйти из лабиринта, нужно воспользоваться специальным трюком (все время сворачивать направо). Тот, кто водрузил статую Минервы на башню в вилле Пизани, видимо, полагал, что пройти лабиринт — значит проявить мудрость или изобретательность. Оба они ошибались. Никакого верного приема здесь нет. Попав в лабиринт, мы оказываемся во власти фантазий его создателя. Конечно, если у человека есть масса свободного времени (и немного любви к приключениям), можно воспользоваться освященной веками техникой «рука на стене», которая действительно выручает в относительно простых лабиринтах. Фокус заключается в том, чтобы положить одну ладонь (подойдет любая) на стену лабиринта и идти вдоль стены, словно в темноте, все время ее придерживаясь и поворачивая вместе с ней. Таким образом вы обойдете все тупики, возвращаясь из них туда же, откуда пришли, и немедленно попадая в следующий. В конце концов, рано или поздно, вы окажетесь в центре — возможно, с ободранной в кровь ладонью. Таким же непривлекательным представляется и другой способ, при котором все необходимые повороты разучиваются заранее — по карте.

Садовый лабиринт в Чивнинге (графство Кент, Англия)

Многие знают, что «секрет» Хэмптон-Кортского лабиринта состоит в том, чтобы повернуть налево сразу, как только войдешь, два раза свернуть направо, а потом все время поворачивать налево, пока не встретишь два белых дуба, которые растут в самом центре. (Тех, кто не считает левые повороты, приключения догонят уже на обратном пути.) Но авторы лабиринтов с давних пор научились сбивать с толку любителей пожульничать. Четвертый герцог Стэнхоупский славен тем, что дополнял свои лабиринты «островами» — чтобы еще больше запутать идущего. Острова — это миниатюрные лабиринты в составе большого лабиринта, которые не соединяются с основным общей стеной, и поэтому поклонники приема «рука на стене» здесь сначала ходят и ходят кругами и в конечном итоге отправляются обратно ко входу. Острова могут быть простыми, как одиночный, отдельно стоящий меандр. В 1820-х годах герцог, большой любитель математики, построил как минимум три лабиринта в своем поместье в Чивнинге, графство Кент. На первый взгляд они кажутся похожими на уже знакомые нам — даже, если честно, слишком знакомые — римские напольные лабиринты, но в действительности центр здесь отгорожен «островами», и благодаря им создается впечатление, что добраться до него сложнее, чем на самом деле. Только один из трех сохранился.

Но кому нужен простой лабиринт? Как понял Ларри Уэллер во время своего медового месяца, весь смысл лабиринта — именно в том, чтобы заблудиться, причем заблудиться основательно, а потом снова найтись. Это похоже на то смешение чувства опасности и сменяющего его облегчения, которое заставляет путешественников отправляться без карты в прогулки по городам-лабиринтам, таким как Венеция или марокканский Фес.

Лабиринтовый бум — по крайней мере, первая его волна — не пережил XVIII век. Хотя эксцентрики, антиквары и энтузиасты вроде герцога Стэнхоупского продолжали строить новые путаницы, садовая мода кардинальным образом изменилась, сначала в Англии, а затем — по всей Европе. Возможно, во всем виноваты недавно обнаруженные (или, по крайней мере, недавно замеченные) китайские сады с их восхитительной искусственной «дикостью». А может быть, на ситуацию повлияли философы вроде Руссо с их речами о свободе и возврату к природе. Или, может, просто нужный человек в нужный момент взглянул на деревья и озера и увидел в них не пугающую дикую глушь, а прекрасный пейзаж. Так или иначе, к середине века английские ландшафтные архитекторы — такие, как Уильям Кент и Ланселот Браун по прозвищу Способный — срывали с земли такие «противоестественные» приспособления, как заборы, стены и лабиринты, заменяя их озерами, водопадами, холмами и цветущими рощами, еще более искусно безыскусственными, чем все, что придумал Создатель. Браун Способный служил королевским садовником и жил в Хэмптон-Корте с 1764 по 1783 год. Принято считать, что лабиринт уцелел только благодаря тому, что Брауну было наказано — возможно, даже самим королем — держать свои руки (и садовые ножницы) подальше от лабиринта.