Ненастоящая семья - Мария Манич

Филатова встречается со мной взглядом и, оскалившись, салютует шампанским. Стерва. Приподнимаю своё в ответ и стремительно отворачиваюсь, принимаясь опять блуждать взглядом по подсвеченному неоновыми огнями залу.

Подношу бокал к губам и замираю, чувствуя, как напряжение и ожидание меня покидают. Пришёл.

У входа Рома в компании Костенко. Оглядываются по сторонам. Пашка поднимает вверх ладонь, показывая, где мы.

— Ох, Виталик, чудо в перьях, — сокрушённо качает головой Алла, оглядывая приближающегося парня с головы до ног. — Его гардероб нужно сжечь.

Если на защите Костенко был, как и все, одет по строгому дресс-коду в белый верх, чёрный низ, то сейчас предстал перед нами в своём излюбленном бомжеватом стиле. Широкие джинсы, клетчатая рубашка, кеды, купленные ещё в эру динозавров. Длинные волосы стянуты в небрежный хвост, на руках миллион кожаных и тряпочных шнурков.

Волкова надменно морщит нос, пряча лицо за бокалом с шампанским, но я видела, что она тоже была в ожидании. Ждала Вита. Что-то между ними двумя точно происходит. И они оба либо ещё это не поняли, либо очень тщательно скрывают от всех остальных.

— Привет, — раздаётся слева от меня, и сердце сладко сжимается.

Поворачиваю голову и быстро облизываю губы, встречаясь с мерцающими в полумраке глазами Ромы. От выпитого шампанского у меня немного кружится голова, а Дроздов кажется ещё красивее, чем он был утром на защите. На нём новая чёрная рубашка, с закатанными до локтей рукавами, открывающая вид на загорелые, увитые венами руки и треугольник грудных мышц, выглядывающий из ворота нескольких расстёгнутых пуговиц. И очередные брюки, от вида которых у меня появляются обильное слюноотделение и неконтролируемое желание забраться к Дроздову на коленки, поёрзать там и впиться в его пухлые губы своими.

Всё, мне больше пить сегодня нельзя. Иначе этот вечер закончится чем-то неподходящим. Не подходящим нам обоим.

— Привет. Мы заждались, — вставляет Алла и пихает меня больно под рёбра, чтобы я уже отмерла.

Костенко устроился рядом с Пашей, прямо напротив Волковой и, никого не стесняясь, пожирает глазами её декольте.

Рома опускается на диванчик рядом со мной, прижимаясь своим бедром к моему, и закидывает руку на спинку. Как мне кажется, случайно задевает пальцами моё голое плечо. Так и оставляет свою руку в миллиметрах от моей, покрывшейся табуном мурашек, кожи.

— По штрафной! — командует Пашка.

Приносят новые закуски, напитки, кальян. Вокруг слышатся смех, непринуждённые разговоры, нескончаемые тосты. Только я теперь словно наблюдаю за этим весельем со стороны, кручу в руках бокал с шипучей сладковатой жидкостью и дышать ровно не могу. Терпкий запах туалетной воды путает мысли и сбивает с ног. Его близость и показное равнодушие заставляют сердце то биться чаще, то замирать.

Сижу как на иголках, постоянно меняю позы, так или иначе задеваю Рому то рукой, то ногой. Рассматриваю его профиль. Ловлю каждый взгляд, направленный на меня, каждую улыбку и взмах ресниц. Чувствую волны тепла и энергии, исходящие от его тела. Сама тянусь к нему ментально. Хочу, чтобы обнял по-настоящему, позвал танцевать, прикоснулся своими большими горячими руками. И непрестанно мечтаю о его мягких губах.

Одногруппники с интересом поглядывают в нашу сторону, но вопросов не задают. Вижу, что им жутко интересно узнать, что между нами происходит. Как и мне самой.

Мы не разговариваем, но постоянно переглядываемся. Его рука как будто обнимает меня и отгораживает от звонко смеющейся с другими девчонками Аллы. Рома тоже в чужих беседах особо не участвует.

Так и сидим. Вроде вместе, а вроде и нет.

Пружина напряжения между нами растягивается и накаляется с каждой секундой. Залпом выпиваю остатки шампанского и ставлю бокал на столик.

— Кто будет текилу?

— Я, — неожиданно говорит Рома и убирает руку со спинки дивана.

Подаётся корпусом вперёд и подставляет пустой шот для прозрачного напитка.

— И я, — поднимает вверх два пальца Алла.

— Тебе не пора ли остановиться? — хмуро произносит Виталик, который, к слову, совсем не пьёт, но не брезгует кальяном.

— Ночь только началась, Костенко. Не будь занудой.

— Поможешь? — тихо говорит Рома, поворачиваясь ко мне.

В его руках солонка и кусочек лайма. По позвоночнику пробегаем разряд тока.

Не отрывая взгляда от немного расширенных зрачков Дроздова, киваю. Опять нестерпимо хочется облизать покалывающие губы, перебросить через плечо волосы и оттянуть топ вниз.

Что я дёрганая такая? Это просто Ромка Дроздов, которого я учила целоваться на первом курсе, а теперь как наркоманка мечтаю о его губах на своих. Беру из рук Ромы лайм и капаю себе на пространство между большим и указательным пальцами, туда же высыпаю немного соли.

Затылок, неприятно покалывает. Готова отдать почку, стерва Филатова глаз с нас не спускает. Быстро обвожу взглядом присутствующих. Они все пялятся!

— Скажи, когда будешь готов, — произношу тихо, двигаясь к парню ближе.

Рома не предупреждает, делает вдох и слизывает соль с моей кожи, оставляя после себя влажный след. Внутри всё искрит. Предохранители вырубаются, свет гаснет, и одна-единственная лампочка, мигающая у меня в мозгу, сигнализирует красным: «Целуй его!»

Дроздов опрокидывает в себя рюмку обжигающей жидкости. Я облизываю губы и вместо поцелуя пихаю в его рот дольку лайма, задевая рукой колючий подбородок. Алла разочарованно стонет за моей спиной.

— Мне нужно в туалет, — бросаю, ни к кому особо не обращаясь, и позорно сбегаю, чувствуя, как жжёт между лопаток. Рома смотрит. Я уверена. И хочу, чтобы он пошел за мной.

Глава 14

Проторчав в уборной семь минут — я засекла, да! — понимаю, что никто за мной не пойдет! Зачем это ему? У него и так всё отлично.

Это не Дроздов варится в котле собственных, внезапно обрушившихся на него чувств, а я. Не помню, когда меня последний раз так трясло и переполняло от эмоций к мужчине. Он всего лишь прошёлся своим языком по клочку моей кожи площадью сантиметр на три, а я уже горю и мечтаю о продолжении. Мечтаю обхватить его щёки и прильнуть к мягким чувственным губам,