Драмы больше нет (СИ) - Риз Екатерина

Федотов удивился. Кажется, даже не поверил.

– Ты меня выгоняешь?

– У меня самолет утром. Мне надо собраться. – И повторила: – До свидания.

– Настя, не сходи с ума.

– С ума сходишь ты, – разозлилась я. – А я живу, исходя из трезвого подхода к ситуации. И я тебе ещё раз повторяю: ради твоих призрачных хотений я отношениями с отцом, сестрой и, вообще, со всей семьёй рисковать не стану. Ты год со своими желаниями прекрасно живешь, ничего твою совесть не тревожит. Вот и поживешь дальше. Некоторое время.

– А ты? – мрачно поинтересовался Федотов.

– А я в Лондон лечу, – порадовала его я. – Там твои ищейки меня тоже будут до дома провожать? – съязвила я. Хотела Романа Юрьевича поддеть, а он неожиданно с серьёзным лицом ответил:

– Не сомневайся. – И направился к двери.

Я выждала пару секунд, потом направилась следом, с намерением покрепче запереть за ним дверь. А Рома на пороге вдруг обернулся, схватил меня за подбородок и поцеловал. Крепким, коротким поцелуем прямо в губы. Наш первый поцелуй, от которого я жутко растерялась и обмякла. А он сказал мне:

– Я прилечу к концу недели. – Вышел из квартиры и сам захлопнул за собой дверь.

ГЛАВА 6

Он прилетел к концу недели, как и обещал. Я приняла его с растерянностью и внутренним трепетом. Потому что искренне посчитала, что Ромин приезд что-то означает. Что-то серьёзное, перемены, решения. Я смотрела на него и старалась рассмотреть в его глазах, в серьёзном выражении лица то, о чем он мне не говорит. О чем не рассказывает, то, от чего пытается уберечь. И вместо очередного вопроса на тему: «Для чего ты приехал?», я спросила:

– Ты приехал ко мне?

Федотов смотрел на меня, и улыбаться не спешил, даже в его глазах я не видела привычной насмешки. Он показался мне серьёзным и сосредоточенным на том, что в данный момент происходит с нашими жизнями. Кивнул.

– Я приехал к тебе.

Не знаю, что со мной тогда случилось. Оглядываясь назад, в тысячный раз пытаясь проанализировать наши с ним странные отношения, я каждый раз прихожу к выводу, что вот та минута стала решающей. Если бы я в тот момент его не приняла, если бы усомнилась в его словах, скорее всего, другой попытки не было бы. Или, по крайней мере, до неё прошло бы достаточно много времени, я стала бы взрослее, мудрее, вдумчивее. Но тогда всё решилось так, как решилось. Рома появился на пороге моей лондонской квартирки, совершенно крошечной, в старом доме без лифта, а он появился, с чемоданом, и в моей душе, в моём сознании в тот момент рухнули все преграды. Я сдалась, и, наверное, это было понятно с одного взгляда на мою взволнованную физиономию, потому что Федотов просто переступил порог, притянул меня к себе и поцеловал. Он меня поцеловал, и я заочно поверила во все, что он собирался мне сказать. Так долго сдерживать свои чувства, эмоции, так долго ждать знака, поступка, слова, я поневоле отдалась невероятному чувству облегчения.

Я не могла себя винить за то, что поверила ему. Не могла себя казнить за то, что мне так сильно хотелось верить. За то, что любила его. Мне едва исполнился двадцать один год, и, сказать честно, это были едва ли не первые мои серьёзные отношения. До этого были свидания, встречи, влюблённости, первый опыт, в том числе, сексуальный, но всё это казалось настолько далёким, настолько несерьёзным, особенно рядом с Ромой. Давно прошедшим, глупым и наивным. А тут взрослый мужчина, знающий, чего он хочет, и не спрашивающий у меня разрешения на свои поступки. Я наблюдала за ним, пытаясь уложить в своей голове тот факт, что этот мужчина теперь мой.

Он ведь мой?

Я никак не могла в это поверить.

Я склоняла голову к его груди и так замирала, слушая, как бьется его сердце. Чувствовала мужской запах, жар, исходящий от его кожи, привыкала прикасаться к нему, целовать, когда захочу. Те первые недели вместе, что мы провели в Лондоне, были самым счастливым временем в моей жизни. Я не узнавала себя, я не узнавала мир вокруг, казалось, что даже солнце отныне светило как-то по-особенному, так, как я не замечала, не понимала раньше.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Пообещай мне.

Я подняла голову от его груди, лежала обнаженная, прижимаясь к его телу, мысленно до сих пор пытаясь принять невероятные перемены, произошедшие в моей жизни.

Я посмотрела Роме в лицо. Спросила:

– Что?

Он поднял руку, провел ладонью по моему лицу, сгреб мои волосы в кулак, но не потянул, а замер так.

– Пообещай, что ты никогда не уйдешь от меня. – Я смотрела на него молча и улыбалась. Не знала, как мне выразить то, что я чувствую в данный момент, рядом с ним. Не понимала, как он даже спрашивать о подобном может, какие-то клятвы требовать. Неужели по моему дурному, влюбленному взгляду не ясно, что я вся, до самой последней глупой мысли в голове, принадлежу ему? А Федотов всё повторял: – Пообещай.

– Обещаю, – проговорила я. Затем снова легла, обхватила его руками, зажмурилась от дурного счастья. Пожаловалась: – Как ты можешь такое говорить?

Он гладил меня, по волосам, по голой спине, и я понимала, что о чем-то думает, что-то его беспокоит. Рома хмурился время от времени, его взгляд цепенел, и я понимала, что в такие моменты он обдумывает дальнейшие шаги. Я тоже их обдумывала, со страхом, но пыталась предположить, что ждет меня по возвращению в Москву. Представляла все гневные речи, что мне придется выслушать, все осуждающие взгляды, что придется стерпеть. Никто из семьи отца не звонил мне в течение недели, а это о многом говорило. Наверняка, я в их глазах настоящая предательница. Особенно для Али…

– Ты не должна об этом думать, – нашептывал мне Федотов. – Я всё решу, солнышко. Не переживай. Твоя задача – делать нас обоих счастливыми. Ты слышишь?

– Альбина плакала? – спросила я в какой-то момент. Если честно, мне понадобилось достаточно смелости, чтобы задать Роме этот вопрос. Первая неделя вместе пронеслась, как сон. Мы практически не расставались, Федотов лично отвозил меня на курсы на такси, после встречал, мы гуляли по Лондону, ездили в пригород, обедали и ужинали в колоритных английских ресторанчиках и пабах, ходили по магазинам, покупали смешные сувениры, и я боялась любым словом спугнуть неожиданно свалившееся на меня счастье. Моё сердце, кажется, переставало биться каждый раз, когда Ромка останавливал на мне свой внимательный взгляд. Он порой замирал, смотрел на меня, как я смеюсь или дурачусь, или просто смотрю вдаль, или торопливо болтаю о каких-то глупостях. Затем подходил и целовал меня, и мне казалось, что в его поцелуях настоящее чувство, без сомнения любовь. Ведь, если любви нет, то для чего тогда мы так поступаем с близкими людьми, ради чего идем на предательство? Я готова была повторять и повторять ему: люблю, люблю, люблю…

– Альбина? – переспросил Федотов, вроде удивившись моему вопросу. – Когда?

– Когда ты с ней говорил, – аккуратно уточнила я. Наблюдала за ним. Ромка брился перед зеркалом в ванной комнате, стоя в одном полотенце, а на меня посматривал через зеркало.

– Настён, твоя сестра – актриса. Я научился не доверять её слезам.

Я невольно нахмурилась.

– Что ты хочешь этим сказать? Вы спокойно поговорили? Она согласилась на развод?

Федотов смотрел на меня через зеркало. Долго смотрел. После чего спокойно кивнул, а мне сказал:

– Мы обо всём договорились, не переживай.

Я присела на маленький пуфик у двери в ванную. Впервые всерьёз задумалась о том, что меня ждет дома, у меня даже в груди похолодело, если честно.

– Меня все возненавидят, – сказала я, выдавив из себя горестную улыбку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Он обернулся. Переспросил:

– Кто?

– Аля. И отец, и бабушка. А Елена уж точно. Она меня и без того не слишком жалует.

– Глупости, – перебил меня Федотов. Подошел и прижал мою голову к своему голому животу. Запустил пальцы в мои волосы. И повторил: – Тебе не надо об этом думать. Мы же с тобой договорились: отныне ты думаешь только о нас с тобой. Да?