Новый Мир ( № 9 2013) - Новый Мир Новый Мир

Я встал, взял со стола афганку.

— Понимаете, я не верю, что это лечится разговорами. Мне вообще стыдно, что я вас отвлекаю. А можно мне просто поставить укол? Или можно выписать феназепам?

Она повернулась, на ее лбу творилось маленькое утомленное землетрясение.

— Ну хорошо, — сказал я обреченно и снова сел. — Может, вы и правы. Вам дать воды? Или можно мне воды? Я больше не буду, Зоя Борисовна.

— Я надеюсь. А то я буду думать, что ты считаешь меня дурой. — Она села напротив, но вполоборота, — будто одновременно оставаясь стоять спиной, — налила и двинула мне стаканчик.

— Ты снова чувствовал кожу?

— Да. Я чувствую ее по ночам.

Мы обсудили мою проблему, и она попросила рассказать об отце.

— Расскажи что-нибудь про своего отца. Не задумывайся — первое, что придет в голову.

— Мой отец… — Я пожал плечами. — Однажды он сделал мне лопату для снега. Я ходил в садик в таких противных колючих зеленых колготках. И мне никогда не хотелось идти в садик именно потому, что нужно было натягивать эти колготки… я отклоняюсь?

— Нужно говорить, что выговаривается. В этом и суть.

— Зимой воспитательница сказала, что надо купить лопатки. Не помню, что мы ими делали, ими ведь можно только убирать снег, а это детский труд, это запрещено Конституцией… Но мы обошли все магазины и нигде не нашли лопаток. И вот он сел дома, — зима, узоры на окнах, дома полумрак, — и прямо из того, что валялось на балконе, как волшебник, сделал лопатку. Вырезал из листа железа штык, взял нарядный черенок от механической швабры, прибил какую-то блестящую полоску… И получилась лопата. Еще лучше, чем магазинная, которые принесли все. Я ее очень полюбил.

Атмосфера за дверью накалялась.

Зоя Борисовна неохотно пригласила меня за перегородку, разломила ампулу и ввела в плечо три миллилитра боли.

— Кто сейчас занимает его кабинет? — спросил я.

— Альков. Неплохой костоправ.

Мы вышли из-за перегородки и направились к двери.

— Вчера ты не пришел, а между тем для успешного лечения нужна регулярность, — сказала она сухо на прощание. Кажется, она не простила мне лиловое облако. — Следующий!

Я вышел, пронзаемый взглядами, как святой Себастьян, и закурил на крыльце.

Было солнечно, веяло утренней прохладой. По улице бегали собаки, ходили больные, еще не осознавшие безнадежности своей болезни.

Нет, я не прочь говорить об отце с Зоей Борисовной. Для нее это способ вызвать его тень, чтобы поплакаться о не случившемся. Ведь я «жутко, просто жутко похож на него», и когда она прикасается к моему плечу, вводя иглу, у нее, наверное, такое чувство... Мои воспоминания для нее — сладкий укол морфия.

Она катастрофически одна, два года назад у нее умер муж, год назад за наркотики забрали сына, — но почему я должен за укол рассказывать ей, каково мне чувствовать отдельную жизнь и шевеление собственной кожи?

…Видеть по утрам вместо рожек, которые поджарила мама, маленьких белых червей?

Слышать потустороннее эхо всех звуков?

Ночью в ужасе уезжать из дома, внезапно осознав, что родной человек, спящий рядом, — это страшно отдельный человек? Что это не ты, с непознаваемыми мыслями, который спокойно и чуждо дышит во сне в одной комнате с тобой. И в мире с одним ты спят миллиарды не ты.

И никому никакой возможности передать словами этот ужас и рассказать правду об этом.

При чем здесь отец, мой лучший, легендарный травматолог Ачинска, и как можно нас всех излечить от этого?

Из цикла «Топики русской поэзии»

Кутик Илья Витальевич родился в 1961 году во Львове, окончил Литератур-ный институт им

Кутик Илья Витальевич родился в 1961 году во Львове, окончил Литературный институт им. А. М. Горького. Дебютировал в поэзии на рубеже 1970 — 1980-х годов, войдя в круг метаметафористов: Александра Ерёменко, Ивана Жданова, Алексея Парщикова. Первая книга стихотворений вышла в  1988 году, в переводе на датский язык. Переводчик поэзии с шведского (Тумас Транстремер), английского (Александр Поп, Честертон, Эзра Паунд), польского (Циприан Норвид) языков. Переехал из Москвы в Швецию, в 1995 году поселился в США. Доктор философии Стокгольмского университета, профессор Северо-Западного университета (Northwestern University, Chicago). Живет в Чикаго.

                                             Топики

Как музыка помнит о Бахе,

кто б ни сочинил её, — так

есть в фибрах стиха амфибрахий,

старейший афродизиак.        

Как были у Гойи две Махи:

одетая Маха и ню, —

нагим был смелей амфибрахий,

но Гимн его смёл, как меню.

Зато остаются на свете

— вне гимна и без подвывал ­—

российские топики эти:

дорога , пловец и кинжал …

Не так этих топиков много:

есть перстень ещё и певец ,

но главные всё же — дорога ,

пловец и кинжал , наконец.

Есть памятник , птичка , а кроме

пророка — поэт и толпа …

Их ставят, как столбики крови,

добытой из вен, на попа ,

чтоб стали бы эти пробирки

не только ростральным огнём,

но и колоннадой той дырки,

которую небом зовём…

                                                Кинжал

                                   /клинок/чёрный пистолет и т. д.

                                                     1

Зарежу, зарежу, зарежу —

рычит, налегая на «ре»,

а ведь разговаривал реже,

когда был прописан в ковре

и грезил о пальмах… Но пальмам

не грезился он, а узор

там выжгла пустыня напалмом

и волнами горбит ковёр.

— Пустыня, и пусть!.. ну и что же,

что волны там не из воды:

и горы на волны похожи,

зато несомненно тверды.

Неважно, что вымрет орнамент,

тем более — фигуратив,

Бог даже зиянье обрамит,

в предмет пустоту обратив…

                                                     2

Что видит предмет из металла,

во тьме напрягая глаза?

Он терпит все муки Тантала:

едва лишь потянется за

уютно подоткнутым миром,

как тот отъезжает назад

не только мишенью — всем тиром

отпрядывая, как сняряд…

И в мире предательском этом

отдача такая же, как

у пушки, что вместе с лафетом —

улитка , а правильней — рак …

                                                    3

Что в генах кынжал из булата,

дамаска иль вуца хранит?

— Родню и что были два брата,

их звали — Алмаз и Графит. 

Алмаз был нарядным, как феска,

Графит был надёжней брони;

ещё — их описывал Ферсман,

а до него — аль-Бируни;