Удел сироты - Роберт Бюттнер

Нил, дающий жизнь, проходил через самое сердце Каира. Южная стена кратера, возникшего в результате бомбардировки, дамбой перегородила реку, устроив наводнение. Первый раз со времен фараонов Нил обмелел. Правительство и средства массовой информации в Каире, которые могли бы предупредить население и организовать эвакуацию, исчезли во время удара.

И поток, хлынувший в город, смыл более миллиона жизней. По большей части погибали дети, их маленькие спящие тела уносил поток…

Я крепче обнял Уди.

Мы приземлились на посадочной полосе, расположенной за пределами пригорода того поселения, что теперь носило название Каир. Я на руках отнес Уди вниз по трапу. Пигалица плакала. Дедушка и бабушка Уди, а так же шесть его тетушек исчезли в один миг во время удара…

Посадочная полоса на которую мы опустились, была вырыта бульдозерами прямо посреди пустыни, и, выходя из самолета, мне пришлось прикрывать глаза от песка, который нес ветер.

Идущая впереди меня Твай, вытянула руки по швам и присвистнула.

У меня аж челюсть отвисла. Прямо перед нами поднимались пирамиды.

Пигалица остановилась рядом со мной, вытирая слезы.

– Те, кто здесь не был, не ожидают, что окажутся так близко к Каиру.

Да, это был Каир. И пирамиды стояли по-прежнему неподвижные и безмолвные.

– Египтяне говорят: «Весь мир боится времени, но время боится пирамид». Добро пожаловать в Египет. Я – Гаджи, – наш гид, усатый египтянин, чья улыбка сверкала золотым резцом, подкатил нашу машину выкрашенную в голубой цвет ООН – дизельный реликт, который он назвал «Хаммером»[47]. На таких машинах люди ездили в далекой древности. Моя голова мотнулась назад, когда «Хаммер» рванул с места, а потом – вперед, когда гид переключил коробку скоростей. Гаджи явно было наплевать на красоты древности.

Время которого сами пирамиды должны бояться – время, проведенное в «Хаммере». Эта машина ехала словно телега, запряженная волами. Я понял это после того, как Гаджи загнал наш «Хаммер» в яму грязи, и нам и в самом деле пришлось пересесть на повозку с волами. Это путешествие с Твай показало мне, что большая часть стран испытывала недостаток в технических специалистах и именно поэтому не могла строить космические корабли.

Наша первая остановка была у западного края кратера, образовавшегося после удара. Пигалица оставила Уди в «Хаммере». Где-то там, в этом кратере покоились остатки семьи Уди, те, с кем ему так и не пришлось познакомиться.

Я посмотрел на кратер пяти километров в диаметре, плоский, словно Большой Каньон Колорадо. И словно в Большом Каньоне Колорадо, через него текла река.

Гаджи показал на широкий Нил и на маленький кратер внутри большого, на южной стороне.

– Слава Аллаху, что Соединенные Штаты пробили дорогу Нилу. Многие в городе умерли во время того наводнения.

Американская ракета с ядерной боеголовкой разнесла часть южной стены кратера и открыла Нилу дорогу на север, к Средиземному морю. Но, скорее всего многие египтяне попавшие в переплет были еще живы, когда президент Айронс приказала нажать на ядерную кнопку. Может, именно Маргарет Айронс убила семью Пигалица? Но кто мог сказать, что решение Айронс сбросить атомную бомбу на Каир, ради спасения миллионов египтян, неверно? Однако в итоге Маргарет Айронс вынуждена была уйти в отставку. Однако со своей работой она справилась. У меня комок подкатил к горлу. Звезды на моих плечах весили тонны. Я хотел снова стать простым рядовым.

– Сорок лет назад никто бы не поверил, скажи кто-нибудь, что мусульмане будут благодарны США, за то, что те взорвали ракету с ядерной боеголовкой посреди самого большого мусульманского города, – покачала головой Твай.

Мы потратили час, добираясь до мэра Нового Каира, муниципалитет которого располагался в куонсетском ангаре[48]. Он приветствовал меня в арабском стиле, поцеловав в каждую щеку. А потом он покосился на Пигалицу, словно хотел узнать, была она замужем или нет. Все это напоминало видение кровосмесительной menage a trios[49], и вызывало тошнотворные чувства. Потом египетский министр иностранных отношений показал нам пирамиды. Пигалица всю дорогу болтала с ним на арабском.

К концу поездки даже Твай стала улыбаться. Похоже, мы склонили на свою сторону исламистов, совершили победное шествие, как Грант входящий в Ричмонд.

Чуть позже Гаджи загнал наш «Хаммер» в грязь по самые оси. Эти случилось к югу от Каира, там, где шла реконструкция долины Нила. Закатав штанины, я босиком, в форме генерала США, вылез наружу и попытался посмотреть, не удастся ли нам самим вытолкнуть машину. Человек в тюрбане, по лодыжки стоящий в навозе и роющий землю мотыгой с удивлением уставился на меня. Потом он подцепил мотыгой ком грязи и швырнул его в мою сторону. Очевидно, не все мусульмане были нам благодарны.

Я позвал Твай, и она высунулась из окна «Хаммера».

– Это – ортодоксальный исламит?

– Похоже на то. В этой стране политики никогда не сравняться по популярности с религиозными деятелями.

– Я думаю точно так же.

– Уондер, не могу понять, что тебя все время беспокоит? – вздохнула Твай.

Я вытащил ногу из грязи с неприятным хлюпающим звуком.

– Трудности жизни.

Вскоре мы вернулись назад в США, но самолет доставил нас не на мыс Канаверал, а в Вашингтон. Пока Пигалица и Уди дремали, я спросил Твай:

– Вам не кажется странным то, что те, кто в Египте пережил нападение слизней ездят на телегах с волами, в то время как мы, устраивая рекламную компанию, летаем на самолете, топлива которого хватило бы на то, чтобы обеспечить всех их на год?

– Странным? – улыбнулась Твай. – Вы начинаете понимать, почему мир не может позволить себе содержать таких дорогих, как вы, солдат. К тому же я не думаю, что подобные перелеты слишком расточительны. По крайней мере, это необходимая расточительность. Вы и лейтенант Муншара-Мецгер должны завтра утром появиться в Вашингтоне. Только самолет мог утром отвезти вас в Египет, а вечером доставить обратно.

Когда мы в лимузине ехали в наш отель, Пигалица посадили Уди на колено и спросила у меня:

– И что ты обо всем этом думаешь?

– Думаю, весь мир превратился в огромный сортир. Думаю, нам нужно потратить все деньги на реконструкцию этого мира. И при этом я считаю, что каждое второе пени надо тратить на оборону. Я считаю, что политика – невозможное балансирование и ненавижу ее. Кроме того, я считаю, что добром все это не кончится.

Она вздохнула.

– Может то, что случится завтра заставит тебя думать по другому.