Блог «Серп и молот» 2019–2020 - Петр Григорьевич Балаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зато сам Н. Стариков, не читая меня, разумеется, запустил обо мне клевету, которая даже в статью Википедии вошла:
«Автор же, Пётр Балаев, к примеру, говорит о том, что на Украине всё произошло своим естественным путём, а не как в 1917-м, или в 1933-м.»
Разумеется, никогда ничего подобного я про украинские события не говорил и не писал, я вообще этой темы почти не касался, зато клевета была запущена именно тогда, когда эти события вызывали наиболее острый резонанс. И кого же будет интересовать книга Балаева, который оправдывает украинских националистов, правда ведь? И кто после этого Стариков? Вы и теперь согласны с тем, что я о нем слишком жестко высказался?
Ой! Да ведь его на дискуссию надо было вызвать! Поспорить с ним! А он бы согласился? Чем бы он крыл меня на этой дискуссии? Моим несуществующим выражением про Украину?
Зато с его подачи была запущена клевета о моей грубости и хамстве, да еще сторонники Старикова стали разбрасывать рецензии, в которых писали, что я грешу в книге нецензурщиной. Вот так даже! Теперь вы сами попробуйте найти в «Почему история все-таки наука» хоть одно нецензурное слово.
А перед выходом второй книги «Правда о русской революции» у меня случился конфликт еще с двумя «левыми» — М. Соркиным и Б. Юлиным. Изображая из себя моих товарищей эти двое отполоскали меня на первом же совместном мероприятии, в прямом эфире, за утверждение, что в Феврале подняли на восстание рабочих большевики, аргументируя свою позицию тем, что работниц Петрограда вывела на демонстрацию эсерка Мария Спиридонова, Юлин еще и тем тогда отметился, что на мои слова о казачьем национализме высказался: казаки себя не считали землепашцами, они себя воинами считали.
Я не стал в прямом эфире размазывать из по всему скайпу лицами, предложил после мероприятия им публично извиниться и признать, что они несли чушь. Что Спиридонова во время февральских событий находилась на каторге, что в 1918 году восстание казаков, которые не считали себя земледельцами, вызвано было переделом земли в пользу иногородних. Ответили, что они согласны это обсудить с глазу на глаз. Публично — нет. Обгадили публично, а извиняться — обсудим тет-а-тет. И кто эти двое после всего этого?
Я их публично и назвал негодяями. Или я не прав был? Слишком грубо? Зато после выхода второй моей книги Юлин распустил обо мне клевету, как о шарлатане, будто я в ней утверждаю о том, что Гражданскую войну придумали при Хрущеве, что я нафантазировал о том, что Хрущев приказал переписать историю.
Вообще-то, про Гражданскую войну я только написал, что ее считать Гражданской не совсем правильно, при том, что в истории она значилась как четыре похода Антанты. Но про переписывание истории при Хрущеве… Историк Б. Юлин сам-то читал доклад Никиты, в котором прямо и недвусмысленно эта задача была поставлена?
Вас удивляет, что клеветать на меня стал не только охранительский лагерь со стороны Старикова, но еще и левый? И с двух сторон посыпались обвинения в грубости и хамстве. Я тоже сначала был удивлен и ошарашен.
А теперь потрудитесь открыть вторую мою книгу «Правда о русской революции», прочтите предисловие и данные автора предисловия. За что такое благожелательное внимание от такого человека? Но теперь этот человек меня и знать не желает. Я же грубиян и обзывальщик всякими грубыми словами! Резких выражений и в первых двух книгах хватает, конечно. Но они не помешали академику Шулусу предложить мне дружить даже семьями. Только при одном условии: Петр Григорьевич, вот на этом и остановись, дальше не нужно копать. Ага, и будет тебе признание, перепечатки, эфиры-телевизоры, будешь ты признанным историком, слава и почет, материальное благополучие. Так что дело не в моей грубости и в матерщине, которой у меня нет, дело совсем в другом.
Уже «Ворошилов. Первый маршал страны Советов» показал, что я человек невменяемый с точки зрения академиков. Да я и слишком хорошо знаю этот тип деляг от науки и политики, чтобы купиться на их благосклонность. Только согласись продаться, как тебя используют и выкинут, как использованную резинку. Даже со Стариковым именно так произошло. А как старался Коля!
После выхода «Берии и ЦК. Два заговора» началось уже настоящее веселье. Здесь уже все возбудились. Евгений Спицын даже прислал мне личное письмо, обозвав ветеринаром. Типа, оскорбил. Да еще угрожал разделаться со мной лично. Когда я со смехом ответил — готов, он разразился нецензурной бранью и заткнулся. А матерщинник — я, разумеется. Кто же еще? Не уважаемый же историк Е. Спицын?!
Да, я резко о нем высказался. Но недостаточно резко. Я его еще пожалел. У него был друг — историк Пыжиков. Покойный уже. Спицын изо всех сил прославлял Пыжикова. Как настоящего ученого. Те, кто читал труды Пыжикова, имея в голове хотя бы одну извилину, поняли, что там — раздувание изо всех «научных» сил антиукраинского национализма. За гранью всякого разумного. Бешенное. Откройте Уголовный Кодекс 1926 года, вы там найдете статью для Пыжикова и Спицына, который пропагандировал труды своего друга. И наказание за это — вплоть до высшей меры социальной защиты. Помните, фотографии в советских газетах митингов трудящихся с плакатами: «Собакам — собачья смерть!». Вот так нужно выражаться про этих пыжиковых-спицыных, а не в тех выражениях, которые о них у меня.
Ну и Ю. Мухин, тоже относимый к левым (да-да. Даже откровенные фашисты у нас — левые), возбудился. Его шавки тоже меня в грубости обвинили. Я же затронул непорочное имя самого Мухина! Всячески обозвал его за то, что он Сталину приписал организацию тайных политических убийств с помощью ядов «Лаборатории-Х». Это Мухин так Сталина от клеветы защищал. Как я должен был назвать всю эту публику, чтобы не оскорбить их нежные чувства?
И Прудникова, ее шавки, после «Берии» пришли в возбуждении. Елена Анатольевна тоже оскорбилась: Балаев в непозволительном тоне пишет! Оскорбляет!
Да,
