Грибница - Дикий Носок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вероника, почувствовав свободу, сорвалась, наконец, со стула, побежала к распахнутой двери и остановилась, оглянувшись на папу. Тот стоял на коленях над поверженным врагом и молотил его кулаками куда попало: «Ах ты, тварь, мразь, подонок, сука, падла, паскуда.» На каждое ругательство приходился свой удар. Михаил Иванович защищаться не пытался. Он скрючился в позе зародыша, закрывая руками лицо и подтянув колени к груди. Таким папу девочка еще не видела. Как ни страшно ей было до этого, теперь стало еще страшнее. Ника в панике выглянула на улицу, потом посмотрела на папу и снова на улицу. И вдруг увидела на дороге человека.
«Дяденька, дяденька!» – бросилась к нему девочка и уцепилась за руку. – «Там … там…» Задыхаясь, она потащила незнакомца за собой, и тот послушно пошел. Потом, заслышав звук драки, побежал.
***
Юрик сидел на табуретке, прижимая к наливающейся багровым скуле алюминиевую ложку и сердцем чувствуя, что это совершенно бесполезно. Рассеченная бровь уже не кровоточила. Другого видимого ущерба заметно не было.
Испуганная и притихшая Вероника притулилась на соседней табуретке, словно птичка на жердочке. Покрасневшими глазами она наблюдала за отцом, расхаживающим туда-сюда по кухне и то и дело вскидывающим руки к голове: «Уму непостижимо. Ей всего 8 лет. Восемь лет.» Он интенсивно постучал себя по лбу: «Как я мог быть таким дураком! Я даже подумать не мог. О, Господи!»
Юрик, самонадеянно бросившийся разнимать драку, моментально получил от Олега по морде и был отброшен прочь, чтобы не путался под ногами. И если бы не Вероника, забившаяся в истерике, непременно стал бы свидетелем смертоубийства. Олег тогда поднялся, с остервенением пнул мерзавца на полу, подхватил дочь на руки и начал укачивать, точно малыша. Но успокоиться не мог еще очень долго: метался, точно тигр в клетке, ревел, фырчал, стонал, ругался. Мимоходом сунул оторопевшему Юрику руку для знакомства: «Олег.»
«Может пойти проверить живой он там?» – предложил Юрик.
«Если пойду – убью. Ничего, оклемается. Такие гады живучие, просто так не дохнут,» – заявил Олег.
Гада они связали. Ноги – его же ремнем, вынутым из брюк. Руки – подтяжками, найденными в комоде. После недолгого размышления еще и примотали к стулу, чтобы сидел смирно и не дергался, пока они не решат, что с ним делать. Бежать или хотя бы кричать Михаил Иванович не пытался. Он был жалок, сломлен и ничтожен: лицо в подсыхающей крови, из разбитого рта стекает струйка слюны, как у голодного бульдога, по-прежнему расстегнутые штаны телепались на по-женски широких бедрах, окаянный отросток незаметно съежился в паху. Более всего сейчас он напоминал раздавленного слизня.
«Он может заявление в милицию написать,» – предостерег Юрик нового знакомого.
«Заявление?» – нехорошо усмехнулся Олег. – «О, он будет молчать в тряпочку, тварь. Будет сидеть тише воды, ниже травы и трястись, что я напишу.»
«А ведь надо написать,» – возразил Юра. – «А то он, ну… К другим детям полезет.»
«Не полезет,» – мрачно заявил Олег. – «Он теперь из дома носа не высунет. В милицию мы не пойдем, но всем о нем расскажем, чтобы детей берегли. С Тоньки и начнем,» – стукнул он кулаком в стену условным стуком.
Недовольная всем и вся последнее время Антонина явилась через пять минут. Выслушав новости, плюхнулась на свободный табурет и открыла рот от изумления.
«Ничего Вы никому не скажете,» – решительно заявила она. – «Совсем мозгов что-ли нет?»
«Почему?» – хором удивились мужчины.
«А о ней Вы подумали?» – ткнула она пальцем в Веронику. – «Иди ка, кстати, телевизор посмотри. Нечего тут уши греть.»
Выпроводив девочку, Тоня прикрыла дверь и продолжила: «И как она жить после этого будет? Хотите, чтобы на нее весь город пальцем показывал после такой-то славы? Было, не было, неважно. Люди все равно языками чесать будут, а девчонку и вовсе поедом съедят. Как ей после этого жить? Как замуж выходить? И вообще.»
Мужики присмирели. Столь далеко идущие перспективы им в головы не приходили.
«Тут нормальной то замуж не выйдешь,» – продолжала развивать наболевшую тему Антонина. – «Мало того, даже не поймешь, чем нехороша. Как в стенку стучать, так это всегда пожалуйста, а как жениться …»
«Антонина,» – взревел Олег. – «Не начинай. Только не начинай снова. А то я сегодня кого-нибудь все-таки убью.»
«Ох уж эти бабы,» – скривился он вслед стремительно убежавшей в слезах женщине. – «Рехнуться можно. Совсем помешалась последнее время на этом замужестве. Твоя не дурит?»
«Уже нет,» – безмятежно отозвался Юра. – «Но тоже была озабоченной.»
«Слушай,» – Олег внезапно остановился, схватил табуретку и присел напротив гостя. – «А ты не обращал внимания, что все вокруг стали какими-то сумасшедшими. Ну вроде как помешанными на чем-то своем?»
«Да нет,» – пожал плечами Юрик.
«Э, ты просто внимания не обращал. А ты присмотрись. Присмотрись повнимательнее. Как тебе, например, тот придурок, что свою канареечную машину каждый божий день намывает? Или та бабка, что вперлась в автобус с ведром, тряпкой и бутылкой белизны и давай поливать все вокруг. Сплошная антисанитария, мол, микробы стадами бегают. Думаю, она прямо из автобуса в психушку и загремела. Да чего там далеко ходить?» – в азарте начал загибать пальцы Олег. – «Тонька на замужестве помешалась. Хотя это, может, и нормально, как ни странно. Ника моя уроки учит чуть ли не круглосуточно. Она, конечно, умничка. Но не до такой же степени, чтобы вместо «Ну, погоди!» примеры решать. Не родился еще такой ребенок. А я сам? Я тоже, между прочим, в психа превратился. Часа спокойно прожить не могу, все время думаю, как бы чего с Никой не случилось. Все время ужасы мерещатся. То ее машина, как будто бы сбила, то током ударило. В общем, то понос, то золотуха. Так и бдю за ней, словно цепной пес. Я и сегодня то ее, считай, нюхом нашел. Слава Богу. Мое помешательство вышло кстати.»
Молча слушавшего до поры Юру осенило. Можно ли счесть Женьку помешанной? На трахе? Очень даже да. С тех пор как он ничего не может, она и носу не кажет.
«И это еще цветочки. – «Люди умирают. И убивают ни с того, ни с сего. Сходят с ума и убивают. Идея-фикс ведь у каждого своя. У кого страх за дочь, у кого
