Дверь в глазу - Уэллс Тауэр

Молодой человек кивнул.

Здоровяк порылся в кармане и достал десятидолларовую купюру.

Джефф смотрит на деньги.

— Серьезно?

— В пятницу она ко мне вернется, — говорит Леон и перечисляет еще несколько сумм, которые вычтет из его зарплаты: тридцатка за рубашку и шляпу, пятнадцать за удостоверение, сорок в неделю за койку в трейлере.

Джефф Парк только моргает. Его пятнадцать секунд как наняли, а он уже задолжал здоровяку восемьдесят пять баксов.

Эллис отбрасывает сигарету и сбегает с верхней палубы, чтобы взглянуть на новичка. Это высокий малый тридцати с небольшим лет, но лицо его похоже на бумажный пакет, смятый грязной рукой.

— Тебя как звать? — спрашивает Эллис.

— Парте, — отвечает за него Леон.

— Нет, — поправляет Джефф, — Парк. Без «эс» и с «ка» на конце.

— Типа как идти в парк, — говорит Эллис.

— Ну да.

— Неплохо, мне нравится.

— А зачем идти в парк, когда и здесь полно девочек, а? — гремит из будки Леон и смеется, от чего дорожка из шелухи рассыпается.

Когда Шейла Клотч сходит с колеса, ей кажется, что, может быть, она уже немножко влюблена в Джима Лемонса. Они пару раз целовались там, наверху, и на большой высоте, над сеткой ярмарочных огней это казалось ей чем-то серьезным. Он был осторожен с ее телом, не то что бывший муж, который хватал ее так, словно пытался вырвать путевку туда, где никогда больше не придется прикасаться к женскому телу. Джим Лемонс не такой. Это ей пришлось положить его руку себе на бедро, сам бы он ни за что этого не сделал. Ей нравятся его застенчивость, его очки, его руки — мускулистые, но почти без волос. Ей хотелось бы пригласить его к себе, усадить детей за Нинтендо, а самим посидеть на крошечном бетонном балкончике, потягивая дорогой голубой ликер, который у нее припасен. А если смешать его с энергетиком, наутро не будет никакого похмелья.

Рэнди, ее сын, ждет у входа, один, корябая гипс. По его виду мать понимает, что они с Генри Лемонсом поцапались.

— Да что за черт, тебе десять, ему семь, ты должен был присматривать за ним.

— Он назвал меня жиртрестом, мам! — ноет Рэнди Клотч.

— Я тебя еще не так назову, — шипит она. — Ему семь, и ты позволил ему убежать.

Через двадцать минут Джим Лемонс находит сына в одной из аллей, где человек в галстуке-бабочке демонстрирует ему фокус с таинственным исчезновением платка.

Генри не особо распространяется о том, что произошло в уборной, но говорит достаточно. Джим не верит ему до конца. Он знает, Генри — отпетый врунишка, а красота сделала его коварным и злопамятным, как какую-нибудь кинозвезду. Когда Генри приходит к Джиму, из банки с мелочью всегда пропадают горстки монет. В последний раз Генри уверял, что из стока раковины высунула хвост гремучая змея, и просился обратно к матери. Все выходные он не желал отказаться от своей выдумки, даже после того, как отец его за это отшлепал. Джим и сейчас подозревает, что сын все сочинил, чтобы испортить ему свидание. Но у Генри пропала одна туфля и трусы, от чего вся история начинает нехорошо попахивать правдой.

Джим подводит Генри к полицейскому, который дежурит в будке, наблюдая за порядком. Приезжают еще полицейские. Патрульный говорит Джиму Лемонсу, что им с сыном придется проехать в город, в участок, чтобы записать показания и провести осмотр.

Генри не плачет, даже не собирается, но из глаз Шейлы Клотч слезы так и льются, словно она пробуется на роль. Тушь течет прямо по шее. Она долго и крепко сжимает Джима в объятиях. Ее вытравленные волосы отдают горелой пластмассой, от нее разит джином, который они пили на колесе, пополам с лимонадом.

— Джим, я поеду с вами в участок, — говорит она. — Я побуду с тобой. Я хочу поехать.

А Джим хочет, чтобы Шейла исчезла прежде, чем полицейские заметят, как она набралась.

— Не думаю, что это потребуется, — говорит Джим официальным тоном.

Он оставляет ее и направляется к ожидающему патрульному, который советует им с Генри ехать в его машине. Джим Лемонс понимает: полицейский беспокоится, что отец может сделать что-то с уликами, которые остались на мальчике, — но он так подавлен событиями этого вечера, что даже не обижается.

Патрульная машина покидает парк аттракционов, проезжает мимо стоянки, к окружной дороге, где звезды отвоевывают у ярмарки небо себе обратно.

— Как ты, индеец? — спрашивает Джим Лемонс у Генри, который напевает под нос мелодию из телесериала.

— Нормально, — отвечает Генри бесцветным голосом, лишая Джима возможности утешиться, утешая его.

Джим Лемонс старается не думать, что мог пережить Генри там, в туалете. Чтобы отвлечься, он концентрируется на том, что давно должен был позвонить бывшей жене. Расставание их было не из легких. Она потратила кучу денег на адвокатов, чтобы Джим не мог видеться с Генри больше двух дней в месяц. Когда он разрешил Генри посмотреть «Гарри Поттера», она потребовала у родительского координатора вдвое сократить это время ввиду его безответственности. Джим Лемонс боится, что месяцы, может, годы пройдут, прежде чем он вновь увидится с сыном. Вот так он и запомнит Генри перед долгой разлукой: одной туфли нет, глаза бессмысленные, как пятицентовики.

Он почесывает шею. Небольшая красная вмятина, там, где Шейла Клотч прижималась к нему большой серьгой, зудит.

Вот как Джефф Парк оказался на аттракционах.

В пятьдесят восемь лет мать Джеффа познакомилась с кем-то по компьютеру и переехала к нему во Флориду, в Мельбурн, в большой дом с видом на пляж. Джефф был в Финиксе, отдыхал на каникулах, и мать зазвала его к себе на неделю-другую.

В Мельбурне жизнь пришлась ему по вкусу: целая маленькая трехкомнатная квартира для него одного и внизу, вдоль пляжа, целых пять баров, где женщины расхаживали в купальниках. В саду на заднем дворе мамин новый муж вырастил чудесное дерево: апельсин, мандарин, сацума, кумкват и грейпфрут, привитые на лимонное дерево, на каждой ветви — свои плоды. По утрам Джефф выходил и набирал фруктов, из которых потом давил сок, густой и теплый от солнца.

Матери тоже было хорошо в этом доме. В бассейне она согнала пятнадцать паундов. Она стала не такой дерганой и больше не бесилась, если Джефф обыгрывал ее в криббидж, в который они каждый день играли после обеда. Джефф задержался у нее на четыре месяца и решил, что может позволить себе задержаться и еще на четыре, а то и больше.

Мамин новый муж, Дэвид, был человеком неразговорчивым и не часто общался с Джеффом Парком. Окулист на пенсии, на исходе седьмого десятка, он все время проводил в оранжерее, где выращивал пионы для выставок, тяжелые и красные, как сердце теленка.

День сменял другой день, а мужчины так и не обменивались ни словом. Но на прошлой неделе он как-то пришел в комнату к Джеффу и обратился к нему.

— Джеффри, ты не мог бы оказать мне одну услугу? — С этими словами он поставил на его тумбочку банку с полировочным воском.

И три часа рассерженный Джефф провел под жарким солнцем на белой бетонной площадке у входа, натирая воском стариковский «Вольво» и фургончик «Ауди», подаренный его матери.

Сегодня Джефф отдыхал на террасе, читал журнал, и тут подъехал Дэвид на пикапе «Шевроле» и вручил Джеффу еще банку воска. Как он объяснил, машина принадлежит его знакомому из вокального квартета, у которого больные руки.

— Вы хотите, чтобы я натер тачку вашего приятеля? — уточнил Джефф.

— Верно.

Джефф посмеялся и снова погрузился в чтение. Сказал: «Мило», — на что старик залепил ему не слабую пощечину. После чего в ход пошли ноги, и на кирпичном полу террасы случилась потасовка. Седой джентльмен исторгал слюну и ненависть, скопившуюся за четыре месяца. Джефф уложил Дэвида на лопатки и придавил его жилистые руки коленями. Он не хотел бить Дэвида, надеясь, что через минуту-другую горячка отпустит отчима, но из того по-прежнему валил дым, он весь побагровел, пытаясь высвободиться.

Мать выбежала и причитала у бассейна. Джефф сказал старику, что сейчас уйдет — и с террасы, и из этого дома от греха подальше. Дэвид закрыл глаза и кивнул. А когда Джефф отпустил руки отчима, тот дернулся, пытаясь укусить Джеффа за яйца. Но промахнулся, и его челюсти сомкнулись на внутренней стороне бедра Джеффа как раз там, где задрались шорты. Прокусил до крови. В тот момент Джефф и решил врезать старику, много раз врезать.

Когда все было кончено, темная кровь лилась из уха старика, а у Джеффа в ноге была дырка. Джефф Парк поднялся, собрал вещи в сумку и вышел, пройдя мимо матери через оранжерею, где как раз включились распылители.

Детектив останавливается у «Шхуны», узнать, где находились этим вечером в пятнадцать минут седьмого Леон и Джефф Парк. Леон отвечает, что он был прямо здесь, сидел на своем месте, где его видели не менее сотни поганцев. Джефф Парк говорит, что шел по обочине трассы № 1 из Мельбурна.