Хрустальная колыбель - Сергей Юрьев

— Что это было? — допытывался Герант, продолжая прижимать к себе посох.

— Да так, ничего, Служитель, — отозвался Ойван, поднимаясь с колен. — У тебя свое Откровение, у меня — свое.

Пров появился только перед рассветом. О его возвращении возвестил топот дюжины подков и отрывистое ржание. Волхву где-то удалось раздобыть коней, хоть он и не взял у Геранта серебра на покупку. Служитель, положив на колени посох, охранял вход, а Ойван спал, плывя по реке, заполненной молоком Рыси-Прародительницы.

— Ты, что ли? — крикнул Герант в темноту.

— А кто же! — отозвался Пров, соскальзывая с мокрой конской спины. — Коняги так себе, а сбруя такая, что хоть сразу выбрасывай.

— Где взял-то? — Герант знал, что Пров ждет этого вопроса, и ему не терпится похвастаться ночными подвигами.

— Да так, — небрежно произнес волхв. — Кое-кто здесь должок передо мной имел. Ты давай парня буди, и надо нам отсюда — чем скорее, тем целее будем.

— Да кто ж тебя так напугал? — Герант уже поднялся и направился к спящему Ойвану. — Вроде саабы с эссами всегда в мире жили.

— Ага! — отозвался Пров. — Как кошка с собакой в одном мешке или как ваши эллоры промеж собой, когда оленя на охоте не поделят. А ну пошевеливайся! — рявкнул он на Ойвана, продирающего глаза.

— А ты на меня не гавкай, росомаха тебя заеди, — спокойно ответил Ойван, продолжая просыпаться. Расставаться с чудесным сном было жаль, и крик волхва слишком резко возвращал его к не слишком веселой действительности.

— А ты рассказывай, пока собираемся, — потребовал Герант, затягивая горло заплечного мешка.

— Вот отъедем лиг на сотню, тогда и расскажу, — резко заявил Пров, выходя из пещеры. — И огарок не забудьте прихватить, и все объедки свои. — Он оглянулся на Ойвана. — А то знаю я вас, которые с окраинных земель, — где жрете, там и свинячите.

Ничего Пров не рассказал ни днем, ни вечером, ни ночью. Он всё время ехал впереди, подгоняя коня, как только случалось выбраться на наезженную просеку. Весь день они двигались вдоль реки, стараясь не приближаться к ней ближе, чем на лигу, а когда свечерело, Пров резко повернул направо, и теперь на пути стали попадаться небольшие стремительные речушки и многочисленные ручьи с прозрачной ледяной водой. После третьего брода, когда бурное течение едва не снесло его вместе с доставшейся ему серой клячей, до Ойвана дошло, что они пересекают исток Шустры, где многочисленные потоки ещё не слились в единое русло. Чем дальше, тем овраги становились глубже, подъемы — круче, то и дело из земли вырастали скальные обнажения, а лес казался всё более диким и нехоженым.

В конце концов они оказались возле заброшенной хижины, наспех построенной кем-то из неошкуренных еловых стволов. Пров сказал своим спутникам, чтобы устраивались здесь на ночлег, а сам вновь куда-то исчез.

— Служитель, а Служитель… — Ойван уже подбрасывал очередное полешко в глиняную печурку. — Что-то с Провом стряслось. Похоже, не в себе он. С ними, с волхвами, это бывает. Может, уйдем отсюда, пока не поздно.

Если бы Герант согласился с ним, Ойван даже не стал бы жалеть о трех уже ощипанных куропатках, ради которых калилась на огне большая бронзовая сковорода.

— Нет, — просто ответил Герант.

— Почему? — Ойван с удивлением посмотрел на Служителя. Тот обычно, прежде чем отвечать, на некоторое время задумывался, а тут отозвался сразу, как будто давно ждал этого вопроса.

— Мне знак был. Теперь знаю одно: без Прова нам не выжить и дела не сделать. Может быть, и с ним сгинем, а без него — точно.

— Какой знак?

— Не скажу.

— Если не скажешь, я сам, чего доброго, решу, что нам не по пути.

Знак ему был… Вот, значит, как! Но тут Ойван вспомнил явление Рыси-Прародительницы, и молчание Геранта стало ему понятно. Можно было сколько угодно рассказывать о том, что было, но только человек из рода Рыси мог ощутить значение взгляда изумрудных глаз. Не понять, а именно ощутить… И еще — невозможно было объяснить даже самому себе, почему этого взгляда нельзя ослушаться. Если бы Служитель начал рассказывать о том, что ему привиделось или прислышалось, а может быть, просто угадалось в шорохе листвы, Ойван не понял бы его. А значит, оставалось только верить друг другу на слово.

Верить… Пока они были в пути, Герант много чего рассказывал. Но можно ли верить всему? То, что для одного — правда, может оказаться ложью для другого. Так говорил тот старик, который учил его, мальчишку-раба, читать, старик, который тоже был Служителем, так и не назвавший своего имени…

Молчание затянулось. Ощипанные куропатки так и остались сиротливо лежать на столе, огонь в глиняном очаге постепенно угасал, а Герант молчал. Он молчал, пока ветер, которого не было, не распахнул дверь, сбитую из кривоватых жердей, и снова не захлопнул её.

— Хорошо, Ойван, сын Увита… — Герант положил посох на колени и протянул ладони к тлеющим уголькам, которые тут же вспыхнули яркими синими сполохами. — Я постараюсь рассказать тебе о Знаках так, чтобы ты понял. Когда-то по дикой земле бродили люди, чья речь немногим отличалась от звериного рычания, и Древние, которые были слишком заняты собой, чтобы обращать внимание на то, что существует вне их грёз. Грёз, которые и были их миром, и этот мир был абсолютно реален, поскольку Небытие, Первородная Глина Вселенной, было им доступно. Люди обладали волей, а Древние — могуществом, которым почти не пользовались — они были довольны тем, что имеют, и не стремились к большему. Созерцание прекрасного было их пищей, их целью, их радостью. Однажды поздней весной несколько мужчин, возвращаясь с охоты, увидели танцующих нимф и поняли, что они прекраснее тех женщин, которые ожидают их у огня. Они вышли на поляну, положив на землю свои каменные топоры, и включились в танец…

— Знаю, — прервал его Ойван. — У нас знают эту легенду. В этот день у нас праздник плодородия. После их танца родились Прародители.

— Не совсем так, малыш. — Герант впервые назвал так своего спутника, но Ойван пропустил это мимо ушей. — От людей и нимф родились существа, обладающие и волей, и могуществом, способные принять любой облик, живущие в двух мирах. И еще они могли одной силой своего желания сотворить всё, что способны вообразить, и уничтожить всё, что попадалось им на глаза. Невежественная мощь могла сокрушить мир, вновь обратить его в Хаос, уничтожить всё живое и мертвое. И тогда на поле невидимой битвы столкнулись Откровение, ниспосланное Творцом, и Искушение, исходящее от Гордых Духов. Потом одни из потомков людей и Древних возвели Храм, дали людям Веру, другие стали первыми Учителями диких племен, и теперь их называют Прародителями, третьи слились со стихиями, четвертые канули в Небытие, так и не сделав выбора, пятые поддались Искушению и возжелали всемогущества, но уничтожили друг друга, и теперь только их тени витают над миром. Вот откуда взялись Зеус, Геккор, Хлоя, духи стихий. А теперь о Знаках: я понял, малыш, ты прошлой ночью видел Рысь, и Прародительница дала понять, что от тебя сейчас зависит судьба рода — не только всего человеческого рода, но и рода Рыси. И ты, какие бы сомнения и страхи тебя ни посещали, всё равно последуешь за мной хоть на Небеса, хоть в Пекло. И Пров тоже останется с нами, потому что всё, что он делает, подчинено воле ветра — Геккор наверняка являлся ему. Так что ни мне, ни тебе, ни волхву деваться некуда, даже если кто-то из нас захотел бы свернуть с пути, спрятаться в кустах… Даже если кто-то и захочет — всё равно не сможет.