Тайна леди Одли - Мэри Брэддон

— Устраивает или нет, какое это имеет значение? Иного ответа я от тебя и не ожидала. Впрочем, веди себя, как хочешь. Сиди, развалясь, в своем кресле, ласкай своих дурацких собачонок, обкуривай занавески вонючей сигарой и действуй всем на нервы своей глупой безжизненной физиономией!

Роберт Одли взглянул на мисс Алисию с растерянным видом.

Молодая леди ходила взад-вперед по комнате, нервно похлопывая себя по юбке хлыстом для верховой езды. Глаза ее метали гневное пламя.

— Да-да, глупой, безжизненной физиономией! — повторила она. — Ты — тщеславная и высокомерная личность. Ты с презрением смотришь на наши развлечения, ты поводишь бровями, пожимаешь плечами и откидываешься в кресле с такой отрешенностью, словно сделан не из того же теста, что и прочие смертные. Ты эгоистичный, черствый сибарит…

— Алисия! Ради бога!

Утренняя газета выпала из рук молодого человека.

— Да-да, ты эгоист, Роберт Одли! Ты приводишь домой полуголодных собак, потому что тебе по душе полуголодные собаки; ты не можешь пройти по деревенской улице, чтобы не погладить какую-нибудь никчемную дворняжку, потому что никчемные дворняжки — твоя слабость. Мимо тебя не пройдет ни один ребенок, чтобы ты не подарил ему мелкой монетки, потому что тебе нравится поступать именно так. Но ты поднимаешь брови на четверть ярда, когда бедный сэр Гарри Тауэре рассказывает какую-нибудь глупую историю; ты готов пригвоздить его взглядом, в котором нет ничего, кроме ленивого пренебрежения, а что до твоего дружелюбия, то ты скорее позволишь ударить себя и еще поблагодаришь за оплеуху, чем обеспокоишься отомстить обидчику. Ты на полмили не свернешь с дороги ради того, чтобы прийти на помощь близкому другу. Сэр Гарри в двадцать раз достойнее тебя, хотя и пишет «кабыла» вместо «кобыла», осведомляясь в письме о здравии моей Аталанты, растянувшей сухожилие. Да, он не силен в правописании и не умеет вскидывать брови на твой манер, но ради той, которую любит, пойдет в огонь и в воду, меж тем как ты…

Роберт напряг все свое внимание, почувствовав, что сейчас последует самый мощный удар по его самолюбию, но здесь Алисия умолкла и внезапно разразилась бурными рыданиями.

Роберт вскочил с кресла, смахнув на ковер собачонок.

— Алисия, что с тобой?

— Ничего; перышко от шляпы попало в глаз — и только, — всхлипывая, пояснила кузина и выбежала из комнаты.

Роберт Одли хотел было последовать за ней, но через несколько мгновений голосок ее уже зазвенел внизу, во внутреннем дворе, среди людского гама и лошадиного ржания, и Роберт, выглянув из окна, увидел, как сэр Гарри, лучший спортсмен среди местной аристократической молодежи, подставив руку под ее маленькую ножку, помог ей взлететь в седло.

— Силы небесные! — воскликнул адвокат, провожая взглядом веселую кавалькаду, пока последний всадник не скрылся под сводами арки. — Что все это значит? Как она прекрасно сидит на лошади! Как хороша! Фигурка, личико — да что там говорить! Но нападать на мужчину без малейшего повода с его стороны?.. Вот что значит позволять молодой девушке участвовать в псовой охоте! Она идет по жизни, словно скачет верхом — напролом, очертя голову. Из нее вышла бы конфетка, получи она воспитание на Фигтри-Корт! Нет уж, если я когда женюсь и пойдут дети, девочки, — я стану держать их в ежовых рукавицах и не выпущу за ворота до тех пор, пока они не достигнут брачного возраста, а когда придет время, повезу их по Флит-стрит прямо в церковь Святого Дунстана и передам будущим мужьям — из рук в руки.

В это время в гостиную вошла миледи. Она только что приняла ванну. Свежая и элегантная в своем утреннем платье, леди Одли принесла с собой альбом для эскизов в бархатном переплете. Установив маленький мольберт на столе у окна, она села перед ним и начала смешивать краски на палитре.

Роберт наблюдал за происходящим, глядя на миледи из-под полуприкрытых век.

— Не возражаете, если я покурю, миледи?

— Ради бога, я привыкла к запаху табака. Мистер Доусон, военный врач — до замужества я жила в его семье, — курил все вечера напролет.

— А хороший он человек, этот Доусон? — спросил Роберт.

— Еще бы! — рассмеялась миледи. — Он платил мне двадцать пять фунтов в год — подумать только! — что составляло шесть фунтов пять шиллингов каждые три месяца. Как сейчас помню: шесть грязных потертых соверенов и жалкая кучка серебряных монет, доставленных прямо из больничной кассы! Господи, как я им тогда радовалась! А сейчас… сейчас я не могу удержаться от смеха, когда подумаю, что каждый тюбик этой краски стоит гинею, а вон те, кармин и ультрамарин, — по тридцать шиллингов за штуку. На другой день после свадьбы я подарила миссис Доусон одно из своих шелковых платьев. Видели бы вы, как она растрогалась и с какой осторожностью мистер Доусон унес это добро, завернув его в плащ!

С этими словами она осчастливила Роберта одной из своих очаровательных гримасок, и на устах ее вновь зазвенели серебряные колокольчики.

Этюд был почти готов. Оставалось нанести самой тонкой собольей кисточкой несколько завершающих мазков. Готовясь к этому, миледи оценивающе взглянула на свою работу.

Роберт пристально наблюдал за миледи.

— Великая перемена, — промолвил он после долгой паузы, такой долгой, что миледи вполне могла забыть, о чем шла речь. — Великая! Тысячи женщин отдали бы все на свете ради такой перемены.

Лукаво сверкнув глазками, миледи потянулась за нужной кисточкой.

Роберт Одли вынул из кармана коробочку с сигарами; несколько табачных крошек упало ему на костюм.

— Люблю манильские сигары; предпочитаю их всем остальным. Покупаю их на углу Ченсери-Лейн, где давно знают и меня, и мои вкусы. Однако на этот раз, похоже, мне подсунули черт знает что: посмотрите, как крошится табачный лист. Если вы курите, дорогая тетушка — многие женщины напоминают розы, таящие под лепестками обычную сорную траву, — очень вам советую: будьте предельно внимательны, выбирая сигары.

Миледи звонко рассмеялась.

— Странный вы человек, мистер Одли! Иногда вы задаете мне такие трудные загадки…

— Они не труднее тех, что задаете мне вы, дорогая тетушка.

Миледи сидела от Роберта достаточна далеко, на другом конце комнаты, и все же Роберт заметил, как по лицу женщины пробежала внезапная тень.

— Скажите, а этот мистер Джордж… Джордж…

— Толбойз, — подсказал Роберт.

— Да, конечно, Джордж Толбойз — фамилия, кстати, довольно странная, да и владелец ей под стать — так вот, хочу спросить: давно вы с ним виделись в последний раз?

— После седьмого сентября — ни разу. Именно в этот день он покинул меня, когда я спал на лугу на другом конце деревни.