КУРЬЕЗЫ ВОЕННОЙ МЕДИЦИНЫ И - Андрей Ломачинский

Это была всего вторая автономка доктора Пахомова. О самом задании, о том что, как и где, знают всего несколько человек — сам капраз, командир корабля, да капдва, штурман. Ну может еще кто из особо приближенных. Для доктора, впрочем как и для большинства офицеров, мир на полгода или больше ограничивается размерами подлодки. Самым любимым местом становится медпункт — специальная каюта, где есть все, даже операционный стол. В нормальных условиях он не заметен, так как прислонен к стене, откуда его можно откинуть и даже полежать на нем от нечего делать. За автономку много таких часов набегает — бесцельного и приятного лежания в ленивой истоме. За дверью подводный корабль живет своей размеренной жизнью, гдето отдаются и четко выполняются команды, работают механизмы и обслуживающие их люди, гдето ктото чтото рапортует, ктото кудато топает или даже бежит. А для тебя время остановилось — ты лежишь на любимом операционном столе, в приятно пахнущей медициной и антисептиками, такой родной каюте, и просто смотришь в белый потолок. Впрочем пора вставать. Скоро обед, надо сходить на камбуз, формально проверить санитарное состояние, снять пробу и расписаться в журнале. Короче изобразить видимость некой деятельности, оправдывающей пребывание доктора на подлодке. Вот и получается, что доктор здесь, как машина в масле — стоит законсервированным на всякий случай.

Обед прошел как обычно. Доктор пробу снял, а вот обед почемуто в рот не полез. После приема пищи замполит решил провести очередное политзанятие. На берегу это была бы скукота, а тут развлечение, приносящее разнообразие в монотонную жизнь. Доктор Пахомов всегда серьезно относился к подобного рода мероприятиям. Если просили выступить, то непременно готовился и выступал, что надо конспектировал, да и выступления товарищей внимательно слушал. Но не сегодня. На обеде за миской супа внезапно мысли доктора закрутились назад, он стал мучительно вспоминать курсантское время, Академию и свои занятия по хирургии. Впервые он решил не присутствовать на политзанятии. А виной тому симптомы. Доктор снова лежал на своем любимом операционном столе в десятый раз перебирая в памяти те немногие операции, на которых он побывал зеленым ассистентомкрючкодержцем и парочку операций, выполненным его собственными руками. Он вспоминал банальную аппендэктомию — удаление червеобразного отростка при аппендиците. Операция на подлодке явление из ряда вон выходящее, хотя все условия для этого есть. Но наверное, не в этом случае.

Дело в том, что симптомы острого аппендицита появились у самого доктора Пахомова. После не съеденного обеда неприятно засосало под ложечкой, потом боль возникла гдето ниже печени. Потом спустилась до края таза. Брюшная стенка внизу живота в правой половине затвердела. Если медленно давить — то боль несколько утихает, а вот если резко отпустить, то острый приступ боли кажется пробивает живот насквозь. Сильная боль, до крика. Пахомов скрючившись слазит со стола и медленно садится на стул перед микроскопом. Колет себе палец, сосет кровь в трубочку. Пахнущий уксусом раствор моментально разрушает красные клетки, но не трогает белые. Доктор осторожно заполняет сетчатую камеру и садится считать лейкоциты. Здесь вам не больница, лаборантов нет, и любой анализ приходится делать самому. Черт, выраженный лейкоцитоз! Еще температура поднялась. Для верности надо бы градусник в жопу засунуть. Опять ложится на любимый операционный стол. Как хочется подогнуть ноги, вроде боль немного стихает. Так, лишим сами себя девственности термометром. Не до смеха, повышенная ректальная температура развеяла последние сомнения и надежды — банальный классический аппендицит! Надо звать капитана, командира и бога всего и вся на нашей бандуре. Такие вещи надо вместе решать.

В двери появляется голова стармеха. «Ну как?» «Хреново, зови командира.» Приходит командир, старпом, особист. Появляется замполит. Ооо, даже политзанятия прервал! Еще ктото мельтешит сзади. Начинается не опрос, а допрос больного. Потом слово берет капраз. Ситуация мерзопакостная, домой идти никак нельзя, да и долго туда добираться, считай Тихий Океан надо пересечь. Это тебе, доктор, по страшному секрету говорим в нарушение всех инструкций. И никакую посудину вызвать не можем. Ну чтоб тебя перегрузить и в ближайший порт доставить. Всплыть не можем. Ничего не можем. Даже компрессированный радиосигнал на спутник послать нельзя. Все, что мы можем, это океан слушать, ну и временами космос через специальную антеннубуй. А иначе это срыв задания и громадная брешь в обороне. Извини, старший лейтенант Пахомов, но на подобный случай, как с тобой, у нас инструкция строгая. Жаль что в инструкции аппендицит у самого доктора не предусмотрен. Скажи нам, что с тобой будет с позиции твоей медицины. Помрешь?

Что будет то? А то будет — отросток наполнится гноем и станет флегмонозным. Потом перейдет в гангренозный, так как ткани умрут, и сосуды затромбируются. Потом «гнилой червяк» лопнет и начнется перитонит. Если перитонит будет не сильно разлит, то можно выжить. В конце концов сформируется холодный инфильтрат, который можно прооперировать и через полгода. Но далеко не всегда. Чаще от перитонита человек умирает. Или от заражения крови вместе с перитонитом. Так что скорее всего помру.

Ваше решение я слышал, теперь Вы послушайте мое: Родину я люблю, ситуацию понимаю, вас не виню — наша боевая задача поважнее отдельной жизни будет. Раз эвакуация невозможна, то шансы выхода через холодный инфильтрат я использовать не буду. Хреновые шансы, да и больно. Наркотой с антибиотиками всю автономку ширяться не хочу. Это уже мой приказ, я хоть и маленький начальник, но медслуждбы. Операция будет. Удачная или неудачная — это как получится. Авантюра, конечно, но в процентном отношении шансы берег увидеть не меньше, чем если ничего не делать. А раз никто, кроме меня, операций не делал, то я ее делать и буду. В помощники мне боцмана Кисельчука позовите, он садист известный и крови не боится. Да и с камбуза мичмана Петрюхина, пойдет кок за второго ассистента. А еще мне помощь нужна — надо здоровое зеркало из каюткомпании повесить горизонтально над столом, а операционную лампу поставить с правого боку. Ну и замполит нужен — будет перед моим носом книжку листать, меня ободрять и нашатырь под нос совать, если отключусь. Пусть поработает санитаром — один нестерильный нам все равно необходим.

Капраз, это железо, нет сталь каленная. Подпольная кличка «Камаз» — эмоций, как у грузовика. А тут вдруг преобразило мужика. Всех из «медички» выгнал. Крепко сжал Пахомовскую руку, трясет, чтото такое правильное сказать пытается, а вылезает чтото глупое: «Прости, сынок, ну пойми сынок, если смерть, сынок, вроде как я тебя приговорил. Вроде на моей совести… Как матери сказать, сынок… Не прощу себе, но поделать ничего не могу, сынок. Служба…» А доктор ему и отвечает: «Товарищ капитан первого ранга! Мы это обсудили. В журнале я свою запись сделаю. Решение мое, приказ мой, подпись моя. Если что, так прямо и матери и командованию доложите. А Вам лично скажу — я старался быть достойным офицером, хоть и от Вас нагоняи получал. Мое отношение к службе не изменилось, поэтому разрешите приступить к выполнению своих непосредственных обязанностей.». Капраз опять стал Камаз: «Разрешаю, товарищ старший лейтенант. Выполняйте, Пахомов! Но смотрите, чтоб все как надо. Я лично проконтролирую — как закончите, вашу книжку ко мне в каюту!» Рассмешил Пахомова такой ответ, он без головного убора, лежа на столе, отдал честь «под козырек» и с улыбкой ответил бодрое: «Есть! Будет книжка у Вас. Рекомендую, как лучшее снотворное».

Пахомов коекак слез со стола и держась за стенки и переборки пошел писать назначение операции самому себе. В хирургах он оставил себя, боцман с поваром пошли первым и вторым ассистентами. Операционной сестры не было, замполита приписали как «лицо, временно исполняющее санитарные обязанности». Описал он и про метод предполагаемой операции, и про зеркало, которое уже технари устанавливали в его малюсенькой операционной. К нему заглянул кок. «Сан Сергеич, хорошо, что заглянул. Найди мне чистую поллитровую банку с крышкой — мы туда формалина нальем и отросток, как вещественное доказательство, положим». Будет сделано. Затем опять в операционную — там уже все моется, дезинфицируется. Зеркало на месте. Пахомов садится на стул и начинает давать указания — откуда что достать, где что открыть, куда что поставить. Наконец готово. Опять по стеночкам идет в каюту. Операционная бригада в сборе. Начинается нудный инструктаж, как вести себя стерильным, как руки мыть, что можно, что нельзя. Ну невозможно курс общей хирургии прочитать за час, да еще заочно. Понял доктор, что только зря время тратит. Там на месте разберемся — что скажу, то и делать будете. Снимай, ребята, робу, одевай нестерильные халаты, маски и фартуки. Давай теперь мне лобок, пузо и ноги от стопы до колена брить. И чтоб было чисто, как у бабманекенщиц! А ноги зачем? Надо! Задумка одна есть. Обрили здесь же, в каюте.