Убитая монета - Вадим Владимирович Ширяев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Почему?
— Есть много версий, но на самом деле точную причину до сих пор никто не знает. Например, Карл Маркс был совершенно убежден, — Александр процитировал по памяти, — что «…платина не имеет подходящего цвета: сплошь серая (металлическая копоть); слишком редкостна; не была известна в древности…» и что она наравне с ртутью «не подходит к роли денег».
— А дальше что с ними было?
— Дальше было еще печальнее, и как-то очень по-русски. Тридцать с лишним тонн этого металла продали англичанам и во Францию, — вздохнул Александр:
— Твой отец в свое время предложил Олигарху приобрести абсолютно полную коллекцию российской платины, включая даже такие невероятные редкости, как рубль 1827 года. Плюс обменный фонд — две монеты по двенадцать рублей, две по шесть, пять «трешек». А еще уникальные «полтины» и «четвертаки» 1826 и 1827 годов, и тоже не в стандартном серебре, а в платине. Кроме этого, приятным бонусом шли платиновые коронационные медали и жетоны Николая I — таким образом получалась коллекция платины более полная, чем в любом музее Москвы или Питера.
— Сколько всего монет?
— Больше ста. Плюс медали на коронацию и жетоны.
— Больше ста? — Казалось даже, не поверила Мария. — Без повторов?
— Почему без повторов? Я же говорю, там был значительный обменный фонд, дублеты… — Александр по прозвищу Матрос поставил чашку с кофе. — Вся платина Толстого потянула на аукционе в 1913 году на два с лишним Константина. И то, и другое, кстати, купил знаменитый американский пивной магнат Вирджил Бранд. Покупатель получил всю платину с 1833 по 1845 годы, но выручил ли продавец при этом максимум — вот вопрос?
— В коллекции отца все монеты, как я понимаю, были подлинные?
— Да, это точно. Только в нулевые годы появилась качественная поддельная платина по новой технологии давления — переведенными с подлинных монет штемпелями. Причем подгонкой металла под XIX век не заморачивались и гнали липу практически из химически чистой, очевидно современной платины. То есть, подделки не должны были быть долгоживущими, их делали по принципу «втюхать и убежать». По этой причине очень выросло значение подтвержденного провенанса из знаменитых, проверенных собраний — вроде того, которое предавал ваш отец, — собеседник Марии задумался:
— Хотя, если по правде, во всех крупных нумизматических коллекциях всегда было где-то процентов пять поддельных монет, по разным причинам. В основном, из-за пополнения крупных коллекций целыми коллекциями других нумизматов, ухудшения зрения, или у человека просто руки не доходили.
Неожиданно наследница Левермана вспомнила, о чем еще собиралась спросить Александра:
— А с моим серебром, ты уверен — это будет настоящий аукцион? Не «прогон»?
— Послушай, монетам, которые выставляются на торги, такой дополнительный провенанс не нужен. Всем уже и так понятно, что это коллекция твоего отца.
— И все-таки?
— Не думаю. Ты же видела их каталог. Вообще есть такой признак — если аукционный каталог сделан спустя рукава, значит, ничего там не будет продано. Зачем мучиться? Почему? Например, из-за того, что требования продавца непомерно завышены, и по ценам, которые он желает, ничего не продашь. А поэтому аукцион решает просто пропиариться на крутых монетах, в надежде потом обломать их хозяина. Такого продавца заранее не убедишь, а увидев своими глазами, что ничего не продается, он поймет, поумнеет и станет сговорчивее, — пояснил Матрос. — Кстати, знак «А. Т.» стал известен на русских монетах именно с платины. Недавно три монеты набора 1839 года со значком Гуттен-Чапского предлагались к продаже на одном таком аукционе отдельными лотами, а продались, вроде как, все три вместе одним лотом.
— Кто же их купил?
— Я купил.
— Для кого-то?
— Для себя… — Александр посмотрел на часы. — Пора идти. Надеюсь, мы еще увидимся?
— Даже не сомневайся, дорогой партнер.
В этом итальянском ресторане счет включал чаевые, поэтому Мария расплатилась картой.
* * *
Даже самая маленькая переговорная комната отеля все равно оказалась слишком большой для этой встречи. Овальный стол темно-красного дерева, дюжина кожаных кресел, пластиковые бутылочки с водой и стаканы, расставленные перед каждым. А еще — матовый черный экран на стене, какая-то аппаратура для презентаций, многочисленные видеокамеры и микрофоны, откровенно подчеркивающие возможную запись происходящего.
— Австрия всегда была в тени банковской тайны Швейцарии. Особенно, Вена… — господин Широков говорил, не обращаясь ни к кому персонально, однако посмотрел при этом на Владимира Александровича. — Видите ли, господин адвокат, Австрия — это и маленькая Швейцария, и большой Лихтенштейн.
— То есть, вы не можете раскрыть нам имя владельца коллекции?
— Увы, господин Виноградов… — он покосился на визитную карточку, лежащую на полированной поверхности стола. — Я просто не имею на это права.
— Не можете, или не хотите? — Подал голос со своего места Живчик.
В принципе, подумал Владимир Александрович, во времена его молодости после этого разговор вполне можно было заканчивать. Хотя, возможно, он просто немного отвык от бесцеремонности…
— Вы вообще представляете, господа, что такое траст?
— Доверие?
— В определенном смысле, — кивнул адвокату Широков. — Но не только.
— Ну, да… «ин год ви траст»[8]? — В свою очередь, на деревянном английском припомнил Живчик. — А остальное, как говорится, наличными, верно?
— В нашем случае я имею в виду не траст в чистом виде, а то, что теперь стало принято называть трастовым фондом. Траст — это, собственно, договор, в соответствии с которым одно лицо передает другому лицу имущество, которым тот обязуется владеть и управлять в интересах определенных лиц. А трастовый фонд — независимое юридическое лицо, которое занимается активами в пользу заказчиков. Как правило, он используется для сохранения денег, инвестиций, имущества, работающего бизнеса и тому подобного от посягательства третьих лиц, чтобы в будущем сохранить активы в семье и передать их по наследству. Иногда такой фонд для простоты тоже называют «трастом».
— Да, понятно, — кивнул Виноградов, напряженно пытаясь понять, к чему ведет его собеседник.
Известная Владимиру Александровичу из далекого университетского курса история возникновения подобных фондов, очень схематично, была примерно такова. Некто живет рядом с церковью и ходит в нее всю жизнь, а раньше туда ходили его предки. Он нажил денег и хочет, чтобы после его смерти эта церковь не зачахла. Можно передать деньги церкви. Можно завещать наследникам помогать этой церкви. А можно создать специальный фонд — в Швейцарии или в Лихтенштейне, например. После смерти доброго прихожанина фонд будет тратить деньги на содержание церкви пока они не кончатся. При этом, чтобы фонды находились
