Восставший из пепла - Роман Злотников

Они помолчали, потом Убогий спросил:

— А к чему ты разыскал меня?

— Ты, наверное, хочешь спросить, как разыскал… Ну, благодарение Господу, это было просто. Я знал, что твой порядковый номер обязательно будет в первом десятке, а среди первых обычно не бывает задохликов. Так что мне было достаточно уточнить, куда делось тело из первого десятка, на которое поступило наибольшее число отказов. Но даже я не ожидал, что на тебя оформят бесплатную выдачу. Сказать по правде, узнав об этом, я даже пал духом. Если бы ты оказался в рабочих казармах, то со здешней системой надзора отыскать тебя было бы раз плюнуть. А как, скажите на милость, можно тебя разыскать среди тысяч людей, что ютятся по норам Первой штольни, если здесь даже соседи зачастую не знают, кто копошится в соседней норе. Так что мне повезло, что ты, во-первых, уже успел стать известной личностью в Первой штольне, а во-вторых, оказался вполне соответствующим тому имени, которым я тебя нарек. За что, несомненно, стоит поблагодарить само божественное Провидение.

Убогий кивнул:

— Пожалуй, стоит. Но ты не ответил на мой вопрос. Я не ошибся, когда спросил, К ЧЕМУ ты меня разыскал. Фра Так замялся, подыскивая слова:

— Господь сподобил. Не знаю. Однако, когда сам главный администратор ищет место, где можно было бы без свидетелей обратиться к Господу, мне становится как-то неуютно. А ты мне — единственная знакомая душа на Рудоное.

Они немного помолчали, думая каждый о своем, потом Убогий, вздохнув, заметил:

— Ты не производишь впечатление человека, который смиренно вверяет свою судьбу Господу.

— А почему ты думаешь, что Господу угодно бездействие? Вся моя жизнь до сих пор убеждала меня в обратном.

Они снова замолчали.

— Допустим, эти, как их здесь называют, «белолицые» действительно готовят какую-то пакость, — наконец заговорил Убогий. — Но чем могу помочь я?

Фра Так тяжело вздохнул:

— Не знаю, я молился, и Господь не подал мне никакого знака и не вложил в мою голову никакой мысли, кроме как обратиться к тебе. Хотя я не знаю ни кто ты такой, ни почему я должен это сделать. Просто знаю, что должен. — Монах вдруг спросил с некоторой робостью: — Ты не испытываешь желания исповедаться, сын мой?

Убогий горько усмехнулся:

— Если бы я мог…

Фра Так недоуменно воззрился на него. И то ли Убогий слишком много выпил в этот вечер, то ли действительно пришло время, но он вдруг поднялся и, шагнув к брату Таку, опустился перед ним на колени, на этот раз даже не обратив внимания на то, как привычно проделало это его тело.

— Простите меня, святой отец, ибо грешен я… Он рассказал ему все. Его рассказ был сумбурным, он перескакивал с одного на другое, повторялся, путался, потом возвращался назад, но в конце концов фра Так узнал всю короткую историю его новой жизни и все то, что так удивляло его самого. Когда Убогий замолчал, в комнате наступила мертвая тишина. Он и сам был несколько оглушен своим порывом. Это помещение с грязными стенами и дверью, сделанной из куска пластика, с двумя колченогими табуретами и несколькими ворохами тряпья у дальней стены, служившими постелью трем не очень чистоплотным мужчинам, совсем не походило на исповедальню. Однако когда он наконец поднял глаза на исповедника, то понял, что поступил правильно. Во взгляде фра Така светилась некая торжественность. С замиранием сердца Убогий спросил, хотя, как ему казалось, он уже знает ответ:

— Вы… поможете мне, святой отец? Тот кивнул:

— Да, сын мой. — Фра Так повел плечами и смущенно потерся щекой о плечо. — Хотя пока я не знаю как. — Он на миг задумался. — Скорее мы оба поможем друг другу.

Убогий посмотрел исподлобья на монаха — уж не смеется ли тот над ним, — но фра Так был серьезен. Снова наступила тишина. Потом монах заговорил снова, медленно и словно бы с опаской:

— Как я понял, тебя больше всего мучает один вопрос — кто ты и откуда? Убогий кивнул:

— Это так.

Хотя этот разговор вызвал в нем новый приступ сомнений, граничащих с отчаянием, он чувствовал, что сегодня что-то произойдет. А главное — он почувствовал облегчение просто от одного того, что кто-то еще будет нести бремя его тайны.

— А не кажется ли тебе, сын мой, что все твои метания оттого, что рядом с тобой не было человека, которому ты мог бы поведать свои раздумья и сомнения?

Убогий нерешительно кивнул:

— Я не знаю, возможно, ты прав.

— А не задумывался ли ты над тем, почему все это с тобой происходит?

Убогий недоуменно посмотрел на монаха:

— Что «все»?

— Ну все: пожар, беспамятство, страдания, «мясной склад», то, что ты оказался на самом дне грязной ямы, переполненной человеческой низостью и подлостью?

Убогий ошарашено уставился на Така:

— Уж не думаешь ли ты…

— Нет, — перебил его монах, — это — Испытание. Сдается мне, Господь готовит тебя для чего-то воистину великого.

От этих слов у Убогого побежали по спине мураш Он не знал, что сказать.

— И… что? — еле слышно спросил он. Фра Так молча опустился на колени и нараспев забормотал молитву, и она была столь страстной, что Убогий тоже невольно стал повторять за ним ее слова, нимало не удивляясь тому, что помнит их наизусть. Закончив молитву, монах постоял еще немного на коленях с закрытыми глазами, потом повернулся к Убогому:

— Да будет воля Господа нашего. — Фра Так осенил его крестным знамением. — Мне кажется, Господь ниспослал мне откровение. Ибо чувствую я, что предстоит тебе дело более трудное, чем ты думал ранее. — Он помедлил. — И не зря я нарек тебя именем Корн. Ибо в нем и есть твоя истинная сущность, которую ты обязательно обретешь.

— И с чего же мне начать? — спросил Убогий. Монах вздохнул:

— Не знаю. Если ты позволишь мне стать твоим духовником, я смогу время от времени мучить тебя сомнениями.

Убогий невесело усмехнулся:

— Ну это и у меня самого иногда неплохо получается, — и, подумав, добавил: — Впрочем, мне кажется, не стоит с ходу отвергать помощь настоящего профессионала.

В мастерской воцарилось молчание, которое, впрочем, тут же было нарушено громким хохотом.

— Завтра я покидаю Рудоной. Операцию начинайте не позже, чем через сутки после моего отъезда. Вы уверены в том, что для полного разложения 0В будет достаточно двухнедельного карантина? — Господин Перье испытующе посмотрел на полковника Эронтероса.

Тот энергично закивал:

— Да, с запасом. Я использовал этот газ на Убийне, и там мы проводили зачистку уже через четверо суток. Так что две недели — это даже с запасом.

Инсат Перье слегка наклонил голову, как бы соглашаясь с Эронтеросом, но если бы в апартаментах господина финансового советника присутствовал кто-то, кто хорошо знал господина Перье, от него бы не ускользнуло едва заметное движение его губ, сложившихся в тщательно скрываемой усмешке. Впрочем, если бы в апартаментах господина Перье действительно находился такой человек, то финансовый советник ни за что не позволил бы себе подобного движения лицевых мускулов. А Эронтерос… Это просто тупой злобный подонок, которому нравится убивать. Сейчас он весь переполнен предвкушением того, что вскоре займется любимым делом. Господин Перье отвел взгляд. Глаза меньше поддаются контролю, и не стоит давать Эронтеросу ни малейшего намека на то, как он действительно к нему относится. Впрочем, даже если б он и понял, ничего страшного — просто пришлось бы поменять стиль взаимоотношений, что, однако, означало бы потерю времени, соответственно, затраты и дополнительные усилия.