Отмороженный - Фридрих Незнанский

Я нажал на кнопку селектора.

– Лара, или кто там… Константин Дмитрич философствовать изволят, нельзя ли по такому случаю чайку с бубликами?

Лара вошла через пару минут. Чайник у нас всегда на пару. Это мое неукоснительное требование. Она поставила чашки, положила сахар. И все это даже не взглянув в мою сторону. В ту ночь после посещения конкурса красоты она до утра перезванивалась с моей Ириной. Вернее, первая позвонила моя жена. Мол, мне звонил по междугородке сам Грязнов Вячеслав Иваныч и очень был сердит, не застав меня в супружеской постели. Ларе нет бы послать ее куда подальше – нет, сама озаботилась и принялась обзванивать всех, к кому меня ревновала.

По– моему, за ту сумасшедшую ночь они сдружились. Во всяком случае, одинаково осунулись, что, кстати, очень им пошло.

Я так и не рассказал никому про то, где был в ту ночь. Как ни подкатывались донельзя заинтригованные. Ведь трезвон стоял по всей Москве! Как же, пропал «важняк», сам господин Турецкий! Как без него будет обходиться Фемида – ума не приложим!

А я появился утром на работе в отличном расположении духа, как если бы мне прибавили оклад.

– Попей с нами, – сказал я Ларе виноватым тоном. – Посиди. Отдохни от своих компьютеров, глаза бы мои их не видели.

Дело в том, что в моем кабинете тоже стоит компьютер. Но это так, для понта. Для морального воздействия на подследственных. Мол, сейчас при вас запрошу данные и проверю: врете или нет. Вообще говоря, действует. Хотя я ни разу его не включал. Другое дело, что благодаря ему мы с Ларой могли оставаться здесь допоздна, под предлогом, будто она обучает меня компьютерной грамоте.

На самом деле я предпочитаю оставаться безграмотным. Из суеверия, что ли… Словом, боюсь, как бы не лишиться своей хваленой интуиции. Ну это как забыть таблицу умножения, если все время пользоваться калькулятором. Я Ларе объяснял это несколько раз. Кажется, поняла.

И когда ее аппарат потребовал ремонта, она хотела забрать мой, благо они одной системы, одной фирмы и так далее, но я не позволил. Пусть стоит. Тебе он мешает? Мешает, спрашиваю, когда мы остаемся тут наедине? Вот и пусть стоит.

– Какой-то он у вас в последнее время возбужденный, – обратился Костя к Ларе через мою голову и в моем присутствии.

– Сказывается хроническая недоплата за нервные перегрузки, – сухо сказала она и вышла из кабинета.

– Что у тебя здесь происходит? – поинтересовался он, прихлебывая из чашки. – Мало платят – это точно. Что еще?

– На ушах стоим, – сказал я. – Работаю как вол, а результата нет. От этого киллера можно чокнуться! Вернее, застрелиться.

– Может, все-таки он не один? Целая бригада? И пара винтовок?

– Тогда зачем им это скрывать? Шлепнули бы парочку-троечку одновременно в разных странах с учетом разницы часовых поясов. Вот тогда бы у Интерпола опустились руки. Ищи-свищи! А тут – аккурат раз в неделю в разное время, в разных странах. Если кого-нибудь завтра точно так же пристрелят в Парагвае, тоже на меня повесишь? – поинтересовался я, помешивая чай ложечкой. – Как, ты думаешь, он попал в Турцию? Под видом челнока?

– Об этом тебя следует спросить, – пожал плечами Костя. – В Турцию сейчас едут толпами. С огромными сумками. Летят и плывут. Вполне возможно, поскольку таможня едва справляется.

– Кстати, там в этом номере, что я указал, в гостинице «Мир», уже работают муровцы. Там ребята Грязнова, а его самого все нет…

– Поздновато ты известил МУР об этом номере, – вздохнул Костя. – Там уже поселили другого жильца. Уборщицы провели влажную уборку, вымыли окна. Что теперь там искать?

– Вот так всегда! – сказал я. – Ночь не спишь, чтобы добыть ценные сведения, – нашел как раз тот самый номер, окна прямо на место убийства… Что вообще происходит, ты можешь объяснить?

– Ты имеешь в виду страну или органы правосудия? «Все перепуталось, и некому сказать, что, постепенно холодея…» – процитировал он любимого Мандельштама.

– Моя крыша едет давно и с возрастающей скоростью, – пожаловался я. – Недавно я переспал с прекрасной девушкой, которой гожусь в отцы. Вместо того чтобы допросить ее. И она заплатила мне пятьсот баксов за ночь, чтобы я смог выкупить пулю у братьев славян. Хотя эта пуля сразила, слегка помявшись о затылочную кость, ихнего товарища по борьбе…

Костя устало помял переносицу.

– Можно, конечно, в этом номере еще посмотреть, – сказал он. – Более тщательно. Обратив внимание на окно… А что, тебя его ребята не слушаются? Не выполняют твоих заданий?

– Им хватает своих начальников, – сказал я. – Что смотришь? Не я породил эту ведомственность. Нет их начальника Грязнова на месте, а ты плохо координируешь усилия двух ведомств: прокуратуры и милиции.

Он молча кивнул, продолжая чаевничать, несмотря на мой воинственный настрой.

– Кстати, сегодня пошел уже шестой день после убийства телохранителя премьера, – сказал он. – Или пятый?

– Теперь придется сидеть и ждать, где и когда кокнут следующего. Специально он так делает, что ли… Чтобы вывести нас из себя. Чтобы захотелось заорать: ну давай, не тяни душу, мочи очередного! Вот тогда полегчает.

– А ты наркоман, – сказал Костя благодушно. – Вот не знал. Значит, сейчас у тебя ломка?

– Такое впечатление, что имеем дело с Робин Гудом, решившим почистить человечество перед Страшным судом, – сказал я. – Нельзя ли узнать, что водится за тем телохранителем. Какие грешки? Насчет Салуцкого мой Могилинец проверил: темный лес, сплошь коммерческие тайны. Хоть в этом не отстаем от Швейцарии. Может, поможешь? Хоть зацепочку.

Он кивнул. Потом поднялся с кресла. Подтянутый, серьезный, элегантный.

– Что-нибудь еще? – спросил он. – Говори. Или позвонишь потом, когда надумаешь.

– Потом, – сказал я. – Все потом. После очередного убийства. Ждать осталось недолго.

После его ухода я слонялся из угла в угол, рыча на всех, кто совал нос в дверь. Я бесился от бессилия. Всего-то один факт за полтора месяца. Удалось идентифицировать две пули. Хоть это подтвердилось… И все? Значит, этот тип мотается с двумя винтовками через границы, шлепает там кого попало… Общественность вытирает о нас ноги, дело взято под контроль уже всеми, кто способен об этом публично заявить. От прессы я пока успешно отбиваюсь, благо последние убийства происходили за священными рубежами. Словом, остается Горюнов со своими страхами. Неприятный малый, хотя дамам должен нравиться.

Слава неплохо его допросил. Так что тот попросил тайм-аут.

Та неделя уже прошла. Убили, но не его. Должен бы успокоиться. Вот бы показать ему фоторобот! Странно, что я не подумал об этом раньше. Никаких расспросов. Знаете или не знаете? В ваших интересах сказать правду. Только где его искать? Сейчас он должен быть на службе. Советует генералу, замминистра, куда направить тот или иной корпус либо дивизию. Или чем их вооружить. Или чем их кормить… Чушь собачья! Придет же в голову. Горюнов переставляет армии на карте, а генерал стоит возле стола и смиренно слушает…

Поди, советует, где достать кирпич, где цемент для чертовой дачи, от которой я мечтал помочь ему отделаться, да вот не удалось.

Бормоча себе под нос подобного рода неудовольствия, я набрал служебный номер Горюнова и замер в ожидании. Ну отвечай, не молчи. На заглянувшую в дверь Лару я замахал рукой: не до тебя!

– Капитан Селезнев у телефона, – послышался вежливый голос.

– Мне нужен Горюнов Сергей Андреевич! – сказал я.

– Кто его спрашивает? – вежливо спросил тот же голос.

– Из Генпрокуратуры. Старший следователь по особо важным делам старший советник юстиции Турецкий Александр Борисович.

Тот замялся, сверился, видно, с моим номером, засветившимся на табло.

– Сергея Андреевича нет. Он взял двухнедельный отпуск.

– Когда… – похолодел я. – Давно?

– Два дня назад.

– Он в Москве? – спросил я, все еще надеясь, что Горюнов живет в Теплом Стане, под охраной спецназа.

– Нет, он, как обычно, отдыхает на Алтае, в лесу. Там его любимые места. Там он катается на байдарке, охотится… Он будет звонить, что передать?

– Что по нему тюрьма плачет! – не выдержал я. – Или могила! Пусть выбирает. Иначе доставим прямо из тайги под конвоем!

Я бросил трубку. Это, конечно, лишнее. Наверняка капитан Селезнев доложит Горюнову о моем звонке. И тот, чего доброго, продлит свой отпуск до бесконечности.

Что вообще происходит? Я все время опаздываю. На день или на два. Или на ход. Меня постоянно все опережают. На месте генерального я бы поставил вопрос о моем служебном несоответствии.

Хотя бы за один этот звонок. Ах мы, видите ли, вышли из себя! Мы привыкли, что все раскрываем, как по писаному! Мы не привыкли к неудачам! А посему, надо признаться самому себе: стареем, мол.

Все просачивается сквозь пальцы. Невозможно ничего удержать. Ведь еще пару дней назад Горюнов был в Москве. Что стоило предъявить ему уже готовый с Божьей помощью фоторобот?