Отмороженный - Фридрих Незнанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Надо взять себя в руки и кончать с этими капризами.
Я снова набрал номер Горюнова.
– Капитан Селезнев у телефона.
– Это опять я… – сказал я сдавленным голосом.
– Простите, кто это – я? – вежливо поинтересовался капитан Селезнев.
Спасибо, хоть не бросил трубку.
– Из Генпрокуратуры. Извините, что вам наговорил. Но дело есть дело, понимаете? Он нужен срочно. Даже больше чем.
– Когда? – осведомился капитан после паузы.
– Еще вчера, – сказал я.
– Понятно. Так что я должен ему передать?
– Во-первых, не то, что я наговорил, – сказал я. – Во-вторых, в его интересах будет с нами связаться. Пусть отдыхает там, где отдыхает, но пусть обязательно найдет возможность связаться со мной.
– А что-нибудь…
– Нет, ничего. Он чист. Просто нужен как свидетель – и ничего больше.
– Я передам, – сказал вежливый капитан и положил трубку.
Ночью в семейной казарме лейтенант Тягунов выяснял отношения с молодой женой. Преимущественно шепотом.
– Теперь запрешь меня здесь, да? – спросила Алла.
– Тебя запрешь…
– Ну, Павлик, здесь такая скучища. Я не спорю, я за тобой хоть на край света, как обещала… Но я все-таки Гнесинку закончила. Это когда еще ты у меня станешь министром или маршалом! А пока ты лейтенант – что хочу, то и делаю. Понял?
И тут же оба вздрогнули от смеха, донесшегося из-за фанерных перегородок, о которых они запамятовали.
– Чего захотела! – послышалось слева. – Маршалом… Я своего старлеем никак не сделаю.
– Так то ты! – отвечали справа. – У твоего лейтенанта папа не генерал, а сама писарю отказываешь… А кто ему понравится, того хоть генералом сделает. И никого не спросит.
Алла прыснула, прижалась теснее к мужу. Ну, попали… Все – всё слышат. Никакой личной жизни.
И тут под окном послышались переборы гитары. Чей-то голос запел «Серенаду» Шуберта.
Алла приподнялась на локте.
– Боже… Шуберт? В этой дыре? Кто так поет?
– Легок на помине… – ворчит справа мужской голос. – Писарь наш, кто еще. Как новенькая ему понравится, сразу серенады ей поет.
– Понравилась, значит! – торжествующе говорят слева. – Быть твоему Павлику маршалом, не иначе.
Женщины уже заливисто хохотали. Алла будто зачарованная встала и подошла к распахнутому окну. Серебряный свет луны освещал ее с головы до ног. На ней была белая, до пола, ночная сорочка. Павел невольно засмотрелся на жену. Она будто плыла по волнам в лунном свете. И за перегородками тоже замолчали, прислушиваясь к пению.
Алла села на подоконник и стала подпевать, сначала тихо, потом все сильнее, и вот уже зазвучал дуэт, слаженный и профессиональный.
Не видела Алла, как внизу, в кустиках, прячутся и томятся те самые солдатики, что катали ее на бронетранспортере, а потом не могли уснуть и вот пришли сюда, крадучись, чтобы еще хоть раз взглянуть на свою богиню-пассажирку. И они увидели ее, полуодетую, в окне.
Павел наконец вскочил, стряхнув с себя это наваждение, подошел к окну, взял жену за руку. Она покорно, продолжая напевать, обняла его за шею.
– Ах, какая ночь! И эта песня…
Павел бережно уложил ее в постель, подошел к окну, чтобы прикрыть его, и вздрогнул от неожиданности: на него в упор смотрела какая-то пожилая женщина в халате и в бигуди.
– О, только не прерывайте! Не мешайте им. Это так прекрасно, вы слышите? – Она склонила голову набок, прислушиваясь к невидимому певцу, который пел теперь один.
Павел сморщился, как от зубной боли. Куда он попал?
– Простите, а вы кто и что вам надо?
– Вы меня еще не знаете, вы недавно, только вчера, прибыли, зато я знаю о вас все и о вашей очаровательной супруге, у которой, оказывается, такой прекрасный голос… А я библиотекарша, Аглая Степановна, мечтаю создать у нас в части очаг культуры, к которому тянулись бы люди. А теперь вижу, что это мог бы быть маленький оперный театр, раз уж есть подобные голоса…
– Простите, мне завтра рано вставать, – сказал Павел и снова попытался закрыть окно. Но она обиделась и придержала его руку.
– Это вы меня простите, я не могла не сказать, как это было замечательно. А вы еще не привыкли к гарнизонной жизни. Мы живем здесь просто, сообща…
И тут из– за перегородки справа раздался недовольный мужской голос:
– Под одним одеялом спим. Да гони ее, лейтенант! Спать пора. Делать ей нечего! Очаг культуры…
– Вы глубоко не правы, Суровцев. – Библиотекарша попыталась просунуть голову в окно. – Я совсем не это хотела сказать. Но я вас прощаю…
Все рассмеялись, Алла громче всех. Библиотекарша растерялась.
– Простите, Бога ради. Спите, конечно. У вас нелегкая служба, простите и спокойной ночи.
– Фу! – Павел закрыл с треском окно, и Алла увлекла его на кровать, смеясь и целуя.
– Не будь злюкой. Подумай сам, она старая, озабоченная, увидела тебя, такого красавца…
Она перешла на невнятный шепот, но за ширмами и перегородками все услышали и стали комментировать.
– Да ладно вам, ребята! Чего стесняться! Личная жизнь после отбоя должна быть или нет? В уставе четко сказано…
– Вот Кругловы время не теряют, у них панцирная сетка, слышите?
Все примолкли и действительно услышали скрип и глухие стоны.
– Лучше, когда все одновременно, – сказал рассудительно Суровцев. – По команде. Тогда никто никого не слышит. И заканчивать тоже желательно вместе.
Алла беззвучно тряслась в смехе, прижимаясь к мужу.
– Ну так командуй! – сказал издалека чей-то веселый голос. – Все правильно говоришь.
– Готовы? – крикнул все тот же невидимый Суровцев.
Кто смеялся, кто возмущался, были слышны недовольные голоса, возня, но вскоре все стихли.
– Готовы… – сказал кто-то из дальнего угла, и все снова нервно рассмеялись.
– Исходное положение… – начал неугомонный Суровцев. – Кто сверху, кто снизу – заняли!
– Ну что ты? – шепотом спросила Алла мужа. – Они веселые, сам видишь… Ну хочешь, чтобы я сама? Не будь букой, ну!
Павел лежал на спине и безучастно смотрел в сторону. Она приникла к нему, целуя, и он постепенно стал отвечать тем же.
– Эй, новенькие, готовы, спрашиваю? – снова спросил все тот же Суровцев.
– Всегда готовы! – озорно выкрикнула Алла.
– Раз-два – поехали! – крикнул Суровцев.
Под смех затрещали, заскрипели под молодыми, горячими телами расшатанные койки и старые диваны. Потом смех стал стихать, переходя в стоны, и уже никто никого не слышал.
Тем временем бедные солдатики, потерявшие сон, приникли к окну офицерского общежития. Ничего не видно, все только угадывается и слышится… Они видят библиотекаршу Аглаю Степановну, приникшую к другому окну и тоже пытающуюся что-то рассмотреть.
Ребята переглянулись, потом достали заранее заготовленные маски. И когда она, вздохнув от увиденного и услышанного, а больше от угаданного, пошла через кусты к своему клубу, двинулись за ней вслед…
Она успела обернуться:
– Вам, мальчики, что, книги поменять? Так приходите завтра… Ой, а что это вы делаете, чего вы хотите?…
Сережа Горюнов между тем брел к себе в каморку, вздыхая на огромную луну – с темными щербатинами, как если бы с нее сшибли штукатурку. Теплая ночь, птицы поют… а перед ним по-прежнему стоит в окне прекрасная женщина и поет, откинув голову, зажмуря глаза.
Возле штаба едва не наскочил на поджидавшую его молодку.
– Ефремова, ты, что ли?
– Напугала? Сам же говорил… – Она боязливо оглянулась.
– Что говорил?
– Уже не помнишь, да? Я его тут жду-дожидаюсь, а он этой Тягуновой романсы распевает. А кто моего Кольку специально в наряд поставил, кто просил не знаю как, а теперь – забыл?
– Разве Коля в наряде? – Он рассеянно оглядел ее, хотя и сейчас видел лишь поющую Аллу.
– Какой-то ты забывчивый сделался. Ну что, мне домой идти или как? – Она зябко повела полными плечами, потом прикрыла наброшенным платком высокую грудь, на которую он уставился, что-то припоминая.
– Погоди… Это ты насчет квартиры в новом доме хлопочешь?
– Одна я, что ли?
Они направились в его жилище – пристройке возле штаба.
Там она стала деловито раздеваться, не включая света.
– Глаш, погоди раздеваться. Так сразу… Что-то я устал сегодня.
Но она уже торопливо срывала с него гимнастерку, потом припала к его груди, жадно целуя.
– Чего годить-то! Мой вот-вот заявится меня проверять. А отдельную квартиру ему подавай! Сам палец о палец не стукнет. Ну ты будешь трусы снимать?
Да уж, такая это ночь, полная тепла, лунного света, пения птиц и любви – разной.
Через какое-то время они замерли, потом одновременно сели, прислонившись друг к другу. Закурили.
– Твой Колька может проверить?
– Наверно, уже проверил… – махнула она рукой. – Да черт с ним. Мне главное, чтоб квартира отдельная, как ты обещал. И куда он денется.
– Не знаю, получится ли? – вздохнул Сережа, снова откинувшись на спину.
– Что значит – получится ли? – спросила она.
