История лингвистических учений. Учебное пособие - Владимир Алпатов

Ф. Ф. Фортунатов, хорошо знавший математику, отличался стремлением к строгости и точности исследования. Эту строгость и точность, свойственные в конце XIX в. лишь компаративистике, он стремился ввести и в другие разделы науки о языке, в частности, в теорию грамматики. Эта строгость передалась его ученикам. Школа, им созданная, получила впоследствии от своих противников название «формальной», отличаясь в первую очередь стремлением к научной строгости, непротиворечивости исследования, к проверяемости результатов. Все это было созвучно тем изменениям, которые произошли в лингвистике в начале XX в., и неудивительно, что представители школы внесли большой вклад в развитие структурализма.

Создание Московской школы лингвистов оказалось, вероятно, главным итогом деятельности ученого. Его непосредственными учениками стали его преемник по кафедре в Московском университете Виктор Карлович Поржезинский (1870–1929) и видные русисты H. Н. Дурново и Д. Н. Ушаков, о которых будет сказано в главе о советском языкознании. Еще более значительным был вклад в науку следующего поколения школы, учившегося у учеников Ф. Ф. Фортунатова. Ведущую роль в советском языкознании играли Н. Ф. Яковлев, П. С. Кузнецов, В. Н. Сидоров, А. А. Реформатский и др., в зарубежном — Н. Трубецкой и Р. Якобсон, о каждом из них ниже будет говориться специально. Они в свою очередь подготовили учеников, и традиции Московской школы существуют до наших дней. А через Н. Трубецкого и Р. Якобсона ряд идей, восходящих к Ф. Ф. Фортунатову, вошел в мировую науку.

Конечно, Московская школа со временем далеко ушла от младограмматизма. Но традиции ее основателя сохранились. На большое значение Ф. Ф. Фортунатова для становления новых подходов к языку указывал Р. Якобсон, а П. С. Кузнецов даже считал Ф. Ф. Фортунатова третьим, наряду с И. А. Бодуэном де Куртенэ и Ф. де Соссюром, основателем лингвистики XX в. И прямо никак не относившийся к Московской школе знаменитый датский структуралист Л. Ельмслев писал: «Русская школа подошла ближе всего к практической реализации этих (структуралистских — В. А.) идей. Несмотря на то, что теории Фортунатова и его учеников в некоторых особых пунктах вызывают критические замечания, им принадлежит заслуга в постановке проблемы существования чисто формальных категорий и в протесте против смешения грамматики с психологией и логикой. Они, наконец, строго различали синхронию и диахронию… Теории этих известных лингвистов, так же, как и их детальная и последовательная реализация в определенной области, заслуживают внимания всех тех, кто интересуется грамматикой». Но если говорить о самом Филиппе Федоровиче, то необходимо еще раз подчеркнуть, что новые подходы проявлялись у него больше в трактовке более частных вопросов, прежде всего в области грамматической теории, а к общим проблемам языкознания он подходил в основном по-младограмматически.

Возвращаясь к младограмматизму в целом, следует отметить, что его общетеоретический подход к языку безусловно устарел. Однако если, например, концепция А. Шлейхера уже целиком принадлежит истории, то младограмматическая традиция жива и сейчас. Автор предисловия к русскому изданию книги Г. Пауля С. Д. Кацнельсон писал: «В области внутренней истории языка, или, как ее еще называют, исторической грамматики, младограмматизм по-прежнему играет доминирующую роль, предопределяя отбор и систематизацию фактического материала… Вузовское преподавание истории языка и теперь еще может опираться только на учебники и учебные пособия, составленные младограмматиками и их единомышленниками». За прошедшие с 1960 г. годы ситуация мало изменилась. При этом современные компаративисты или историки языка вовсе могут не разделять теоретические постулаты младограмматизма в целом, они могут быть, например, структуралистами, обращаясь к иной проблематике. В отличие от младограмматической теории сравнительно-исторический метод, в основных чертах доведенный до совершенства именно младограмматиками, сохраняет значение и сейчас. Добавления к этому методу, введенные лингвистами XX в., дополнили его, но не изменили его главные принципы. Однако наука XX в. уже не столь абсолютизирует этот метод, четко понимая границы его применимости. Задачи науки о языке далеко не сводятся к исследованию истории конкретных языков и языковых семей, как это казалось во времена младограмматиков.

Томсен В. История языкознания до конца XIX века. М., 1938, с. 92—108.

Шпехт Ф. Индоевропейское языкознание от младограмматиков до первой мировой войны // Общее и индоевропейское языкознание. М., 1956.

Кацнельсон С. Д. Вступительная статья // Пауль Г. Принципы истории языка. М., 1960.

Петерсон М. Н. Академик Ф. Ф. Фортунатов // Русский язык в школе, 1939, № 3.

«Диссиденты индоевропеизма»

Господствующее положение четкой и влиятельной младограмматической концепции в европейской науке конца XIX — начала XX в. признавалось далеко не всеми. Среди достаточно многочисленных критиков младограмматизма были ученые, стоявшие на разных позициях. В их числе были продолжатели гумбольдтовской традиции, прежде всего школа К. Фосслера, были и ученые, искавшие принципиально новые пути, о которых будет говориться в последующих главах. Но видное место среди них занимали и языковеды, которые, отмечая те или иные недостатки младограмматиков, сохраняли их основные постулаты, прежде всего идею исторического подхода к языку. Обычно они стремились не столько пересмотреть, сколько уточнить и детализировать младограмматическую концепцию, освободить ее от слишком явных недостатков. Иногда такая деятельность могла увести ученого и в область широких, но недоказанных гипотез, как это случилось с Н. Я. Марром. Ученых такого рода уже в то время называли «диссидентами индоевропеизма».

Самым известным из такого рода «диссидентов» был Хуго (Гуго) Шухардт (1842–1927), большую часть времени работавший в Вене. За долгую творческую жизнь он написал немало работ, прежде всего компаративного характера. В некоторых своих работах X. Шухардт выходил за пределы традиционной для ученых XIX в. проблематики, иногда привлекая даже материал неиндоевропейских языков. В частности, он одним из первых в мировой науке заинтересовался проблемами эргативности. Высказывался он и по общетеоретическим вопросам. На русском языке «Избранные статьи по языкознанию» X. Шухардта издавались в 1950 г.

X. Шухардт совмещал в себе блестящего эрудита и острого критика, хорошо подмечавшего слабые места современной ему науки. Слабее он был в творческом создании: трудно говорить о какой-либо последовательной его теории.

Как и его современники, X. Шухардт понимал языкознание как историческую науку, а основным научным методом считал индукцию, В последнем отношении он был более последователен, чем авторы младограмматического «манифеста»: он показывал, что выдвинутое там понятие фонетического закона по сути своей дедуктивно, индукция же, обобщение конкретных фактов не могут вывести законы, не знающие исключений. Но и дедуктивный подход, как показывает X. Шухардт, применяется младограмматиками нестрого: если за фонетическими законами признавать абсолютный характер, то понятие «исключение» утрачивает смысл, поскольку исключения оказываются результатом взаимодействия одних законов с другими.

Многократно критикуя понятие звукового закона, X. Шухардт приложил немало сил для того, чтобы показать множественность факторов, не позволяющих говорить о сколько-нибудь строгих законах. Безусловно, такие факторы многообразнее, чем аналогия, к которой младограмматики, особенно поначалу, пытались возводить все, что не могло быть подведено под законы. В частности, одним из первых X. Шухардт подробно изучил так называемое явление субстрата, не принимавшееся в расчет ранними компаративистами до А. Шлейхера и младограмматиков на начальном этапе. Явление субстрата связано с тем, что многие народы в ходе своей истории сменили язык, либо смешавшись с другим народом, либо переняв какой-либо язык, оказавшийся более престижным; при этом какие-то черты прежнего языка сохраняются. Субстратные элементы, часто отражающие следы тех языков, от которых не осталось более никаких других данных, весьма трудно интерпретировать компаративисту, а процесс перехода на другой язык нередко нарушал регулярность соответствий с другими языками. Подверг критике X. Шухардт и представление о праязыке как единой системе, указав, что он мог распадаться на диалекты, разграничение которых представляет большую трудность для компаративиста.

В то же время X. Шухардт, пытаясь вообще изгнать из лингвистики понятие языкового закона, настаивал на существовании «спорадических звуковых изменений», то есть изменений, не дающих регулярных соответствий и не поддающихся рациональному объяснению. Верно указывая на прямолинейность понятия языкового закона у А. Шлейхера и ранних младограмматиков (последние позже сами стали отходить от такой прямолинейности), ученый отказывался принимать эти законы даже как идеализированное представление, удобное в качестве рабочего приема. Отказ от понятия закона вообще без замены его чем-либо иным, как это получилось у X. Шухардта, лишал компаративиста сколько-нибудь строгой методикй.