Обрывок реки - Геннадий Самойлович Гор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот, – сказал поп, – я вам прочитал. А теперь скажите ваше мнение. И мы устроим маленькое обсуждение. Говорите, говорите, я вам разрешаю.
– Позвольте мне слово, – сказал один верующий.
– Говори, – кивнул поп.
– Надо бы построже, – сказал верующий.
– Как так построже? – спросил поп.
– Очень просто – построже, – сказал верующий.
– Вы поясните свою мысль, – сказал поп.
– А что такое мысль? – спросил верующий.
– Мысль, – ответил поп, – это когда я думаю.
– А когда я думаю? – спросил верующий.
– Это тоже мысль, – ответил поп.
– Слово новое, – сказал верующий, – до сих пор не слыхал. Наверное, советского происхождения.
– Советского, – ответил поп, – впрочем, не знаю. Возможно, и не советского. Нет, скорее всего, советского.
– Вы не виляйте, – сказал верующий, – отвечайте прямо: советского или не советского?
– Советского, – ответил, чтобы отвязаться, поп.
– Я так и знал, что советского, – сказал верующий.
– Что же вы мыслили? – спросил поп.
– Ничего, – ответил верующий. – Раз советского, значит, не хочу и не буду, – сказал он.
– И мы тоже, – ответили остальные верующие. – Раз советское. Значит, не хотим и не будем.
– Что же вы не будете, – спросил поп, – мыслить не будете?
– Не будем, – сказали верующие.
– Почему же? – спросил поп. – До сих пор вы думали и до революции думали, а сейчас не хотите.
– Не хотим, – сказали верующие, – потому что новое, советское название. А мы не хотим. Одним словом, не желаем.
– Так вы по-старому думайте, если не хотите по-новому, – уговаривал поп. – Кроме того, название новое, а предмет старый, – сказал он.
– Это только коммунисты и неверующие отделяют слова от понятия, – возразили верующие. – Вы сами нам говорили. А мы, верующие, не коммунисты и названия от предмета не отделяем. Раз название новое, значит, и предмет новый. А мы нового не хотим. Одним словом, не желаем.
– Кто вам сказал, что название новое? – спросил поп.
– Вы, – отвечали верующие.
– Разве? – сказал поп и сделал удивленное лицо. – Значит, я ошибся. Оно старое.
– Мы не верим, – сказали верующие.
– А вы верующие? – спросил поп.
– Верующие, – сказали верующие.
– Раз верующие, значит, должны верить, – сказал поп.
– Должны, – сказали верующие, – да не можем. Вы сейчас так, а потом иначе. Требуем доказательств, – сказали они.
– Отлично, – сказал поп и принес доказательство – старую газету.
– Видите газету? – сказал поп. – Она называется «Мысль».
– Видим, – ответили верующие, – но вдруг она советская?
– Нет, не советская, – сказал поп, – видите, старый стиль. И буква «ять» есть, и твердый знак, где ему полагается. Теперь верите?
– Верим, – сказали верующие.
– Теперь думаете? – спросил поп.
– Думаем, – сказали верующие.
– Тогда высказывайтесь, – сказал поп, – выражайте свою мысль.
– А «выражайте», – спросил один верующий, – это не советское слово?
– Нет, не советское, – сказал поп. И, отыскав его в старой газете, показал.
– Думайте, думайте, – сказал поп.
– А мне тоже думать? – спросила вдруг появившаяся тень барина.
– И вы думайте, – разрешил поп.
– У меня есть маленькое дополнение, – сказала тень барина. – Вы кончаете свое послание: Матрена Крынкина. По-моему, так не пишется. Нужно кончать «Целую ручки», «Жму пальцы» или как-нибудь иначе. В противном случае послание получается сухим и невежливым. А вежливость – долг каждого вежливого человека. Пишите: «Целую ручки».
– Так это же заявление, – возразил поп.
– От этого дело не меняется, – спорила тень. – Пишите, как я советую. Я знаю, что я советую.
– Но теперь так не пишут, – сказал поп, – теперь пишут по-новому.
– По-новому! – закричали верующие. – Мы вот тебе покажем по-новому, мы не хотим по-новому. Мы хотим по-старому. Пиши, как барин сказал. Он худому не научит.
– Целую ручки? – спросил поп.
– Целую ручки, – ответили верующие.
«Целую ручки, – приписал поп, – Матрена Крынкина».
И, боясь других подобных же дополнений, ловко закрыл собрание, спросив:
– Принято?
– Принято, – сказали верующие, подняв каждый по руке, но с тремя сложенными для креста пальцами, чтобы отличаться от советского собрания.
– Аминь, – сказал поп и закрыл на замок дверь церкви.
Аминь.
Глава одиннадцатая
Собрание ячейки ВКП(б) под жужжание пчел, совещание среди цветов, на ходу, и доклад передвигающегося докладчика, переходящего от улья к улью. На повестке сегодня – пчелы. И это собрание походит на обыкновенное собрание не больше, чем работа в поле на описание работы. Здесь теория сопровождается практикой. Они переплетаются, и никто не знает, где кончается теория и где начинается практика. Теория и практика едины. И слова сопровождаются делом, так что трудно отделить слова от дела. И слово и дело едины. Молодцев делает доклад. Он мало говорит, много показывает и еще больше делает. Кажется, что он не говорит, а работает, так он говорит. И собравшиеся не только слушают и спорят, они помогают ему. Это собрание напоминает субботник.
– Итак, о пчелах, – говорит Молодцев, – те из вас, которые изучали историю, помнят, что наши предки славяне наибольший доход получали от разведения пчел. Они платили дань медом, торговали медом и воском, жили медом, короче говоря, они были пчеловоды прежде всего, а все остальное потом… Очевидно, дело не только в количестве пчел, но в качестве пчел и умении, квалификации пчеловодов. У нас нет еще этого умения. Но мы учимся, и мы – научимся. У нас очень плохие породы пчел. Нам нужно заменить плохие породы хорошими. Как мы улучшали породу скота, так же мы должны улучшить пчел. Даже не так, а еще интенсивнее, потому что пчела выгоднее коровы…
Хохот прерывает его.
– Молодцев, ври, да не завирайся.
– Я не вру.
– Пчела дает меду больше, чем корова молока. Так по-твоему? Ври! Ври!
– Товарищи, вы его не поняли, – заступился кто-то за Молодцева. – Он не врет, а шутит. Чтобы развеселить нас, рассказал нам маленький анекдот.
– Это не анекдот!
– Ха-ха! А что же? Или в самом деле пчела выгоднее коровы?
– Товарищи, к порядку. Вы испугаете пчел, – продолжает Молодцев. – Слово принадлежит мне. И вот я говорю, пчела выгоднее коровы. Тише! Тише! Посмеялись, и довольно. Это не анекдот и не шутка. Это факт. Я вовсе не хочу сказать, что одна пчела выгоднее одной коровы. Вы понимаете меня слишком буквально. Я говорю, что улей выгоднее коровы и даже коня. Корова стоит двести, триста рублей, и никакая корова, сколько бы ее ни кормили, не окупит себя в год, то есть не даст в год молока на триста рублей. Только конь, и то в редких случаях, если его эксплуатировать, как эксплуатировали вас кулаки, если заставить его работать до седьмого пота, он окупит себя, но
