Воздушная война в небе Западной Европы. Воспоминания пилота бомбардировщика. 1944-1945 - Майлз Трипп

Гарри вернулся в барак и составил шестистраничный документ в защиту человека, который был приговорен к пребыванию на гауптвахте. Это был риторический документ, в котором немного упоминались Авраам Линкольн[120] и причины французской революции, но непосредственно перед тем, как Гарри должен был предстать перед груп-каптэном, был объявлен новый боевой приказ. И декларация Гарри относительно прав человека должна была подождать.

Это было весеннее утро с чистым синим небом, когда экипаж поднялся в воздух на «Эй-Эйбле», чтобы подвергнуть бомбежке маленький город на Рейне. Фанатические притязания Гитлера на Антверпен и Брюссель потерпели неудачу в ходе сражения в Арденнах. В течение нескольких недель союзнические войска оставались неподвижно на линии реки Мез; затем 8 февраля началось наступление на Рейнскую область. Британские войска занимали фронт приблизительно между Неймегеном, Клеве и Гохом[121]. Дальше на север, на западном берегу напротив Эммериха, сражались канадцы, а на юге, на реке Рур, занимала позиции американская 1-я армия. Теперь для союзнических армий было крайне важно соединиться в одной точке на Рейне. Жители Везеля должны были обнаружить, что по неудачному стечению исторических обстоятельств они стали ядром, крепко зажатым в щипцах для орехов.

Большая часть Везеля с военной точки зрения имела незначительную важность, единственной стратегической целью в нем была железнодорожная ветка. Но теперь она была заполнена немецкими войсками, следовавшими на Западный фронт и оттуда, и поэтому Бомбардировочное командование получило приказ превратить ее в щебень. Такой маленький город представлял собой очень ограниченную по площади цель, и, поскольку солдаты союзников уже подошли к нему, было приказано, что бомбежку должны выполнять только экипажи самолетов с системой GH, чтобы гарантировать самую высокую степень точности.

Когда мы приблизились к линии фронта, вдали на севере можно было увидеть тонкие белые следы запускаемых «Фау-2». Небо над Везелем было чистейшего голубого цвета, испорченного лишь редкими черными каплями. Противовоздушная оборона явно не была очень сильной, но она все же взяла одну жертву, когда «Ланкастер», летевший перед нами, взорвавшись, превратился в громадный шар масла и пламени. Но кроме этой потери, все остальные самолеты благополучно возвратились назад, и все мы согласились, когда Джордж задумчиво заметил: «Мы могли бы сделать это еще раз».

Желание Джорджа удовлетворили. На следующий день нам сообщили, что мы снова будем бомбить Везель, и разбирательство с Гарри было отложено еще раз. В этом полете с нами в качестве второго пилота летел флайт-сержант, и его восторг по поводу начала боевых вылетов был почти трогателен; это было посвящение его экипажа, состоявшего из сержантов, которые все, как оказалось, собрались в конце взлетно-посадочной полосы, чтобы проводить его. Когда Диг передвинул вперед рычаги дросселей «Эйбла» для взлета, небольшая группа сержантов начала неистово махать, а их рты широко открывались в криках и приветствиях, которые тонули в реве двигателей самолета.

Это был еще один легкий рейд, и на обратном пути Диг по недавно приобретенной привычке сначала пролетел на малой высоте над морем, затем поднялся до трехсот метров над английским побережьем, а затем снизился, чтобы пересечь Восточную Англию лишь на высоте верхушек деревьев. Накануне он промчался над мостом, и две пожилые леди были вынуждены резко пригнуться за парапетом; сегодня он направил «Эйбл» прямо над дорогой, и мужчина, ехавший на велосипеде, оглянулся на шум назад и от испуга свалился. Позже Диг сказал, что это была самая забавная вещь, которую он когда-либо видел.

Тем же вечером Лес услышал, как второй пилот хвастался перед своими людьми. «Настоящий боевой экипаж, – сказал он, – бомбардир спал, пока мы не достигли цели, а шкипер на пути назад выполнил несколько искусных маневров на малых высотах». Было приятно думать, что он приписал мою сонливость хладнокровию. Гарри, испытывавший волнение от своей петиции в течение двух дней и двух вылетов, на третий день предстал перед груп-каптэном. Он вернулся из его канцелярии в замешательстве. Гарри не разрешили прочитать свое обращение; вместо этого его втолкнули внутрь, предъявили формальное обвинение, присудили строгий выговор, который был занесен в документы, и выгнали вон. Он почти онемел от этой унизительной процедуры, но мудро проигнорировал советы, раздававшиеся ему бравыми личностями в столовой.

Когда члены экипажа услышали о наказании Гарри и увидели, как он несчастный сидел, сжимая шесть страниц, которые так не смог прочитать, то встал вопрос: «За что, черт возьми, мы сражаемся?»

Вест-индиец неумышленно не выполнил приказ, а второму вест-индийцу не позволили высказаться от его имени. Второй вест-индиец выразил протест, а ему не дали объяснить причины его протеста. И все же оба этих человека сражались за Великобританию и за свободу, включая право на свободу слова.

Это была вторая половина февраля, и земля под ногами больше не была твердой как железо. Световой день удлинился, ветки деревьев сбрасывали зимние оковы. Запели птицы, а в эскадрилье, как первые ростки весны, появились новые лица. Узкое место в подготовке было преодолено, и новые экипажи прибывали в эскадрильи по всей Англии.

Налеты на Везель были в воскресенье и понедельник. Во вторник, с другим вторым пилотом, смуглым флаинг-офицером со шрамом на лице, мы узнали на инструктаже, что предстоит дневной налет на завод бензола в Гельзенкирхене. Это должен был быть стремительный бросок с северо-запада и такой же стремительный отход в обратном направлении, но после инструктажа вылет был отменен.

В среду снова состоялся инструктаж по налету на ту же самую цель тем же самым маршрутом, и снова вылет был отменен. Экипаж молодых сержантов, стремившийся начать свой тур, покидал комнату для инструктажей очень расстроенным, так же как и другой экипаж во главе с офицером, который выглядел слишком молодым, чтобы управлять автомобилем, не говоря уже о том, чтобы летать на самолете.

В четверг на инструктаже нам сообщили, что цель все та же, завод бензола в Гельзенкирхене, но на сей раз после бомбежки мы должны были повернуть на юго-запад и пролететь над Эссеном и Крефельдом. Это, казалось, был безумный план полета для дневного вылета, даже если маршрут проходил в облаках. И почему, если имелись подозрения, что врагу сообщали о том, какова будет наша цель, нам третье утро подряд приказывали лететь в одно и то же место?

Наш новый второй пилот был возбужден. Он постоянно курил и без всякой на то очевидной причины выбрал меня для компании и беседы. Я узнал, что его лицо было травмировано в автокатастрофе и что его жена ожидала их первого ребенка. Он расспрашивал меня о вылетах, спрашивая, на что это похоже, когда находишься под огнем, какие цели были хорошими, а какие плохими и что он затем должен рассказывать своей жене. На инструктаже он сидел рядом со мной и внимательно слушал, так же как и все остальные; экипажи хотели знать, почему был выбран такой странный маршрут. Офицер-метеоролог попробовал рассеять сомнения, заявив, что Рур полностью закрыт толстым слоем кучевых облаков. Его информацию приветствовали скептическим ропотом. Но когда офицер разведки сказал, что противник будет столь изумлен таким необычным маршрутом и к тому времени, когда он оправится от потрясения, мы должны уже быть вне зоны досягаемости, его слова встретили возгласами недоверия и насмешки.