Дыхание Ивента - Артемис Мантикор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А ведь я всерьёз считал его проводником зла, как и совершенно безобидный ковёр.
Его перепуганное лицо стоит у меня перед глазами до сих пор.
Невозможно ненавидеть сильнее, чем нынешний я ненавидит себя прошлого.
Я был окружён людьми, старыми товарищами, которые до последнего верили в меня и пытались помочь. Даже когда осознали, что фрагмент ангела превратил меня в Гильгамеша… В безумии я предал всех, кто меня любил. Всех, кто был дорог мне самому. Я предал всех и превратил своё цветущее королевство в вымирающую долину страха.
Собственными руками.
Если бы только был способ стереть проклятую память вместе с лицами преданных товарищей и убитых невинных… Если бы только был способ как-то искупить свой долг…
Где-то рядом слышался низкий, двоящийся рык пантеры.
Он не покидал слух ни на секунду, и с каждым низким, угрожающим рычанием, Рейн всё глубже погружался в себя.
Враг… пожалуйста… мне нужно зло, чтобы я смог с ним сразиться…
Услышав меня, смесь из тумана, чёрного дыма гари и магических пост-эффектов выплюнула навстречу мужчину с пышными усами, всклокоченной бородой и шлемом. Глаза его горели злобой и ненавистью, а одежда была заляпана в крови по пояс…
Враг сделал резкий шаг в сторону, уходя с траектории возможной атаки, и замахнулся длинным двуручным топором.
Рейн активировал рывок прямо в него, на ходу принимая каменную форму и занося колено в подбородок, под шлем. Что-то хрустнуло, да так удачно, что этого хватило, чтобы его прикончить.
Только теперь сердце забилось чаще от страха. Нет, не смерти — смерти Рейн не боялся вообще. Его страх был совсем иным и куда более глубоким. И по-настоящему паническим, неконтролируемым ужасом, от которого в нормальном мире полагалось бы пить крепкие лекарства и наблюдаться у специалиста.
В голове возникла предательская мысль — а что, если перекошенную от злобы харю и выкатившиеся от какой-то наркоты или магии глаза ему нарисовал Гильгамеш?
Что, если он только что убил не злодея, а обычного человека, оказавшегося не в том месте? У него ведь могли быть друзья, любимая девушка. Кто дал ему право судить?
Гильгамеш⁈
Если он сейчас посмотрит в зеркало, кого увидит, Рейна, убившего своровца, или безумного ангелоида, которого он ненавидит до самых глубин души.
Нет, стоп — произнесло трезвое рациональное человеческое «я» здорового человека. Путеводная ниточка между морями вины и страха. Выражение лица фантазия и впрямь могла нарисовать. Рейн смотрел на тело мёртвого врага и не видел в нём больше ни злобы, ни жажды крови. Но он действительно первым замахнулся в живот двуручным топором. Вообще-то от такого умирают.
Рычание.
Голова закружилась, а сердце почему-то забилось ещё чаще. Даже что-то кольнуло в груди, хотя прежде Рейн никогда не жаловался на здоровье. Тем более что через день каждый проходит через её целительные процедуры.
Такой эффект страха и проснувшихся воспоминаний он уже встречал не раз. Впервые — когда взялся за то проклятое копьё в попытке прикончить пересмешника. Уже этого было достаточно, чтобы пробить трещинку для старой памяти. Затем ублюдок Алкост, вернувший ему внушительный кусок воспоминаний и навсегда похоронивший психику…
И дальше каждый раз при встрече мёртвая магия что-то меняла, возвращая Рейну кусочки того, кем он был раньше. Всё то, о чём он молился никогда не вспоминать. Но затем пустота их встретила перед терминалом парадоксов и в локациях ниже, и в двадцать первом, и даже среди летунов!
— Я — это реакция на окружившее тебя зло, Рейн, — прошептал несуществующий Гильгамеш в голове.
— Заткнись. Тебя нет! В моём теле нет ни одного фрагмента от сраного ангелоида!
В ответ на слова, обращённые к самому себе, раздалось рычание чёрного саблезубого тигра с двоящимися очертаниями тела и горящими чёрно-лиловым глазами.
— Так и знал, что это опять какая-то дрянь, — сплюнул страж. — Ну иди сюда, киса.
Если она так бьёт по башке через все ментальные защиты, поставленные в терминалах, то зверушка явно непростая. Интересно, где её хозяин? Здесь сейчас нет бесхозных чудовищ — все чей-то саммон или пет.
Существо не спешило атаковать. Оно присело и пристально смотрело в глаза Рейну, вытягивая наружу все худшие воспоминания прошлой жизни. Всё, за что можно испытывать муки совести. Все вспышки неадекватного поведения, когда Гильгамеш на ровном месте разрушал чью-то жизнь, считая, что борется с окружавшим его и охотившимся за ним злом.
Рейн осторожно наклонился и приподнял секиру мёртвого проходчика. Прежде таким оружием ему сражаться не доводилось, но навыки боя с тяжёлым оружием были.
Существо замерло, продолжая сверлить стража взглядом. Ему разминать лапы было не нужно, когда можно точить когти об разум врага, даже не поднимая их. И Рейн тоже это понял. Тактика выжидания против монстра с ментальными способностями — худшая.
Активировав рывок, он сорвался с места, надеясь зацепить топором бок чудовища, но то оказалось неожиданно проворным. Рейн перелетел чуть дальше, мимо увернувшегося саага, и зверь метнулся в прыжке следом за ним.
Но оказавшись на месте, страж с силой развернулся и на развороте поймал чудовище мощным ударом.
Порождение пустоты отбросило на пол метра. Рейн сменил форму на летуна, взмахнул крыльями, стал камнем и обрушился ногами на голову раненого врага. Но тот вдруг стал чёрно-лиловым пламенем, охватившем стража до самой головы.
Откат рывка отсчитал последние доли секунды, и страж вылетел из ловушки. Потоки ветра легко сумели справиться с магическим пламенем, но Рейну пришлось куда сложнее избавиться от его языков, облизывавших душу и разум.
Мысли о ненависти к себе и чувстве вины, ярмом лежавшие на шее проходчика становились тяжелее и тяжелее. Пустота всегда черпает силу из чужой боли, и если здесь она нашла себе источник в воспоминаниях, то могла работать не хуже сильного мага разума.
Отбросив всё лишнее, Рейн на миг позволил себе отдаться шёпоту, и мир вокруг сразу стал во много раз проще. Никаких лишних эмоций, разве что радость от понимания, что мир становится чище.
Двуручная секира стала казаться легче, а тело — почти невесомым. Каменный Рейн попытался достать зверя в рывке. Летающий обрушался с неба. Слайм разливался лужицей и пытался ухватить проклятого зверя кислотными щупальцами. Разве что спектр в этом бою был бесполезен.
— О, здесь ещё остался кто-то живой, пушистик?
Рейну стоило большого труда обратить внимание на появление нового действующего лица. Насмешливый мужик из Своры, с навыками пустотника и саммонера. И каким-то чудом… или наоборот, на свою беду, явно очень сильной генетической веткой ангела.
Страж сразу распознавал в других такие вещи. Не нужно иметь за спиной крыльев и нимба над головой, чтобы увидеть излишне правильные черты лица, слишком гладкую бледную, аристократичную кожу и возвышенную красоту.
Здесь этот образ был тщательно скрыт за мёртвой магией пустоты — в облик своровца примешалась печать внутренних боли и страха на пару с измождённостью организма. Пустота всех своих адептов тоже заставляла проходить через внутренний ад, потому почти все проклятые рано или поздно сходили с ума.
И как только он смог подружить эти две почти противоположные ветви развития?
Впрочем, без разницы. Проклятый зверь предвидел каждое движение, уходил почти от каждого выпада, а все удачные атаки почти мгновенно регенерировал. И без остановки пытался лезть в голову, продолжая глубже и глубже копать в поисках того, что окончательно сломит стража.
Гильгамеш прав. Без него он слишком слаб. Даже зарубить какой-то саммон не выходит без чудо-копья. Почему он всегда проигрывает этой стихии⁈
Рейн увернулся от неожиданного взмаха двоящейся лапы. Мимо пронеслось пустотное лиловое пламя. В голове возник отчётливый образ улыбчивой рыжей девушки с россыпью веснушек, которая так его любила, что даже на стене хотела детей. Пятерых, кажется. Смешная и наивная… возродилась ли она где-то в Стене, после того, как упала с неё? Тело тогда до дна не долетело, а зависло на торчащей из камня железной палке…
Как уничтожить
