Эрбат. Пленники дорог - Веда Корнилова

Ладно. Тебе, дорогуша, я отвечу. Иначе деревенские меня не поймут, да и поучить тебя уму-разуму совсем не помешает. Хотя если у кого в таком возрасте, как у вдовушки, ума нет, то в будущем он уже вряд ли появится.

Я стряхнула с головы извивающегося ужонка, и еще парочку успела ухватить на своих коленях. Еще двое уползли, но мне было достаточно и тех, что я сумела поймать. Спокойно встала, подошла к довольно улыбающейся вдовушке. Она, правда, что-то уловила в моих глазах, и счастливая улыбка сползла с ее лица. Поняв, что ее не ожидает ничего хорошего, вдовушка попыталась было отбежать в сторону, подальше от меня. Ага, как же… И двух шагов не сделала, встала на месте, как вкопанная. Стоит, от растерянности глазами хлопает, не понимает, в чем дело… Ничего, потерпишь, обезножила я тебя всего на несколько мгновений. Мне этого времени вполне хватит на то, чтоб высказаться, а тебе подобное надолго запомнится…

Подойдя к растерянной вдовушке, до которой стало доходить, что все идет не так, как бы ей того хотелось, я, смахивая с лица капли молока, произнесла как можно спокойнее:

— Извини, отдаривать тебя нечем. Слишком необычное подношение, а я не привыкла получать подарки просто так, не оставляя хоть что-то взамен. И еще: меня, знаешь ли, с детства учили не принимать ничего от неприятных людей, а ты как раз входишь в их число… Так что забирай назад, что принесла — и без дальнейших разговоров засунула за шиворот наконец-то испугавшейся вдовушке всех ужей, что извивались в моей руке.

Уже направляясь к дому, я услышала истошный визг за своей спиной. Орет так, что слышно, думаю, даже в Сером Доле. Я даже не представляла, что можно настолько дико визжать. Уши закладывает, того и гляди барабанные перепонки лопнут. Отошло, значит, онемение у бабы. Хоть бы ее удар не хватил… Да нет, все будет в порядке, хотя ума у глупой бабы, увы, так и не прибавится… Извини за неожиданность, дорогая, но я не отношусь к любителям гадких шуток или мерзких розыгрышей.

Ладно, смыть с себя молоко я всегда успею. Сейчас, присев на лавочку у дома, я с неподдельным интересом смотрела на то, что творится на моих глазах, хотя все происходящее можно описать одним словом — бедлам. Ничего не соображающая от ужаса вдовица, визжащие ей в тон девицы, оханье женщин, не знающих, кому сочувствовать, гогот парней, помогающих бедной вдовушке вытряхнуть из одежды извивающихся змей…

Все это продолжалось до тех пор, пока немного очухавшаяся вдовушка вновь не обрела возможность говорить, и пока не увидела меня. Вновь кинуться на меня она, конечно, остереглась, даже близко не подходила, держалась на расстоянии, но наслушалась я про себя от нее такого и в таких выражениях, что во мне вновь забурлила черная злоба, которую я недавно с трудом сумела обуздать…

Надо сдержаться, твердила я себе, сдержаться… Если не выдержу, разойдусь, то всем будет плохо. Да и люди, находящиеся здесь, ни в чем не виноваты. Может, эта дурная баба поорет и успокоится…

Хотя все плохо Она-то, может, и успокоится, а вот со мной дела обстоят куда хуже. Огонек ярости в душе разгорался все сильнее, и справиться с ним уже не было никакой возможности… Надо немедленно спрятаться от людей. Опрометью кинулась в дом.

Слышала, как Кисс кричит "Лиа!", но оборачиваться не стала. Быстрее в дом, забиться бы в какой темный угол, или в щель поглубже… А лучше найти иглу подлиннее и поострее. У хозяйки где-то были вязальные спицы… Куда она их засунула? И что это я не позаботилась пораньше о том, чтоб обзавестись длинной иглой? Совсем расслабилась от спокойной жизни… Хоть бы что острое отыскать! Может, еще успею до приступа…

Заскочивший вслед за мной в комнату Кисс все понял сразу.

— Лиа…

— Дай стилет — сквозь зубы процедила я. — Он у тебя…

— Зачем?

— Давай сюда… Быстрее!..

Длинный тонкий стилет был оружием слуги колдуна, ранившего Арна у лесной заимки. Киссу очень понравился этот изящный четырехгранник, прекрасное старинное изделие с необычайно крепкой и, в то же время, гибкой сталью. Чего стоили одни лишь удивительные по красоте накладки на рукояти стилета!.. А как удобно он лежал в руке!..

Но сейчас мне было не до разглядывания простых и в то же время совершенных линий… Успеть, успеть… Выхватив оружие из рук Кисса и рванув ткань рубашки на своем плече, я прикинула: так, мне надо ударить себя сюда же, в плечо… Вернее, чуть пониже…

Когда сознание вновь вернулось ко мне, то оказалось, что я лежу на кровати, причем не только связанная веревкой по рукам и ногам, но и привязанная этими же веревками к кровати. Это что еще такое? Или… И темно вокруг, ничего не видно…

— Ты как, немного пришла в себя?

— Кисс… — фу, Кисс здесь, рядом. Как хорошо… — Что тут произошло? Ну, пока я не в себе была…

— Много чего. Ты успела ослабить приступ, но не конца. Хорошо, что я заранее веревки припас. Так, на всякий случай. Как чувствовал… Вот он, этот случай, как нарочно и подвернулся. Еще повезло, что успел тебе руки — ноги скрутить, а заодно и к кровати тебя привязать. Впрочем, ты и сама пыталась сдерживаться, насколько могла, хотя уже ничего не соображала… Но руки ко мне потягивала, просила тебя связать, и не выпускать из дома. Иначе бы кое — кому не поздоровилось… Погоди, сейчас я эти путы разрежу… Опять у тебя руки затекли…

— А почему так темно? Я тебя еле вижу…

— Лис ставни закрыл.

— Зачем?

— Чтоб никто в окно не заглянул. — Кисс снимал с меня веревки. А они успели глубоко врезаться в тело… Видно, меня сильно трясло… — Ты хоть и успела себя ранить, но поздновато… В общем, как ты поняла, приступ у тебя все же был. Пусть и не такой сильный, как обычно бывает у эрбатов. Не знаю, как сказать…

— Я что, кричала?

— Вроде того. А если говорить точнее, орала. Что-то непонятное, и на чужом языке. Я, во всяком случае, ничего не понял.

— Ты не ничего не путаешь? Какой еще язык? Я, кроме нашего, не знаю ни одного…

— Не путаю. Ты говорила невесть что и рвалась бежать… Чуть кровать не разломала. Оттого мне и пришлось послать Лиса закрыть ставни и никого к ним не подпускать, чтоб не увидели ничего лишнего. Прибегали тут к нам местные выяснять, как у нас дела обстоят. Вот и пришлось к помощи Лиса прибегать… Он парень умный, знает, что сказать. Кстати, обиженная тобой особа еще долго не могла успокоиться, а уж шума подняла на всю деревню!

— Неплохо бы уточнить, кто из нас двоих кого обидел… Я имею в виду вдовушку и себя… А где наш второй парень?

— Толмач стоит у входа в комнату и тоже никому не дает войти.

— Непонятно, как это получается у мальчишки — никого не пускать? Тот же староста, если подойдет, отодвинет его в сторону без слов…