Дверь в глазу - Уэллс Тауэр

Тень наползает на киоск с китайскими пельменями. Флоридская ящерица, вскарабкавшись на баллон с пропаном рядом с окошком киоска, соскальзывает и сползает по эмалевому боку баллона на пятно въевшейся ржавчины. Ящерица трется о ржавчину брюшком, от чего ей становится тепло, и ее шкурка цвета молодой листвы становится цвета листвы опавшей.

Ее возню замечает семилетний Генри Лемонс — он подходит и, сложив ладони лодочкой, снимает ящерицу.

— Что у тебя там? — встав за спиной у Генри, спрашивает десятилетний Рэнди Клотч.

Мальчики только сегодня познакомились. У Джима Лемонса, отца Генри, и Шейлы Клотч, матери Рэнди, здесь было назначено свидание вслепую. Джим Лемонс — специалист по маркетингу в фирме в Нортон-Бич, в двух милях езды отсюда. Сестра Шейлы, Дестини Клотч, работает в справочной службе — она и устроила свидание.

Совместный вечер проходит очень хорошо — слишком хорошо для Генри и Рэнди, которые сорок минут уже слоняются по аллеям, наблюдая, как их родители раз за разом поднимаются на колесе обозрения. Они видят волосы матери Рэнди — до того светлые, что отливают белым, — и желтую бейсболку, которую Джим Лемонс надел, чтобы скрыть залысины.

Генри прижимает ящерицу к груди.

— Ничего. Просто ящерка.

— Да ну? Хамелеон? Какого цвета? — спрашивает Рэнди. — Дай сюда.

Генри бережно приоткрывает кулак. До чего милая ящерка! Уголки ее рта, хотя у нее и губ-то нет, приподнимаются в хитрой тонкой ухмылке, словно ей нравится находиться в плену у Генри. Грудка часто пульсирует, мягко касаясь грязных складок на большом пальце мальчика. Единственное, что выдает ее тревогу, — цвет шкурки становится все бледнее. Может показаться, что она просто зеленая, но Генри Лемонс, поднеся ящерицу близко к глазам, видит, что кожа у нее не однотонная, а состоит из мозаики крошечных желтых и синих чешуек.

— Никакого, — отвечает он Рэнди.

— Фигня, дай сюда, — говорит тот и хлопает Генри по зажатому кулаку.

— Не фигня, ты, жиртрест! Убери руку. Это мое.

Рэнди Клотч краснеет. При своих ста семидесяти фунтах он самый толстый десятилетний мальчик на всей ярмарке Индиан-Ривер, а возможно, и самый толстый десятилетний мальчик во всем округе Индиан-Ривер. Руки — как кегли для боулинга. Грудь колышется при ходьбе. На ноге тяжелый синий гипс. Две недели назад, когда он долбил по газетному автомату, пытаясь вытрясти монету, автомат упал на него и сломал кость под самой коленкой.

Рэнди привык к насмешкам по поводу веса, но со стороны Генри было нечестно смеяться над ним именно сейчас, когда он в гипсе. Что было еще обиднее толстяку Рэнди, так это то, каким красавцем был Генри. Худенький, с темными блестящими глазами, как у жеребенка. Его очарование лишало взрослых дара речи. Рэнди Клотчу хочется ударить Генри Лемонса, но красота Генри излучает такую силу, что удерживает Рэнди. Такая же нерешительность охватывает его всякий раз, когда он, бросаясь камнями в автомобили, едущие по широкому шоссе неподалеку от своего дома, вдруг видит, что среди них проезжает совсем новенькая дорогая машина.

— А я дам тебе за нее два билета, — предлагает Рэнди Клотч, делая вид, что пропустил оскорбление мимо ушей.

Генри говорит, что на два билета ни на чем не прокатиться. Даже на тряском шетландском пони вокруг колышка стоит три. А еще объясняет, что билеты во влажной руке Рэнди и так, по сути, его, Генри, потому что если бы отец Генри не накупил на две полусотенные билетов им обоим — Рэнди и его маме, — у него не было бы билетов вообще.

Рэнди хватает мальчика за запястье и сжимает его кулак, чтобы раздавить зажатую в руке ящерицу. Генри издает такой пронзительный звук, что Рэнди невольно отпускает его, и Генри бросается наутек. Он проносится мимо «Безумного чаепития» — его крик тонет в звуках «Огненного шара», — мимо «Настоящей гориллы» и «Пиратской шхуны». Он ныряет в проход между «Экстримом за пять центов» и «Поездом призраков», через колоннаду туалетных кабинок для служебного пользования. И вот он уже в трейлерном парке, где свет внезапно пропадает, если не считать оранжевых бликов на подножках неподвижных фургонов, слабо различимых в дизельном смоге.

Генри выжидает в темноте, прислонившись к решетке радиатора, облепленной высохшими насекомыми, и смотрит, как вращается колесо обозрения. Отца он не видит, но знает, что он вон на том медленно вертящемся круге. Он решает подождать, пока колесо не обернется сорок раз — сорок, выбирает Генри, потому что столько лет его отцу. Досчитав до восемнадцати оборотов, сбивается со счета и начинает заново. Ящерица царапает ладонь. Досчитав до двадцати двух, Генри замечает, что кто-то наблюдает за ним из столба темноты между сортирами. Поняв, что мальчик заметил его, человек подходит к Генри. Тот пугается: вдруг это хозяин трейлера, к которому он прислонился, вдруг хочет поймать Генри за то, что он ошивается здесь, где нельзя гулять даже с оранжевыми билетами в кармане.

Человек спрашивает, чего ему здесь нужно, и Генри рассказывает, что за ним гоняется Рэнди Клотч. Тот кивает, точно знаком с Рэнди Клотчем, точно из-за какого-то зигзага времени он сам пострадал от рук Рэнди, когда был маленьким. Он говорит, что здесь Рэнди их не найдет, а если и найдет, то он с ним разберется. Генри усмехается, ему бы даже хотелось, чтобы Рэнди забрел сюда — посмотреть, что из этого выйдет. Человек закуривает. С беспокойством на лице он оглядывается на ярмарку. Потом говорит Генри, что если так подумать, лучше бы им спрятаться на время, пока все не успокоится. Теперь Генри начинает волноваться и спрашивает, точно ли все будет в порядке. Да, отвечает человек, он знает одно место — и отводит Генри в крайнюю уборную, положив твердую, теплую и надежную, как грелка, руку мальчику на спину.

Туалетная кабинка из желтого пластика, фирмы «Ханипот». Человек захлопывает дверцу.

— Ну вот, теперь все в порядке, — говорит он и закрывает дверцу на задвижку.

Пластиковая дверца покоробилась от жары и старости. Косой квадрат коричневого света пробивается под дверцу. В полутьме Генри видит пряжку на ремне: серебряный диск с круглым синим камнем посередине.

Ящерица выскальзывает из разжавшейся ладони Генри и убегает через щель под дверцей. Снаружи она устраивается в ямке в песке, еще хранившем тепло солнечных лучей.

Теплые, влажные ночи вроде сегодняшней не нравятся Леону Депэйни, механику «Пиратской шхуны». Леон — здоровяк: голова размером с пожарный гидрант и ладони — каждая с блюдо. Ночная жара раздражает покрасневшие от псориаза руки, и он сидит в своей будке, толстым, как дранка, ногтем расчесывая красные пятна так, что на черную металлическую консоль сыплется шелуха. Ему шестьдесят три, он пережил три инфаркта и теперь не пьет — только пиво. Ностальгируя, он время от времени собирает чешуйки отмершей кожи в дорожку, прикидывая, сколько бы это сейчас стоило, будь оно кокаином.

Молодой человек по имени Джефф Парк стоит у ограды, разглядывая рукописную табличку «Требуется помощник».

Вид Джеффа Парка Леону не нравится: не нравятся его парусиновые туфли и прядь волос, спадающая на глаз. Леон предпочитает нанимать людей в стесненных обстоятельствах, бегущих от судебных распоряжений на солнечные пляжи к прохлаждающимся там бездельникам. Его помощник с «Пиратской шхуны» скорее такого типа: тощий детина по имени Эллис, все скалится, себе на уме, и Леону не приходится ломать голову, что же он за птица. Вот и сейчас Эллис должен оттирать блевотину с пола аттракциона, но, воспользовавшись прибытием Джеффа, он откладывает швабру и усаживается пообедать говяжьим супом, который глотает холодным прямо из жестяной банки.

Команде Леона этим вечером как раз недостает одного человека, после того как другой его помощник отлучился помочиться, да так и не вернулся. Леону нужно нанять нового работника, пока они снова не тронутся в путь через два дня, разобрав аттракционы.

— Эй, приятель, ищешь работу? — Голос здоровяка звучит так, будто работает на бензине.

— Да, наверное, — отзывается Джефф. — Сколько платишь?

Здоровяк окидывает его взглядом. Своей рукой он мог бы запросто обхватить руку Джеффа дважды.

— Не боишься грязной работы? Таскать можешь?

— Пойдет. Спрашиваю, сколько платишь?

— Восемьдесят баксов в неделю, без выходных. — Он смотрит, как тот отреагирует на такую мизерную плату.

— Годится, — отвечает Джефф, и Леон понимает, что парня совсем прижало. Должен был поторговаться до ста пятидесяти.

— Есть будешь?

Молодой человек кивнул.

Здоровяк порылся в кармане и достал десятидолларовую купюру.

Джефф смотрит на деньги.

— Серьезно?

— В пятницу она ко мне вернется, — говорит Леон и перечисляет еще несколько сумм, которые вычтет из его зарплаты: тридцатка за рубашку и шляпу, пятнадцать за удостоверение, сорок в неделю за койку в трейлере.