Том 3. Басни, стихотворения, письма - Иван Крылов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кошка и соловей
Поймала кошка Соловья, В бедняжку когти запустилаИ, ласково его сжимая, говорила: «Соловушка, душа моя!Я слышу, что тебя везде за песни славят И с лучшими певцами рядом ставят. Мне говорит лиса-кума,Что голос у тебя так звонок и чудесен, Что от твоих прелестных песен Все пастухи, пастушки — без ума. Хотела б очень я, сама, Тебя послушать.Не трепещися так; не будь, мой друг, упрям;Не бойся: не хочу совсем тебя я кушать.Лишь спой мне что-нибудь: тебе я волю дамИ отпущу гулять по рощам и лесам.В любви я к музыке тебе не уступаюИ часто, про себя мурлыча, засыпаю». Меж тем мой бедный Соловей Едва-едва дышал в когтях у ней. «Ну, что же?» продолжает Кошка: «Пропой, дружок, хотя немножко».Но наш певец не пел, а только-что пищал. «Так этим-то леса ты восхищал!» С насмешкою она спросила: «Где ж эта чистота и сила, О коих все без-умолку твердят?Мне скучен писк такой и от моих котят.Нет, вижу, что в пенье́ ты вовсе не искусен: Всё без начала, без конца,Посмотрим, на зубах каков-то будешь вкусен!» И съела бедного певца — До крошки.
Сказать ли на ушко, яснее, мысль мою? Худые песни Соловью В когтях у Кошки.
Рыбья пляска
От жалоб на судей, На сильных и на богачей Лев, вышед из терпенья,Пустился сам свои осматривать владенья.Он и́дет, а Мужик, расклавши огонек, Наудя рыб, изжарить их сбирался.Бедняжки прыгали от жару кто как мог; Всяк, видя близкий свой конец, метался. На Мужика разинув зев,«Кто ты? что делаешь?» спросил сердито Лев.«Всесильный царь!» сказал Мужик, оторопев,«Я старостою здесь над водяным народом;А это старшины, все жители воды; Мы собрались сюды Поздравить здесь тебя с твоим приходом».—«Ну, как они живут? Богат ли здешний край?»«Великий государь! Здесь не житье им — рай. Богам о том мы только и молились, Чтоб дни твои бесценные продлились».(А рыбы между тем на сковородке бились.)«Да отчего же», Лев спросил: «скажи ты мне,Они хвостами так и головами машут?» —«О, мудрый царь!» Мужик ответствовал: «оне От радости, тебя увидя, пляшут».Тут, старосту лизнув Лев милостливо в грудь,Еще изволя раз на пляску их взглянуть, Отправился в дальнейший путь.
Прихожанин
Есть люди: будь лишь им приятель.То первый ты у них и гений, и писатель, Зато уже другой, Как хочешь сладко пой,Не только, чтоб от них похвал себе дождаться,В нем красоты они и чувствовать боятся.Хоть, может быть, я тем немного досажу,Но вместо басни быль на это им скажу.
Во храме проповедник(Он в красноречии Платона* был наследник)Прихожан поучал на добрые дела.Речь сладкая, как мед, из уст его текла.В ней правда чистая, казалось, без искусства, Как цепью золотой,Возъемля к небесам все помыслы и чувства,Сей обличала мир, исполненный тщетой. Душ пастырь кончил поученье:Но всяк ему еще внимал и, до небес Восхи́щенный, в сердечном умиленье Не чувствовал своих текущих слез.Когда ж из божьего миряне вышли дому, «Какой приятный дар!»Из слушателей тут сказал один другому: «Какая сладость, жар!Как сильно он влечет к добру сердца народа!А у тебя, сосед, знать, черствая природа, Что на тебе слезинки не видать?Иль ты не понимал?» — «Ну, как не понимать! Да плакать мне какая стать: Ведь я не здешнего прихода».
Ворона
Когда не хочешь быть смешон,Держися звания, в котором ты рожден. Простолюдин со знатью не роднися; И если карлой сотворен, То в великаны не тянися, А помни свой ты чаще рост.
Утыкавши себе павлиным перьем хвост,Ворона с Павами пошла гулять спесиво И думает, что на нееРодня и прежние приятели ее Все заглядятся, как на диво; Что Павам всем она сестра, И что пришла ее пораБыть украшением Юнонина двора.Какой же вышел плод ее высокомерья?Что Павами она ощипана кругом,И что, бежав от них, едва не кувырком, Не говоря уж о чужом,На ней и своего осталось мало перья.Она-было назад к своим; но те совсем Заклеванной Вороны не узнали, Ворону вдосталь ощипали, И кончились ее затеи тем, Что от Ворон она отстала, А к Павам не пристала.
Я эту басенку вам былью поясню.Матрене, дочери купецкой, мысль припала, Чтоб в знатную войти родню. Приданого за ней полмиллиона. Вот выдали Матрену за Барона.Что ж вышло? Новая родня ей колет глазПопреком, что она мещанкой родилась,А старая за то, что к знатным приплелась: И сделалась моя Матрена Ни Пава, ни Ворона.
Пестрые овцы
Лев пестрых не взлюбил овец.Их просто бы ему перевести не трудно; Но это было бы неправосудно — Он не на то в лесах носил венец,Чтоб подданных душить, но им давать расправу;А видеть пеструю овцу терпенья нет!Как сбыть их и сберечь свою на свете славу? И вот к себе зовет Медведя он с Лисою на совет — И им за тайну открывает,Что, видя пеструю овцу, он всякий раз Глазами целый день страдает,И что придет ему совсем лишиться глаз,И, как такой беде помочь, совсем не знает.«Всесильный Лев!» — сказал, насупяся, Медведь: «На что тут много разговоров? Вели без дальних сборовОвец передушить. Кому о них жалеть?»Лиса, увидевши, что Лев нахмурил брови,Смиренно говорит: «О, царь! наш добрый царь!Ты верно запретишь гнать эту бедну тварь — И не прольешь невинной крови.Осмелюсь я совет иной произнести:Дай повеленье ты луга им отвести, Где б был обильный корм для матокИ где бы поскакать, побегать для ягняток;А так как в пастухах у нас здесь недостаток, То прикажи овец волкам пасти. Не знаю, как-то мне сдается, Что род их сам собой переведется.А между тем пускай блаженствуют оне;И что б ни сделалось, ты будешь в стороне».Лисицы мнение в совете силу взяло,—И так удачно в ход пошло, что, наконец, Не только пестрых там овец — И гладких стало мало.Какие ж у зверей пошли на это толки?—Что Лев бы и хорош, да все злодеи волки.
Книга восьмая
Лев состаревшийся
Могучий Лев, гроза лесов, Постигнут старостью, лишился силы:Нет крепости в когтях, нет острых тех зубов. Чем наводил он ужас на врагов,И самого едва таскают ноги хилы. А что всего больней,Не только он теперь не страшен для зверей,Но всяк, за старые обиды Льва, в отмщенье,Наперерыв ему наносит оскорбленье:То гордый конь его копытом крепким бьет, То зубом волк рванет, То острым рогом вол боднет. Лев бедный в горе толь великом,Сжав сердце, терпит всё и ждет кончины злой, Лишь изъявляя ропот свой Глухим и томным рыком.Как видит, что осел туда ж, натужа грудь, Сбирается его лягнутьИ смотрит место лишь, где б было побольнее.«О, боги!» возопил, стеная, Лев тогда: «Чтоб не дожить до этого стыда,Пошлите лучше мне один конец скорее! Как смерть моя ни зла:Всё легче, чем терпеть обиды от осла».
Лев, серна и лиса
