Агент нокке, или на войне как на войне - Елена Романова

Дядя Петя вскакивал ночами от непонятного лихорадочного бормотания, по очереди с Дашей ухаживать за раненым. А днем выпроваживать непонятливых подружек, которые тащат его погулять и не понимают, что произошло.

– Нику можно? – нетерпеливо спрашивала девица намного младше его племянницы Даши.

– Какой тебе Ника? Тебе дома сидеть положено, уроки учить и в куклы играть.

– Дяденька! Прозовите Нику, холодно же. Сколько можно ждать.

– Иди домой красавица! Нечего здесь стоять. Ника болеет.

– Дяденька, позовите же. Что же вы его прячете? Я замерзла.

– Так, я уже сказал: Ника болен и никуда не пойдет. Если не уйдешь сама – милицию вызову.

– Вы не имеете права! Ник сам решает, с кем ему дружить. Вы не имеете права его запирать в четырех стенах. Вы – фашист!

От такой наглости Петр Сергеевич терял терпение и довольно грубо выталкивал назойливую девчушку за дверь. Защитница прав юного эльфа упорно сопротивлялась, не хотела уходить ни с чем. И только когда дядя Петя хватался за телефонную трубку, чтоб позвонить (не в милицию, конечно, родителям красавицы), та с недовольной миной покидала квартиру.

Хорошо, что на юном хельве все заживает, как на собаке. И каково после всего пережитого отпускать его снова? Как тяжело отпускать сына, зная, что он может не вернуться.

И тут же замечал, как хорошо, когда есть с кем поделиться своими переживаниями.

Как хорошо, когда есть на свете женщина, которая примет тебя в любое время года и суток, нальет чая с вареньем и выслушает тебя.

Через два часа дядя неизменно звонил племяннице, спрашивая как дела. Оказывается, в это время вся компания – Ник, Даша с Алешкой, Сашка с Маринкой и Настя с Игорем, – тоже сидят и пьют чай, и кто-то бренчит на гитаре и таким бархатным голоском, с чуть заметным акцентом, поет:

Совершил сегодня я

Глупость бесконечную.

Полюбил я всей душой куклу бессердечную

Не со мной ли при луне

Жарко целовалась,

А теперь она во мне разочаровалась…

Ник опять морочит голову очередной соседской девчонке – та была просто без ума от своего ухажера, воображала себя в подвенечном наряде у дверей Загса. Парень уверял всех, что они просто друзья. Таких "просто друзей" набралось уже не меньше десятка. Конечно, обещать-то он обещал, но лишнего себе не позволял. И не из-за какого-то благородства, просто юноша хорошо знал, откуда берутся дети. Это сокровенное знание перестало быть для него секретом лет в пять.

От звуков гитарного перебора соседские старушки охали и крестились, и иногда добавляли "Задрал своими песнями, как хорек курицу!". Бабушек помимо гитары бесило еще и то, что Ника каждый день моется в ванной, как буржуй какой-нибудь.

"Одного мыла на тысячу рублей перевел!" – ворчала старушка-соседка, выразив общее мнение жильцов. Юный Никс казался им чужеродным элементом в их устоявшейся, четко очерченный жизни. Чужаком, который раздражает одним своим присутствием.

Хоровод поклонниц всеобщее осуждение. Петр Сергеевич несколько раз собирался прилюдно выпороть своего воспитанника. Тетя Лиля, Даша и Настя в один голос ругали и стыдили его, предупреждали:

– Отольются кошке мышкины слезы!

Ник только смеялся им в ответ:

– Что естественно, то не безобразно! Надо пользоваться, пока молодой. Вот состарюсь, тогда и буду чинно сидеть у окошка со своей старухой. Или начну рыбу с гусями разводить, как Карпинусы.

– Ника, ты просто аморальный типчик!

– Я не аморальный, я просто не моральный!

– Ох, нажжешься, Ника! Ох, наплачешься!

Парень только весело смеялся в ответ и опять хватался за гитару и начинал петь:

Вечер субботний, погода чудесная -такая кругом благодать.

Есть в кармане честная сотня, надо бы пойти разменять….

Петр Сергеевич ничего не говорил. Бесполезно. Он просто, махнув на все рукой, уходил в гости к своей подруге. Они стали очень близки. А в жизни Лилии Борисовны появился новый друг, который с каждым днем все увереннее входил в ее жизнь. Входил, чтобы со временем стать самой большой ценностью в ее жизни. Петр Сергеевич испытывал совершенно неизвестное ранее чувство. В отличие от Раисы, ворвавшейся в его жизнь подобно урагану, эта женщина согревала его свои теплом, успокаивала тревогу и душевные муки лаской и нежностью, разделяла с ним все его невзгоды. Дядюшка Ника и Даши вдруг заметил красоту Лилии, ее лицо казалось ему самым красивым и нежным из всех женских ликов, которые довелось видеть.

Петр Сергеевич в эту самую минуту понял, что встретил женщину, с которой ему захотелось разделить всю свою жизнь без остатка. Быть вместе в горе и в радости, в здоровье и в болезни, в богатстве и в нужде. Ту, с кем есть о чем молчать. И даже неумолимо приближающая старость не казалась проклятием. Потому что, рядом была его любимая. Ему хотелось упасть перед ней на колени, и просить ее любви и руки словами Пьера Безухова вскрикнуть:

– Будь я не я, а красивейший, умнейший, достойнейший из всех мужчин!

Тем временем дети взрослели. Непредсказуемая судьба уже приготовил новые нелегкие испытания молодым и новые тревоги для дядюшки и его новой подруги.

Первая любовь, Ник и Олеся – "война миров" Они сошлись – вода и камень, Стихи и проза, лед и пламень…

А.С. Пушкин "Евгений Онегин" Однажды на лесной поляне, только выйдя из портала, Ник увидел удивительно красивую девушку: зеленые глаза смотрели насмешливо и дерзко, ветер трепал светло-русые волосы, которые так красиво отливали в лучах закатившегося солнца.

– Что стоишь, как статуй! – насмешливо произнесла красавица, – Девку впервые видишь или ружья боишься?

Ник, обычно бойкий на язык, тут не нашел что ответить. А если честно, то и не искал. Он просто любовался ее редкой красотой, наслаждался звуками ее голоса.

Все обидные слова задевали его не больше, чем щебетание птички. Он стоял и улыбался в ответ на сердитые покрикивания. Когда к Нику вернулся дар речи, они разговорились. Вскоре стали неразлучными.

"Нашел время по кустам обжиматься", – кричал ему в шутку Алешка. "Она же тебя старше", – подкалывали его близнецы. Увидев эту парочку целующимися, партизаны кричали: "лисят крестить позовете?", на что Ник всегда отвечал: "перебьетесь!".

Нику было трудно расстаться со своей любимой даже на минуту. Мама Олеси, Прасковья Никаноровна, благословила детей. Но местный поп отказывался их обвенчать по малолетству брачующихся. Ник согласился ждать до пятнадцати лет. Но девушка решила иначе.

Однажды ночью она пришла к Нику, попросила согреть ее. Потом она стала приставать к нему, требуя близости. Парень отталкивал ее:

– Ты с ума сошла. Нам нельзя!

– Да, этого нам нельзя! А умирать можно!