Венец рабов - Дэвид Вебер

- Мир несовершенен, Эди. Хочешь, чтобы я сделал его ещё хуже повторением надоедливых замшелых афоризмов? "Что положили в тарелку, то и ешь". "Какая карта пришла, такой и играй". Предупреждаю, я могу так распинаться часами. Мой отец обожал эти треклятые фразы.

Капитан говорил достаточно громко, чтобы быть услышанным всеми, и в результате царящее в комнате настроение заметно повеселело. Существенной составляющей харизмы капитана Луиса Розака было его естественное и свободное чувство юмора. Если бы его не было, агрессивная амбициозность этого человека отталкивала бы людей от него, вместо того, чтобы притягивать как магнитом. А так необычно быстрому восхождению Розака во Флоте Солнечной Лиги - тем более необычное тем, что родом он был с отдалённой системы, а не с одной из старых колоний, поставлявших ФСЛ большинство старших офицеров - изрядно поспособствовал его талант собирать вокруг себя способных и преданных людей. Вместо того чтобы возмущаться его превосходством, подчинённые капитана находили работу с этим человеком одновременно приятной и полезной. Розак отвечал на верность верностью, и восходя по служебной лестнице не забывал позаботиться, чтобы его последователи делали то же самое.

Разумеется, в этом он просто следовал проверенной временем традиции Флота Солнечной Лиги, в котором фаворитизм и построение собственных империй почитались чуть ли не законом природы. Что не умаляло того факта, что Розак делал это с той же непревзойдённой сноровкой, что и всё остальное. Ни один амбициозный офицер не мог подняться в ФСЛ не выстроив сеть патронажа, причем как среди военных, так и среди гражданских. Это было данностью. Но только весьма незаурядный офицер мог подобно Розаку настолько полностью преодолеть своё изначально неблагоприятное положение и создать сеть такую, какая имелась у него. Возможно самым лучшим было то, что он сделал это не тыкая постоянно последователей в их подчинённый статус - что также было в традициях ФСЛ, но этого Розак похоже без особых проблем избегал.

Он даже доказал свою одарённость в проведении "специальных операций", что до сих пор до какой-то степени поражало его собственных последователей. Как правило, таланты и навыки, требовавшиеся для такой работы, подходили военному человеку примерно так же, как седло подходило корове.

Так что, хотя все собравшиеся в гостиничном номере подчинённые Розака были раздражены увиденным в передаче, никто из них не испытывал подавленности, а уж тем более паники. Да, это было неудачным поворотом событий. Но они были вполне уверены, что Розак найдёт способ сделать конфетку из чего угодно. Он уже делал это у них на глазах, и неоднократно.

- Дело не так плохо, как выглядит, Эди. Разумеется, нам придётся найти способ вывести Зилвицкого из игры. И чертовски быстро.

- Так ли он хорош на самом деле, как показано? - спросила лейтенант Карен Георгос, указывая тонким пальцем на ныне тёмный экран головизора. - Я имею в виду, что у виденного нами есть все признаки шоу. Такой ушлый ведущий, как Яэль Андервуд, не станет тратить столько времени, чтобы вогнать зрителей в скуку изложением унылых и пресных реалий.

Капитан Розак скосил взгляд на одного из находящихся в комнате офицеров, давая ему знак ответить.

Лейтенант-коммандер Джири Ватанапонгсе, ссутулившийся в кресле у дальней стены номера, выпрямился. Просмотр записи испортил ему настроение сильнее, чем прочим, и он до сих пор явно боролся с приступом меланхолии.

- Да, он действительно так хорош, - Джири бросил сардонический взгляд на головизор. - О, конечно же они в полной мере воспользовались романтическими аспектами его судьбы. Героическая смерть жены, стоический вдовец, отважная дочь, новая любовь, найденная в неожиданных обстоятельствах, и так далее, и тому подобное. Красавица и Чудовище, всё что хотите. Андервуд всё это вытащил на свет. Но не обманывайтесь. Гарантирую, что в эту самую секунду…

Второй его сардонический взгляд достался окну. Где-то там, по другую сторону штор и электронных щитов, установленных людьми Розака как только они сняли этот номер, возвышалась башня "Рынка Мыльца", самого старого и всё ещё самого высокого строения Мэйтага, эревонской столицы. "Мыльце", как его называли эревонцы, было странным заведением. Оно совмещало функции самого престижного отеля Мэйтага, самой его крупной торговой биржи, набора самых дорогих бутиков… и, если не в теории то на практике, было подлинным центром политической жизни Эревона.

Большинство людей считали, что "Мыльце" в его названии, равно как и собственно название столицы, были памятью о малоизвестных личностях из ранней истории Эревона. Бесстрашных первопроходцах, вне всякого сомнения. Эревонских Льюисе и Кларке* [Мериуизер Льюис (Meriwether Lewis) и Уильям Кларк (William Clark) в период 1803-1806 г.г. провели первую американскую (и третью в целом) экспедицию к тихоокеанскому побережью северной Америки].

Ватанапонгсе, отвечавший у Розака за разведку, провёл исследование и знал правду. Люди, основавшие колонию на Эревоне несколько веков назад, по всей видимости обладали извращённым чувством юмора. Поэтому, откопав давно забытые термины из древней истории Земли* ["Мэйтаг" (Maytag) - название фирмы (по фамилии основателя) в США, очень долгое время занимавшейся производством стиральных машин], они роздали названия, которые должны были стать уколами для покинутого ими респектабельного общества Лиги, даже если это самое общество об этом и не догадывалось.

В настоящее время Эревон был не менее респектабельной планетой, чем любая другая в галактике, хотя и сохранял некоторые странные обычаи, оставшиеся от основателей. Но основан он был консорциумом успешных лидеров организованной преступности, искавших способ для "отмывания денег" - выражение это всё ещё использовалось, хотя мало кто из современных людей понимал его происхождение.

Но не это, однако, было причиной сардонического взгляда Ватанапонгсе. А тот факт, что он знал, какая странная компания собралась для совещания одновременно с ними, только - чёртовы дурни - сделала это в шикарной обстановке, вместо того, чтобы, как они с Розаком, предпочесть скромную и не такую широко известную гостиницу.

- Оставим мезанцам, - фыркнул он, - страсть к золотым унитазам.

По комнате пробежал короткий злой смешок. По обычным стандартам никого из собравшихся в этом номере мужчин и женщин нельзя было назвать особо отягощенным приверженностью к морали. Но презрение, испытываемое ими к Мезе и всему с нею связанному, не было чувством прожжённых вояк из не подверженного сантиментам общества. Даже для них Меза была олицетворением безнравственности.